Здесь обитают призраки
— Я вполне это сознаю. Я заметил это в первую же нашу встречу. И весьма восхищаюсь этим свойством вашей натуры, мисс Кейн. Однако надеюсь, что увиденное не потрясло вас чрезмерно.
— Грешно ли говорить, что, по моему мнению, этот человек с благодарностью принял бы избавление от боли?
Мистер Рейзен слегка вздрогнул, будто замечание мое почел святотатством.
— Я, разумеется, понимаю, — сказал он. — Но нам не надлежит так говорить. Не во власти человека решать, кому и когда отправляться в мир иной. О том вправе судить лишь Господь Бог. В конце концов, нарушение этого закона естества и привело Сантину Уэстерли на виселицу, а Джеймса Уэстерли обратило в живого мертвеца.
— Мы на днях ездили в Большой Ярмут, — сменила курс я.
— Мы?
— Мы с детьми.
Он кивнул, просветлев:
— Превосходная мысль. Конечно, детям на пользу дышать свежим воздухом, вдали от этого дома. Всякий раз я отмечаю, как ужасно бледен Юстас. Изабелла смуглее; надо думать, в мать. Но Юстас — воплощенный Уэстерли.
— Мне кажется, детям понравилось, — согласилась я. — Весьма любопытный был день.
— Между прочим, моя мать родилась в Большом Ярмуте, — продолжал мистер Рейзен, проникаясь интересом к предмету. — Когда я был мал, мы порою ездили туда на выходные. У бабушки с дедушкой имелся там замечательный дом. — Он улыбнулся, затем усмехнулся — без сомнения, его посетило некое приятное детское воспоминание. — Мы с братьями и сестрами чудесно проводили время. — Он хлопнул себя по колену. — Насколько проще была жизнь, — прибавил он упавшим голосом. — Боюсь, современность чрезмерно требовательна к нам, вы не находите? Подчас год тысяча восемьсот шестьдесят седьмой внушает мне отвращение. Все мчится так ретиво. Перемены так стремительны. Тридцать лет назад, когда я был ребенком, жизнь нравилась мне больше.
— Мы заходили в церковь, — перебила его я, не желая отвлекаться на дискуссию о том, как разочарован стряпчий нашей эпохою. — Изабеллу весьма туда влекло. Оказалось, она желала посетить некую могилу.
Мистер Рейзен нахмурился:
— Изабелла? Что за могила ей понадобилась в Большом Ярмуте? У нее нет там родни.
— Могила Энн Уильямс.
Лицо его вытянулось.
— А, — кивнул он. — Мисс Уильямс. Разумеется. Я и забыл, что она тоже из Большого Ярмута.
— Родилась в сорок шестом, умерла в шестьдесят седьмом, — процитировала я надгробную надпись. — Мы с нею одногодки. Двадцать один. (Он не без удивления воззрился на меня, и на миг мне почудилось, будто ему хватит неучтивости отметить, что он полагал меня старше. Впрочем, он смолчал.) Мисс Уильямс, насколько я поняла, была третьей гувернанткой Годлин-холла?
Он поразмыслил, затем кивнул:
— Именно так. Конечно, она пробыла здесь недолго. Шесть или семь недель, если я точно припоминаю. Надо справиться в конторе, однако вряд ли она прослужила дольше.
— Мисс Томлин, злополучная жертва миссис Уэстерли, была первой.
— Совершенно верно.
— Мисс Томлин — первая. Мисс Уильямс — третья. Моя предшественница мисс Беннет, поместившая объявление о собственной замене, была пятой. И, если не ошибаюсь, в конторе вы поминали неких мисс Голдинг и мисс Харкнесс.
— Да, вторую и четвертую соответственно. — Он сглотнул и уставился в землю. — Обе — девушки весьма утонченные. Мисс Харкнесс была единственным отпрыском моего старого друга по ливерпульским судам. Он, бедняга, тяжело переживал утрату.
— Мисс Томлин, мисс Голдинг, мисс Уильямс, мисс Харкнесс, мисс Беннет и я, мисс Кейн. Я не ошиблась порядком?
— Все верно.
— Шесть гувернанток за год. Не кажется ли вам, что это удивительное положение вещей?
Он взглянул мне в глаза:
— Лишь круглый дурак сочтет это положение иным, мисс Кейн. Но, как я уже упоминал, произошло столько прискорбных несчастных случаев…
— Случаев! — расхохоталась я, отвернувшись. Я обратила взор к деревьям, что разбросали листву по корням, предоставив темные ветви грозному хладу. В глубине рощи мне почудилось человеческое шевеленье, промельк седой бороды, и я ахнула, вгляделась, однако больше ничего не увидела, а пейзаж вновь безмятежно застыл. — Вы, значит, верите в совпадения, сэр, — горько заметила я.
— Я верю в невезение, мисс Кейн. Я верю, что взрослый человек может скончаться, прожив сотню лет, а иное дитя Господь забирает к себе еще до первых именин. Я верю, что мир таинствен и нам не дано его постичь.
— Шесть гувернанток, — сказала я, полная решимости не поддаться его пышнословию, мы все-таки не в суде. — По вашим словам, выжили только две. Мисс Беннет и я. Неужели вы не понимаете, что здесь не обошлось без сил странного свойства?
— Сил странного свойства? — переспросил он. — В каком роде странного?
— Пагуба, — объяснила я. — Призрак.
Покраснев, мистер Рейзен вскочил на ноги.
— Что вам нужно от меня? — спросил он. — Какого ответа вы ждете?
— Расскажите, что с ними произошло!
— С гувернантками? Нет! Это чересчур ужасно. Мне, а не вам довелось пережить их гибель однажды. Не понуждайте меня претерпевать ее снова.
— Но я их преемница! — вскричала я, глядя ему в глаза, не желая выдать свою слабость. Если я хочу выжить здесь, только сила спасет меня. — Я имею право знать.
— Сомневаюсь, что это принесет пользу, — возразил он. — Лишь огорчит вас неизвестно зачем.
— Я имею право услышать их истории. Вы ведь не можете с этим спорить?
— Я бы так не сказал, — не отступал он. — Вы же не знали этих женщин. Они вам никто.
— Я заняла их место. В отличие от вас, от мистера Хеклинга, от самой королевы я не унаследовала эту должность от скончавшегося предка. Я лишь последняя, кто занял место гувернантки, каковое для многочисленных моих предшественниц оказалось роковым.
Он в изнеможении вздохнул, вновь сел на скамью и в задумчивости обхватил голову руками. Повисло долгое молчание, и я поклялась себе, что первой его не нарушу.
— Ну хорошо, — в конце концов сказал мистер Рейзен. — Но уверяю вас, мисс Кейн, добра не выйдет. Это трагические истории об ужасных совпадениях, не более того.
— Об этом я буду судить сама, мистер Рейзен, — сказала я.
— Не сомневаюсь, — отвечал он, изогнув бровь; похоже, он разрывался между восхищением предо мною и сожалением о том, что нынче утром решил навестить Годлин-холл. — Итак, о мисс Томлин вы уже знаете, — начал он. — Она была первой. Мы уже весьма полно описали судьбу этой несчастной. Затем появилась мисс Голдинг. Когда Сантину, то есть миссис Уэстерли, арестовали, а мистера Уэстерли перевезли в больницу, я принужден был дать объявление в газету. Мисс Голдинг — местная уроженка. Не из нашей деревни, а из Кингз-Линна, расположенного не так уж далеко — вы наверняка знаете. Происходила она из хорошей семьи. Я беседовал с нею сам. Поместье окружала столь дурная слава, что я опасался, как бы должность гувернантки не привлекла субъектов гнуснейшего сорта. И я, разумеется, не ошибся. Мой порог обивали всевозможные сомнительные типы. Весьма омерзительные. Но, едва познакомившись с мисс Голдинг, я понял, что она прекрасно нам подойдет. Она была, изволите ли видеть, трезвомыслящая. Очень здравая. Мне нравятся такие женщины. Оборочки да капризы никогда не вызывали во мне приязни. Мне бы прямодушную женщину, что обеими ногами стоит на земле, — вот и все, я довольный жизнью человек. Кроме того, мне понравилось, что недавние события пробудили в мисс Голдинг сочувствие, однако не зачаровывали ее, в отличие от прочих. И она совершенно ясно дала понять на собеседовании, что главной своей заботой почитает благополучие Изабеллы и Юстаса. Я был весьма доволен, ибо, как вы понимаете, детские души были сильно изранены. После ужасных событий не прошло и месяца.
— Конечно, — сказала я, с легкими угрызениями сообразив, что почти не задумывалась о том, как дети пережили убийство своей гувернантки, изувечение отца и арест матери. — Они, наверное, были в отчаянии.
— Изабелла сохраняла относительную невозмутимость, — сказал мистер Рейзен; припоминая печальные дни, он задумчиво поглаживал бороду. — Но она довольно уравновешенное дитя, не так ли? Несколько чересчур уравновешенное, сказал бы я. И, говоря по чести, она всегда теснее дружила с отцом, нежели с матерью. Я слышал, как она плачет по ночам, и понимал, как ей трудно. Но она прекрасно это скрывала. У этой девочки талант утаивать свои чувства. Не уверен, что это здоровое свойство натуры.