Тринадцать

* * *
На следующий день, 9 марта, солнце сияло ярче. Во время обеда Кайла вынесла еду на улицу и ела на сухой металлической трибуне, слушая капель тающего снега.
Дома её снеговик наверняка сморщивался и оседал.
Так что скоро деревья покроются листвой, и они с семьёй будут жарить хот-доги на заднем дворе.
Позже, когда школьный автобус с шипением остановился в конце Паркер-стрит, она шла мимо соседских снеговиков. Головы у них были искривлены и деформированы. Их морковные носы повыпадали. Некоторые из них даже причудливо накренились набок, а один снеговик – тот, что перед домом Миклсонов,– опрокинулся.
Девочка свернула за поворот к своему двору. И остановилась.
«Невозможно».– Она открыла рот от удивления.
Каким-то образом, несмотря на сияющее солнце, журчащую воду в канавах и других увядающих снеговиков по всей Паркер-стрит, её снеговик снова выглядел идеально. Будто было 21 декабря. Нос-морковка, блестящие глаза, полная круглая голова. Даже его шарф в красно-зелёную полоску снова был на своём месте, аккуратный и опрятный, как будто его намотали по новой.
Кайла вгляделась в блестящие глаза своего снеговика, и снова ей показалось, будто он демонстрирует холодную, безротую улыбку.
Она медленно прошагала по сырой лужайке и подошла к нему.
–Тай,– приказала она. Девочка посмотрела вверх и вниз по Паркер-стрит.– Разве ты не видишь, что происходит? Твоё время вышло. Тай уже!
Лицо Кайлы вспыхнуло. Она хотела, чтобы зима уже закончилась. Она уже целую вечность не вывешивала свой гамак между двумя клёнами у подъездной дорожки. Она уже вечность не сидела на заднем крыльце. Даже мысль о стрижке газона – жужжание газонокосилки, этот запах травы – больно колола её где-то внутри.
Но она не могла делать ничего из этого, пока зима не кончится и её снеговик не превратится в лужу.
Поэтому девочка протянула руку и схватила снеговика за морковный нос. Она отбросила его на землю. Девочка сорвала с него шарф и вырвала его тощие руки-палки и кинула их.
Но снеговик всё равно, казалось, ухмылялся. Кайла решила, что его ухмылка как-то связана с его сияющими глазами-монетками.
Она потянулась к ним.
Они были глубоко вдавлены в голову снеговика, но девочка выковыряла их по одной.
Как только она это сделала, её часы запищали.
Она кинула монетки на землю.
«Это сотрёт твою ухмылку»,– подумала Кайла.
Может быть, теперь – без носа, рук, шарфа и глаз – снеговик наконец сдастся и начнёт таять.
Она перешагнула через части своего разобранного снеговика на земле.
Девочка открыла входную дверь. Однако в гостиной ей показалось, что что-то не так. Часы над диваном показывали 14:43.
«Этого не может быть»,– подумала Кайла. Она всегда приезжала домой на автобусе около трёх.
Она посмотрела на свои часы. На них было:
9марта 14:43
Она вспомнила, как её часы запищали, когда она выковыривала глаза снеговика.
Наверное, автобус привёз её домой раньше,– решила она. Должно быть, сегодня дороги были свободны, и мы доехали быстро. Или, может быть, водитель выехал со школьной парковки на несколько минут раньше. Она шла домой быстрее обычного,– напомнила она себе,– потому что хотела взглянуть на своего снеговика.
Но до конца дня она не могла перестать думать о своём снеговике и пищащих часах. Той ночью, перед тем как выключить свет, девочка выглянула в окно своей спальни и стала взглядом искать во дворе морковный нос, тощие руки-палки, полосатый шарф и две тёмных монетки.
Она нашла их. Снеговик стоял над частями своего туловища и выглядел пустым и грустным.
«Мне его не жалко»,– подумала она.
Почему ей должно быть его жалко? Он всего лишь глупый снеговик, и он стоит тут уже несколько месяцев. Нравится ему или нет, но его время вышло, и ему пора исчезнуть.
Кайла закрыла шторы.
«Мне совсем его не жаль»,– подумала девочка.
* * *
На следующий день по дороге домой от автобусной остановки Кайла сняла куртку и повязала её вокруг талии.
Дойдя до подъездной дорожки, она остановилась и отпрянула на два шага назад.
Неведомым образом её снеговик выглядел идеально.
Нос-морковка снова был у него на лице. Его тонкие ручки торчали из тела прямо. Шарф был аккуратно обёрнут вокруг шеи. Даже его сияющие глаза-монетки, которые она собственноручно выковыряла у него из головы, снова были на его лице, блестящие и яркие.
«Не может быть»,– подумала Кайла. Он не растаял ни на каплю.
«Как?»– изумилась девочка. Она поплелась к нему.
Как его нос и руки вернулись на свои места? Как глаза снова оказались у него на лице? Почему он не таял? Его кто-то починил, пока она была в школе?
Она пригляделась. Что-то было иначе.
Она поняла, что её снеговик выглядит не совсем так, как раньше.
Теперь его морковный нос был опущен вниз, а глаза-монетки были утоплены глубже в голову.
Ей больше не казалось, что он ухмыляется. Теперь казалось, что он… сердится.
На неё.
По спине Кайлы побежали мурашки.
Кто-то починил её снеговика и сделал ему сердитое выражение. Зачем?
–Кто…– начала было она, но, должно быть, сместился свет, потому что блестящие глаза её снеговика, казалось, внезапно устремили взгляд вперёд.
Кайла сглотнула.
«Пора от тебя избавиться,– подумала она. Навсегда».
Девочка знала, что ей нужно делать. Она должна ударить снеговика, пнуть его и разбить его на мелкие кусочки. Она должна раскидать его по лужайке и выбросить на дорогу, где он быстрее растает, и никто не сможет его починить.
Уже 10 марта, напомнила она себе. Слишком поздно для снеговиков.
Она сжала кулак.
–Твоё время полностью вышло,– пригрозила девочка, и яростный отблеск в глазах-монетках снеговика, казалось, стал ещё ярче.
Кайла шагнула вперёд. Она подалась вперёд всем своим весом и ударила так сильно, как только могла. Её кулак вонзился глубоко в живот снеговика, по самое запястье. Внутри снеговика запищали её часы, и она дёрнулась, чтобы вытащить руку и снова ударить его.
Но рука не двинулась.
Каким-то образом снег сомкнулся вокруг запястья. Рука застряла.
Девочка собралась с силами и попыталась вырваться. Её ноги скользили по сырой земле. Изнутри снеговика снова запищали её часы.
Небо переменилось.
Кайла упёрлась одной ногой в основание снеговика и потянула, думая, что сможет выбраться.