Основы человечности для чайников (СИ)
— Ты сам в тот момент больше меня испугался, — не сдержалась Ксюха.
— Я был в панике, — спокойно подтвердил Тимур. Слишком спокойно. С тем оттенком холодной отстранённости, который особенно хорошо удаётся, когда внутри всё клокочет от ярости. — Я поговорю с Дианой. Она больше тебя не тронет.
— А этот… Ну, мужик. Кто он вообще? Её жених?
— Нет, её младший брат. Он тоже не тронет без её приказа. Но они продолжат искать Людвига. Так что, если желаешь ему добра, держись от него подальше. И в любом случае держись подальше.
— Да что он такое натворил⁈
— Ты же говорила, что он ничего от тебя не скрывал?
— Не скрывал. Он признал, что сделал что-то плохое, но не хотел об этом говорить. Я не настаивала. Видно же, что ему неприятно вспоминать.
— Неприятно ему! А устраивать всё это приятно было⁈ — с неожиданной злостью прошипел Тимур. И осёкся, перевёл взгляд на звякнувший телефон. — Такси приехало. Пошли, провожу.
По лестнице спускались молча.
Так же молча шли до нужной машины, почему-то припарковавшейся возле соседнего подъезда.
И только когда Тимур (тоже, конечно, молча) распахнул перед Ксюхой дверь, она замешкалась и осторожно потянула его за рукав.
— Тимур Игоревич… Спасибо. И извините.
— Тебе-то за что извиняться?
«За то, что не собираюсь следовать вашим советам и бросать Людвига в беде, конечно».
Ксюха пожала плечами и нырнула в салон.
Ночью ей снились темнота и тишина, пустота и безвременье. Чёрное беззвёздное небо, мгла, наползающая со всех сторон, отсутствие опоры и стремительное падение.
И вода, куда же без неё.
Вода сочилась из ниоткуда, медленно, но неотвратимо. Окатывала холодом ноги, обнимала их, гладила, поднималась выше — невидимая и неслышная. А потом под водой обнаружилось дно — вязкое, чавкающее. Оно затягивало всё глубже: сперва по пояс, затем по грудь, и дальше, до самого подбородка. И ещё немножко.
Ксюха дёрнулась изо всех сил — и это было последнее, что она успела сделать до того, как илистый мрак окончательно запечатал рот, мешая вдохнуть.
Выдохнуть.
Закричать, разрывая покров беззвучия и безмолвия.
По ушам хлестнул вой — пронзительный, испуганный и совершенно нечеловеческий. Ксюха вздрогнула всем телом, вцепилась в первое, что попалось под руку, — тёплое и меховое. Вой усилился, потом резко оборвался. Меховое тоже исчезло, просто растворилось в воздухе, как последние отголоски сна.
— Доброе утро, — произнёс недовольный голос над ухом. — Или не утро.
— Не утро. Будильник ещё не звенел. Кажется. — Ксюха осторожно открыла глаза.
Будильника поблизости не было.
Окон, сквозь которые можно определить (или не определить) время суток, — тоже не было.
Зато был взъерошенный после сна Людвиг, камин и ворох шкур. И зыбкая надежда, что именно шкуры и были тем самым тёплым и меховым, но…
— За хвост-то зачем дёргать? Я же и куснуть мог спросонья… — проворчал оборотень. Даже в человеческом обличье он умудрялся выглядеть как грустная собака, которой этот хвост отдавили.
— Я нечаянно. Извини. И извини, что разбудила. Я сейчас уйду. — Ксюха поёжилась. В Доме было тепло, но после кошмара слегка знобило. Или не слегка. Да и сидеть посреди комнаты в тонкой ночнушке было неловко.
Людвиг заметил, конечно. Не глядя цапнул одну из шкур, накинул Ксюхе на плечи и осторожно поинтересовался:
— Мне стоит знать, почему ты среди ночи падаешь на меня и выглядишь при этом так, словно за тобой гнались все монстры Лавкрафта?
— Мне стоит знать, почему ты спишь на полу и в волчьем облике? — отзеркалила Ксюха, кутаясь в мех и пытаясь сделать вид, что руки вовсе не дрожат. И голос не дрожит. И вообще, нормально всё. Ну подумаешь, переместилась прямо во сне, ерунда какая, с каждым случиться может.
— Залезать грязными лапами на кровать неприлично. Да и нравится мне здесь, у огня, — не стал скрывать Людвиг. — А в волчьем… просто не так больно.
«Плохо, если не больно», — произнёс в голове Ксюхи голос Тимура, и сердце неприятно ёкнуло. Она опустила взгляд на ногу Людвига, пытаясь разглядеть, не прибавилось ли алых линий, но тот, как назло, спал в штанах.
Точнее, спал-то он без штанов, но сейчас был в них, и…
— Куда девается одежда, когда ты превращаешься?
— Никуда. Потому что я не превращаюсь.
— То есть?
— То есть… как бы объяснить… — Людвиг задумался, подбирая слова. — Обычно, когда говорят о превращении, имеют в виду, что некий объект полностью изменяет свой химический состав и форму: например, был резиновый шарик — стал деревянный кубик. Как-то так. Так вот, я не превращаюсь: у меня не вырастает хвост, тело не покрывается шерстью, а кости не меняют размер. Просто у меня два облика, человечий и звериный, и оба существуют одновременно: один — в реальном мире, а второй — в магической субреальности. При необходимости один из них подменяет другой, причём это происходит мгновенно и безболезненно. А одежда, причёска, пломбы на зубах — это вещи, очень тесно связанные с обликом, поэтому при нормальных условиях они меняются вместе с ним.
— Значит, если на тебя-волка надеть ошейник, то на тебе-человеке его не будет?
— Именно.
— А где он окажется? Где эта магическая кладовка вообще находится?
— Везде и нигде. В некоем условном подпространстве вне нашей реальности. Ну, как мы сейчас находимся внутри Дома и при этом неизвестно где. Но вообще, не забивай голову. Мало кто разбирается, как это всё на самом деле работает. Даже те, кто сам умеет менять внешность, не особо понимают, как это происходит с технической точки зрения. Для них это естественный процесс, как дыхание. Смотри!
Людвиг тряхнул головой — и мгновение спустя перед камином уже сидел лохматый серый волк (предусмотрительно поджав хвост). Ещё через мгновение волк превратился обратно в человека, причём произошло это настолько быстро и просто, что Ксюха, хоть и пялилась во все глаза, так и не смогла заметить момент перехода.
— А когти? — вспомнила она. — Ты же говорил, что ключ на ноге когтями процарапывал. Значит, необязательно меняться целиком, можно и по частям? Например, отрастить себе хвост, или уши поменять на волчьи?
— Нет, с ушами не получится. Только когти, да и то ненадолго.
— Почему?
— Потому что… как бы тебе объяснить… Когти и ногти — штуки взаимозаменяемые, и почти не влияющие на работу остального организма, в них нет нервных окончаний и кровеносных сосудов. Если отрезать у волка коготь и приставить человеку, ни тот, ни другой особого дискомфорта не испытают, разве что выглядеть будут глупо. А вот если волку хвост отрубить — ему будет больно и кроваво, а человек всё равно не сможет этим хвостом полноценно вилять, мышцы не под то заточены. Ну, это если очень грубо объяснять, конечно. Так что если меняться, то только целиком. Либо один облик, либо другой, без полутонов.
— Короче, ты у нас двуликий Янус.
— Типа того. И как этот самый Янус, покровитель входов, выходов и чего-то там ещё, я очень хочу узнать, каким образом ты переместилась в моё логово, не просыпаясь? Технические моменты можешь опустить, чернила в твоей татуировке я уже учуял.
— Ну… — Ксюха поплотнее запахнулась в шкуру, хотя колотить её почти перестало. А потом чуть снова не начало, потому что внезапно накатило понимание: запахи! Людвиг всё это время ощущал запахи! Значит, прямо сейчас он наверняка засёк не только тату, но и Диану, и её брата, и Фёдора (а был ли он знаком с Фёдором?), и Тимура…
Особенно Тимура! Им от Ксюхи вообще должно было пахнуть почти постоянно.
А Людвиг наверняка знал его запах.
И молчал. Всё это время молчал.
— Ксю?
— Мне просто приснился кошмар. Я захотела оказаться в безопасности и мысленно потянулась сюда. Мне так кажется. Не помню точно, я же спала. — Достаточно нейтральный ответ. Достаточно честный. Достаточно… достаточный (по крайней мере, здесь и сейчас).