Основы человечности для чайников (СИ)
— Как? — не сдержалась Ксюха. Она, конечно, честно собиралась молчать, но интересно же, как настоящие волшебники с заблокированной магией сбегают из настоящей магической тюрьмы.
— Расскажу, если будешь себя хорошо вести. А пока предлагаю считать, что он был очень умный и предусмотрительный. И талантливый. И везучий.
— И скромный.
— Ксю! — Людвиг явно хотел изобразить грозный рык, но всё испортил внезапно вырвавшийся смешок. — Нет, скромность никогда не входила в число его достоинств, и не могу сказать, что он от этого сильно страдал. Вообще не страдал. Очень даже гордился тем, что смог обвести всех вокруг пальца и выбраться на волю. Минут пять гордился. А вот потом начались проблемы, потому что герой наш оказался без документов, без денег, без еды… В общем, совершенно без ничего, даже без чистых носков, тут ты угадала. И без друзей, потому что настоящих друзей у него и раньше-то немного было, а после того, что он натворил, совсем не осталось. Только бессловесное чудище, которое питается страхами и ночными кошмарами, и случайно встреченная на улице школьница, которая заступилась за собаку. И которая, возможно, найдёт в себе силы заступиться за нового знакомого.
Людвиг изобразил, кажется, самое жалобное лицо, на которое был способен: бровки домиком, печальный взгляд, скорбно поджатые губы — ну прямо как ребёнок, который выпрашивает игрушку у родителей.
В детстве наверняка срабатывало.
А вот сейчас… Сейчас Ксюха честно постаралась отвлечься от эмоций и оставить в голове только факты:
— То есть ты преступник. И не просто какой-то там вор и мошенник, а настоящий злодей, который совершил нечто такое, что даже все друзья отвернулись. И тебя наверняка ищут.
— Уже не ищут. То есть, конечно, если случайно на улице встретят, то очень обрадуются и немедленно схватят. И в местах, где я часто бывал, наверняка следящих заклинаний понатыкали. Но целенаправленно не ищут. Доказать не могу, поверь на слово.
— Предлагаешь мне поверить на слово преступнику? Человеку, о котором я не знаю вообще ничего, кроме того, что он сам рассказал?
Людвиг со вздохом развёл руками. Видимо, это означало «да».
— У меня есть сбережения, — добавил он. — Счёт в банке точно заблокировали, но наличка и драгоценности остались. Припрятал в своё время на чёрный день, как знал, что пригодится. Одна проблема: я сам их забрать не могу, меня засекут. Нужно, чтобы сходил кто-то посторонний, а в идеале — вообще не несущий в себе никакой магии.
«Значит, во мне нет магии», — отстранённо подумала Ксюха.
Не то чтобы она всерьёз надеялась…
Ладно, надеялась.
Надеялась с того самого момента, когда за доли секунды переместилась с набережной неизвестно куда и убедилась, что это не глюки.
Надеялась украдкой, тайком, запрещая себе думать об этом и уж тем более заострять на этом внимание.
Надеялась, что в один прекрасный момент Людвиг скажет: «А теперь я научу тебя парочке заклинаний». Или: «В тебе сокрыты огромные силы». Или: «Твоё появление было предсказано сто лет назад».
— Совсем никакой магии? — на всякий случай уточнила Ксюха.
— Ну да. Почти все заклинания и магические вещи оставляют след, по которому человека можно вычислить. А этого нам не надо. К счастью, ты совершенно чистая, а след от перемещения в Дом развеется за пару дней. Да если и не развеется, никто не обратит на него внимания, он совсем слабо фонит. С тем же успехом ты могла бы залезть в какой-нибудь подвал с привидениями, или случайно наступить на хвост оборотню. Или в церковь сходить.
— Разве в церкви есть магия?
— Смотря в какой. Иногда бывает. Но оборотни встречаются чаще.
— Я даже не буду спрашивать, сколько у нас в городе оборотней.
— Не спрашивай, я всё равно точно не знаю, не считал. Но не очень много: пара кланов степных волков, несколько лис, ну и так ещё кое-кто по мелочи.
— А кто ещё существует? Ну, кроме оборотней и привидений?
— Да почти никого, в основном все вокруг — обычные люди. Можешь вообще для простоты считать, что существуют только люди. Оборотни — люди с врождённым талантом к анимализму, привидения — мёртвые люди.
— Вампиры?
— Ммм… Свихнувшиеся люди с анемией и аллергией на солнечный свет? — Судя по всему, это была шутка, но в каждой шутке…
— А Дом кто?
— А Дом — боггарт.
— Как в «Поттере»?
Людвиг рассеянно поморгал в ответ, потёр нос и смущённо признался:
— А я его не читал. Как они там хоть выглядели-то?
— Как угодно. Ну, то есть они превращались в то, чего человек больше всего боится, но исчезали, если над ними посмеяться.
— Этот не исчезнет, даже если ты сюда команду КВН притащишь, — хмыкнул Людвиг. — Но зато с ним можно договориться. Хотя любые соглашения с нечистью — штука крайне опасная, даже не пытайся повторять. И взгляд такой невинный не делай, я серьёзно говорю. Не пытайся. Никогда. И… нет, такой взгляд тоже не делай, я всё равно тебе не расскажу, в чём суть нашего договора.
— Не больно-то и хотелось. — Ксюха демонстративно зажмурилась, чтобы не выдать взглядом ещё какую-нибудь мысль. — То есть Дом — нечисть?
— Злой дух. Или посмертная сущность, если точнее.
— А в чём разница?
— В точности формулировок. Нечистью можно обозвать всё что угодно. Строго говоря, это вообще не термин, а порождение человеческой фантазии. А боггарт — вполне конкретный тип нематериального существа.
Кровать ощущалась и выглядела вполне материально. И стены. И камин в большой комнате. А самой материальной, конечно, была ванна.
— Тогда почему мы чувствуем всё, что вокруг? — спросила Ксюха, потирая синяк на бедре.
— Сложно объяснить. Не думаю, что кто-то вообще точно знает, как это работает. Сам Дом — бестелесный, но, питаясь чужими страхами, он создаёт внутри себя подобие реальности, с которым мы можем взаимодействовать. Можно завернуться в одеяло, можно погреться у огня… Можно обжечься, кстати. Воду можно пить, я пробовал, не отравился. Вот с едой бы не рискнул, но еды здесь и нет. Но если смотреть снаружи, то всего этого не существует, только маленький полупрозрачный бестелесный дух.
— Злой?
— Да, не слишком добрый. Он, если ты заметила, заманивает людей и запирает их внутри кошмара. Люди начинают паниковать и истерить, потом понимают, что не могут выбраться, и паникуют с удвоенной силой, а боггарт жрёт их эмоции и радуется. Дальше как повезёт: может выпустить жертву, когда наестся, а может высосать до конца и выплюнуть труп.
— То есть мы сейчас внутри злого духа? Практически в желудке?
— Приятно иметь дело с умным человеком. — Людвиг улыбнулся. Как-то очень недобро улыбнулся, и от этого похвала приобрела отчётливый язвительный оттенок.
— И как отсюда выйти?
— Без меня — никак.
— А войти?
— Аналогично.
— Почему? Ты же только что сказал, что боггарт может жрать людей просто так, обычным способом? Обычным для него. То есть если я найду его физическую оболочку, того самого условно-бестелесного духа, и он меня сожрёт — я спокойно окажусь внутри без твоей помощи.
— Сперва найди. Это во-первых. А во-вторых, когда тебя жрут — это вообще-то больно. Ну, если ты вдруг не в курсе.
— А ты откуда знаешь? На собственном опыте проверил?
— Крайне приятно иметь дело с умным человеком, но иногда утомительно. Давай ты в следующий раз список вопросов заранее сочинишь и в письменном виде принесёшь, а не будешь постоянно новые на меня вываливать?
— Можно подумать, я виновата, что они постоянно появляются. Объяснял бы нормально и подробно — я бы не спрашивала.
Людвиг, кажется, всерьёз задумался над этим предложением.
По крайней мере, некоторое время он молчал, прикрыв глаза и машинально вытягивая из свитера очередной обрывок нитки. Потом недовольно вздохнул, помассировал больную ногу (при этом наконец-то отпустив Ксюхино плечо) и веско произнёс:
— Перебьёшься.
Вот и как с ним разговаривать, спрашивается?
Да ни один нормальный человек, если у него есть хоть капелька самоуважения, не станет помогать этому придурку даже за очень большие деньги. Как минимум потому, что в существование этих денег сначала поверить надо, а Людвиг делает всё для того, чтобы верить ему не хотелось. Ни в финансовом вопросе, ни в любом другом.