Основы человечности для чайников (СИ)
И в тот же момент отчётливо поняла, что никуда она на самом деле не уйдёт. Не потому, что пойти некуда, и не потому, что кеды обратно из шкафа доставать неудобно, а потому что… ну…
Потому что если она сейчас развернётся и уйдёт, то поступит в точности как мама.
И получится, что Ксюха действительно в неё. Что они одинаковые. И закончат одинаково. И значит — ничего, совершенно ничего нельзя изменить. Только разреветься от безысходности, прямо здесь, на пороге.
А ещё потому, что бабушка огорчится. То есть огорчится ещё сильнее. Она ведь Ксюху на самом деле любит. Потому и ругается, что любит. Это просто такой вот у неё способ любить.
Больше-то ей любить некого.
И как тут уйдёшь?
— Бабуль, не надо. Не кричи. Я всё исправлю, — осторожно вклинилась в бесконечный монолог Ксюха.
— Что ты исправишь? Себя ты исправишь?
— Я деньги найду. За телефон Серёгин. И вообще.
— Где ты их найдёшь, дармоедина?
— Заработаю.
— Кто тебя на работу возьмёт, малолетку? Сиди дома! Если узнаю, что ты с какими-нибудь наркоманами связалась, с закладками там или ещё чем — выпорю так, что неделю сидеть не сможешь. Ясно тебе?
— Ясно.
— Что тебе ясно?
Да всё ясно. Что малолетка, дармоедина и, с точки зрения бабушки, может запросто связаться с наркоманами. Хотя последнее, конечно, вряд ли. Что же она, совсем дура, что ли?
С другой стороны, Людвиг, наверное, ещё хуже, чем наркоманы. Непонятнее и опаснее. А ведь связалась же на свою голову!
— Я буду вести себя прилично и сидеть дома. И ходить в школу. И не драться там… и вообще нигде.
Бабушка молчала, будто ещё чего-то ждала. Не разговор, а собеседование на должность штатного телепата!
— Извини? — неуверенно предположила Ксюха. И, судя по слегка потеплевшему взгляду, угадала.
— Иди ужинать, — велела бабушка, кивая в сторону кухни. — Да стой ты! Руки помой. И переоденься.
* * *Чат класса молчал. Очень подозрительно молчал.
Ксюха давно догадывалась, что где-то есть ещё один, в который её не позвали, но сейчас окончательно в этом убедилась. Потому что не могло такого быть, чтобы сегодняшнее событие вообще нигде не обсуждалось.
А значит, завтра все опять будут шушукаться по углам и пялиться в спину. В лицо-то, скорее всего, ничего не скажут, но всё равно неприятно.
Зато в одном из мессенджеров внезапно обнаружилось сообщение от Тимура: «У тебя всё в порядке? Помощь нужна?»
«Ничего страшного, уже всё нормально. Спасибо», — набрала в ответ Ксюха и мысленно показала одноклассникам язык. Точнее, одноклассницам. Им-то, небось, Тимур в личку не пишет!
На самом деле его звали Тимур Игоревич, учителей всё-таки положено величать по имени-отчеству, особенно если они взрослые, а не какие-нибудь практиканты.
А Тимур Игоревич был вполне уже взрослым, преподавал историю и обществознание, носил очки в тонкой оправе, прятал под длинными рукавами рубашек татуировки и, по мнению некоторых девчонок, походил на какого-нибудь корейского айдола.
Не то чтобы во всём походил, но что-то такое восточное в его внешности явно проглядывало. Точную национальность определить никто не мог, а в лоб спрашивать девчонки почему-то стеснялись.
А Ксюха однажды не постеснялась и спросила. Любопытно же! И татуировки показать попросила, а то все о них только слышали.
Так и выяснилось, что ни капли он не кореец, а всего-навсего на четверть татарин и ещё на четверть казах. Никакой экзотики. Зато татуировки у него действительно были: парные, на обоих предплечьях, как широкие браслеты со странным витым орнаментом. Красиво, но непонятно.
Ксюха решила, что узор похож на надпись на Кольце Всевластия, и следующие полчаса они обсуждали сначала фильм, а потом книгу. Потом ещё что-то. Потом ещё.
Потом Тимур Игоревич между делом пожаловался, что уже не знает, куда складывать анонимные записочки от влюблённых школьниц, и спросил, нельзя ли что-то с этим сделать.
— Сжечь? — предположила Ксюха. И уточнила на всякий случай: — Я имею в виду записки, а не девчонок. Хотя их тоже иногда сжечь хочется.
— Нет конечно, — смутился Тимур. — Сжигать никого не надо, но, может быть, ты сможешь им как-то объяснить, что не стоит так себя вести? Во-первых, я учитель, а они ученицы. Во-вторых, я же вас всех старше лет на… Тебе сколько?
— Тринадцать.
— Ну вот, а мне — тридцать! Больше чем в два раза старше! И вообще, у меня девушка есть.
— Они знают. И про девушку, и даже где она живёт. Давно уже выследили, — не стала скрывать Ксюха. — А меня они точно слушать не будут, я им не авторитет. Могу только хуже сделать нечаянно. Так что вы уж как-нибудь сами.
С того времени прошло года два.
Как отвадить фанаток, Тимур так и не придумал, но с Ксюхой иногда болтал на переменах и приносил ей книжки почитать.
Те же самые книжки она вполне могла скачать в интернете и читать с телефона (что зачастую и делала прямо на уроках), но обмен бумажными томиками подразумевал ещё и общение, и обсуждение, и очень быстро стал той отдушиной, ради которой Ксюха вообще заставляла себя ходить в школу.
Заодно и историю полюбила. Ну а что? Она интересная, особенно если не по учебнику зубрить, а Тимура слушать и документалки всякие смотреть, им же и посоветованные.
Зато одноклассницы Ксюху окончательно невзлюбили. Примерно так же пылко и искренне, как не любили тимурову девушку. Только вот девушка была далеко и обо всей этой нелюбви знать не знала, а Ксюха каждый день мелькала в школе. И каждый день ловила на себе злобные взгляды.
И иногда отскребала жвачку он стула, прежде чем сесть за парту.
Или от джинсов, если забывала заранее проверить стул.
«Расскажешь, что на самом деле случилось?» — высветил телефон.
Прямо сейчас Ксюха хотела только одного: молча подумать, во что она ввязалась и как теперь с этим быть.
«Завтра на перемене подойду».
«Буду ждать. Выше нос!»
Ксюха послушно задрала нос к потолку, хоть Тимур не мог её сейчас видеть. Сделала селфи в подтверждение, но так и не отправила — лицо на фото получилось такое испуганное и усталое, что никакие фильтры не спасали.
И вообще перспективы не радовали.
Бабушка, конечно, в итоге сменила гнев на милость и сказала, что отдавать деньги за разбитый телефон можно и частями, за год управится. Ксюха подозревала, что можно и быстрее, если ноут всё-таки продать, а не хранить из вредности где-нибудь у соседей или на работе.
С другой стороны, кому он нужен, этот её ноут, ему уже давно на металлолом пора, подвисает от каждого неловкого движения.
С третьей стороны — Людвиг. И его «Да там всё просто: придёшь на место, заберёшь коробку, содержимое поделим».
Ксюха, конечно, всегда знала, что нельзя верить странным незнакомым личностям, особенно если они честно признаются, что сбежали из тюрьмы. Но магия… Магия — это веский аргумент! Пусть даже сама Ксюха ей не владеет, Людвиг — преступник, а Дом — стрёмная хтонь, питающаяся кошмарами, но как же хочется вернуться в комнату с камином или в новую спальню с разноцветной дверью!
Хочется выяснить, что такого натворил Людвиг.
Хочется узнать больше о магическом мире.
И хочется денег: отдать долг за телефон, купить новый ноут… ну и вообще всякое. Бабушка вот давно ворчит, что в зубную надо, но каждый раз откладывает, потому что деньги на что-то другое нужны.
Значит — придётся взять себя в руки и идти добывать эти самые деньги. Прямо после уроков, чего тянуть-то.
* * *Сразу после уроков не получилось: сначала Ксюха заглянула к Тимуру и пожаловалась на жизнь. Ну, то есть рассказала про собаку и про разбитый телефон, узнала учительскую версию («Фролова совсем от рук отбилась!») и обменяла прочитанную книгу на новую.
Потом пыталась избавиться от Инги.
Инга Гаврилова была одной из тех девчонок, которые тащились по Тимуру, но училась она на год младше, поэтому остальные фанатки её в свою тусовку не звали. Её вообще никуда не звали, кроме школьных олимпиад, поэтому пухленькая малявка в толстых очках обычно держалась особняком и проводила свободное время, уткнувшись в мобильник. Или прячась от Буранова.