Дела минувшие
Сначала дело не задалось. Предъявить задержанным было нечего, месяцем тюрьмы за ношение ножа таких людей не напугаешь. Повезло Алексею. При обыске у галмана по кличке Вырвиглаз в сапоге отыскались серии Первого внутреннего выигрышного займа от марта 1880 года. Серии были фальшивые. Сыщиков ждал большой успех. Они давно знали, что в Нижний привезли серьезную партию липовых облигаций. Две из них уже всплыли при расчетах. Попались мелкие фигуры, которые не могли привести к заправилам. А вот в сапоге у фартового средней руки оказались купоны на пятьсот рублей! За такое парню светили арестантские роты, и то если сыщики окажут снисхождение…
Находка Лыкова сразу выводила дело на новый уровень. Она была даже важнее поиска убийц рядового Сомова. Одним махом облава оправдала себя, причем неожиданным образом. Теперь требовалось ковать железо, пока горячо. Вырвиглаз – по паспорту Гордей Рещиков – сдулся быстро и выдал поставщиков фальшивых серий. Мошенники, три еврея из Могилева, поселились очень хитро. Не в номерах, не на съемной квартире, а в иудейской молельне на Алексеевской улице. «Блиноделы» [27] подрядили для распространения самого Ивана Чуфранова, главного на Нижнем Базаре скупщика краденого. И тот мобилизовал два десятка мазуриков, которые должны были незаметно пустить купоны в оборот. Благово лично поехал на Алексеевскую арестовывать негодяев, ведь за такое Министерство финансов выдаст потом денежную награду. А Лыков остался добивать Рещикова.
– Ну, теперь расскажи мне про Цаплю и Кольку Бешеного, – потребовал он. – Терять тебе уже нечего, валяй.
– Это которые денщика сложили? [28] – тут же сообщил важное галман.
– Они самые. Во-первых, за что сложили? А во-вторых, где их искать?
Вырвиглаз оказался сведущим человеком. Похоже, он занимал в иерархии мелкого жулья не последнее место. Хороший кандидат для вербовки!
– Денщик тот был дрянцо с пыльцой…
– За это не убивают.
– За это нет, – согласился галман. – А приткнули Елпишку за другое. Точно не скажу, сам не знаю, однако был к нему счет за его бывшего начальника. Елпишка прежде денщиком служил у какого-то офицера. И тот себя стрельнул. Слыхали небось, ваше благородие?
– Подпоручик Шенрок? – уточнил сыщик.
– Черт его ведает, может, и Шенрок. Вскоре после Рождества дело было.
– И что за счет по поводу офицера предъявили Сомову? – насторожился Алексей. – Самоубийство, денщик-то тут при чем?
Рещиков хитро посмотрел и ответил вопросом на вопрос:
– А мне снисхождение сделают? Видать, вы мимо правды прошли, а я вам важные сведения на блюдечке принесу.
– Снисхождение непременно, и не только оно, – в тон вору ответил сыщик. – Можешь вообще мимо цинтовки проскочить. Ежели договоримся и станешь нашим осведомителем.
– Капорников [29] фартовые режут, – зябко повел плечами Вырвиглаз.
– Глупых режут, а ты будь умнее. Я же вижу – ты птица высокого полета, – польстил вероятному агенту титулярный советник. – И серий на полтыщи тебе доверили, и про убийство Сомова знаешь. Соглашайся – и окажешься в выгоде. Дружить с полицией полезно.
– Дозвольте подумать, ваше благородие.
– Умение думать – хорошее качество. С умными и дело иметь приятно. Но что насчет денщика?
Вырвиглаз чесал-чесал в затылке, потом сказал:
– Сдается мне, не сам себя подпоручик стрельнул.
– Даже так?
– Ну, иначе за что Елпишку убивать? А? Ведь как сделано! Выманили из казармы, споили, затащили к Вшивому кусту… А до того неделю водили по кабакам, совращали, в друзья навяливались… Одних денег на водку извели страсть.
Лыков продолжил рассуждения арестованного:
– Ты полагаешь, что денщик участвовал если не в самом убийстве подпоручика Шенрока, то в заметании следов?
– Полагаю, заметал. Убивать самому – жила у дурака тонка была. Я ведь Елпидифора Сомова хорошо знал. Ничтожный человек.
– Ладно, не сам. Помог подделать обстоятельства, и так ловко, что все сочли это самоубийством. Но зачем его убивать спустя три месяца?
– Не знаю. Может, он деньги начал вымогать. А может, там решили оборвать ниточку. На всякий случай.
– Там – это где? – Лыков надеялся узнать ответ на главный вопрос. Однако Рещиков разочаровал сыщика:
– Того не знаю. Кто-то умный банковал. Ни Цапле, ни Кольке Бешеному такое не по мозге.
– Банковал… Там что, карты замешаны? Шенрок оставил записку, что платит долг чести.
Но капорник открестился. Знать не знаю, дело не мое. Поймайте тех хорьков, у них и спрашивайте.
– Хорошо, – не стал давить титулярный. – Где их искать? Подскажи.
– Они спелись как два товарища, ходят завсегда вместе. Колька – главный, Федька принимает его старшинство. Откуда-то есть у них и деньги. Прячутся как умеют, часто меняют квартиры. Где сейчас – не ведаю…
На этих словах дверь в кабинет начальника отделения открылась, и в проеме показался Форосков. Он не успел переодеться в обычное платье и выглядел истым оборванцем. Надзиратель делал начальнику знаки, вызывая в коридор.
Лыков вышел:
– Ну?
– Поехали Цаплю вязать.
– Ух ты! И где этот негодь?
– В караулке спичечной фабрики Финогенова по Солдатской набережной. С ним еще халамидник увязался, захватим и его для статистики.
– А Кольки Бешеного нет?
– Нет. Чего жадничать, Алексей Николаич? Хватайте кого можно! А ловко я вас давеча с крыльца низверг? Не ушиблись? Ха-ха!
– Едем, золотая рота!
Алексей отправил Рещикова в камеру временного содержания, и они, прихватив утомленного бессонной ночью Титуса, отправились ловить экипаж. У дверей сыщикам попался Благово. Он распоряжался возле пролетки, из которой высаживали трех человек яркой семитской наружности.
– Взяли, Павел Афанасьевич? – обрадовался титулярный советник.
– А то! От меня разве уйдешь?
– И серии при них?
– На тридцать пять тысяч. А вы куда?
Помощник кратко рассказал шефу и о результатах допроса галмана по кличке Вырвиглаз, и об открытии Фороскова. Закончил так:
– Глаза слипаются. Надо быстрее повязать Цаплю да пойти соснуть.
– Молод еще уставать, – завел свою обычную песню Благово. – Я в твоем возрасте…
– …за целый пароходофрегат отвечал, – продолжил Алексей. – Помню, но спать все равно охота. Конфискую ваш экипаж!
Арест Федора Цаплина не представлял трудностей. Тот прятался в маленькой избенке возле спичечной фабрики – ждал темноты. А дождался Лыкова. Когда рештака усадили под лампу, он попытался юлить, затем неумело сыграл умопомешательство… Сыщики посмеялись, отвесили негодяю пару затрещин. Но мазурик уперся: ничего не знаю, никого не убивал, а про Кольку Бешеного слыхом не слыхивал.
Статский советник вызвал титулярного и сказал, глядя в пол:
– Не хочет колоться. Но есть способ заставить.
Тот вместо пола уставился в стену:
– Бить?
– А куда деваться, Алексей? Колька на свободе. Хочешь дождаться, чтобы он еще кого-нибудь зарезал?
– Не могу, Павел Афанасьевич. В сшибке любого в бараний рог скручу. А тут, когда он не может отвесить сдачи…
Сыщики помолчали, потом Благово предложил:
– А давай армию попросим. Убит солдат, а возможно, что и офицер. Пускай помогут полиции.
Обрадованный Лыков (не ему мордовать пленного!) помчался к командиру бригады. Генерал-майор Назаров принял его сначала приветливо. Но, когда услышал просьбу, скривился:
– Мы вам что, палачи из застенка Тайной канцелярии?
– Мы тоже не палачи.
– Про вас, полицию, всякое говорят. Вам и карты в руки. Репутация, как бы помягче сказать, давно потеряна.
– Говорят, – кивнул Алексей. – Да только вранья больше, чем правды. Но ведь убиты военные. Спустить упырям?
Генерал встал, подошел к окну и долго там что-то разглядывал. Потом вдруг воздел руки:
– Как же я сразу не додумался? Есть выход.