Смерть за плечами

— Нет, не хочу. Мне рассказал о пророчестве белый колдун. Он знает наизусть всю Книгу Пророчеств…
Отец тяжко вздохнул:
— Почему ты решил, что я поверю всему этому вздору?
— Потому что я никогда не лгу! — гордо ответил я.
— Ну конечно! — презрительно проворчал отец. — И любому, кто сомневается в твоей честности, ты готов доказать ее на Божьем суде с мечом в руках! — Я попытался было возразить, но отец не дал мне раскрыть рта. — Ты утомил меня, Рикланд, — заявил он и прикрыл глаза.
Я опустился на краешек роскошной королевской кровати, равнодушно наблюдая, как вокруг меня на белоснежных простынях из тончайшего эльмарионского шелка, который уже давно не прядут ни в Эльмарионе, ни где-либо еще, появляется и медленно увеличивается кровавое пятно, кажущееся почти черным в полумраке спальни.
— Неужели ты совсем мне не веришь? — спросил я, но отец не ответил. Он старательно делал вид, что больше не замечает моего присутствия.
Чего он добивался? Что я всажу ему нож в сердце и положу конец его безрадостному существованию? Или что я брошусь в ноги вымаливать прощение? А может, он просто тянул время и ждал, что появится черный колдун? Не знаю, — мы с отцом никогда не понимали друг друга.
Королевский личный слуга Карлен проснулся, сидел, прижавшись спиной к двери, и изображал рыбу, выброшенную на берег, безмолвно открывая и закрывая рот и тараща глаза на побледневшем лице. Кажется, увидев меня у постели короля с кинжалом в руке, он оцепенел от ужаса. У него был такой жалкий вид, что я внезапно передумал его убивать, особенно после того, как он, обретя наконец дар речи, вместо того чтобы позвать стражу, взмолился:
— Сжальтесь, ваше высочество! Ради всех богов пощадите короля! Возьмите любые сокровища…
— Как ты смеешь, Карлен?! — тут же открыл глаза отец. Сокровища он ценил значительно больше собственной жизни и совершенно не собирался делиться ими со мной.
— Простите, ваше величество, но мой долг спасти вам жизнь любой ценой! — заявил Карлен и добавил таинственным шепотом: — Сегодня во сне мне было видение: принцу нужен тот красивый меч, который вы велели отнести в сокровищницу. Я думаю, лучше его отдать…
— Твое мнение меня не интересует, дерзкий слуга! — рявкнул отец.
Но если отца не интересовало мнение Карлена, то Карлена тоже не особенно интересовало мнение отца. За годы службы у своего тяжелобольного повелителя он привык делать то, что полезно для здоровья короля, не особенно считаясь с его капризами. А сейчас он считал, что самым полезным для здоровья его величества будет любой ценой выпроводить меня из королевской опочивальни.
— Ваше высочество, вы обещаете сохранить жизнь его величеству, если получите меч?
— Почему бы и нет? — с готовностью согласился я и, вспомнив о карте Затерянного города, добавил: — И неплохо было бы еще получить назад то, что верные слуги короля выгребли из моих карманов…
— Следуйте за мной! — сказал Карлен. — Я проведу вас в королевскую сокровищницу тайным ходом.
«Интересно, — подумал я, — сколько тайных ходов ведет в эту треклятую сокровищницу? В ней, наверное, нет ни одной монолитной стены — за каждой потайная дверь».
Пока я спускался следом за Карленом по узкой винтовой лестнице, начинавшейся, к моему удивлению, внутри одной из колонн, что поддерживали своды королевских апартаментов и, как мне показалось, пересекали сверху вниз не один зал, меня терзало неотвязное чувство вины. «Как ты мог так поступить с отцом? Воспользовался его беспомощностью и преданностью Карлена! Можно сказать, ограбил калеку!» — корила меня совесть. Я всячески уговаривал ее, убеждая, что меч мне нужен для великой цели и получить его иначе не было никакой возможности, но совесть не унималась. К тому времени как мы оказались в сокровищнице, на душе у меня лежал камень размером с гору, и ощущал я себя если не полным ничтожеством, то уж подлецом, точно, изрядным. Не знаю, к чему бы привело подобное самобичевание, может, в последний момент я повернулся бы и гордо ушел, но изумленный возглас Карлена: «Куда делся меч?!» — мгновенно свалил камень с моего истерзанного сердца и вернул мне способность злиться на кого-то, кроме себя. И этот кто-то был не кто иной, как темный эльф. Я понял это, едва взглянув вверх и увидев в потолке открытый люк, и мрачно усмехнулся: что ж, раз у некоторых такая своеобразная манера выражать благодарность, придется, кроме всего прочего, заняться охотой на темных эльфов. Все равно я в те края собирался.
Темный эльф был благородным вором. Он не взял из сокровищницы ничего, кроме меча, и вскоре я получил от Карлена свой обруч, золотой жезл с картой, перстни Роксанда и клятвенное обещание рассказать королю, что к пропаже меча я не имею никакого отношения. С моей точки зрения, некоторое отношение к этой пропаже я все-таки имел, — не стоило отпускать на свободу этого красноглазого демона. Но на этот раз свою точку зрения я оставил при себе, выдавив из себя самую доброжелательную улыбку, пожелал Карлену счастливо избежать королевской взбучки и помчался в подземный ход на встречу с Энди.
Вышел я уже не через тайный ход, а через ту единственную охраняемую орками дверь сокровищницы, которая выходила в коридор, одним своим концом упиравшийся в лестницу у Священной Бездны. Карлен, отпирая ее для меня, весь исстрадался.
— Не ходите туда, ваше высочество. Вы же знаете, что король запретил вам убивать орков. К тому же вы ранены, а с тех пор как вы освободили узников, охрана усилена, вас самого убьют, — ныл он, но дверь все-таки открыл, не решился мне перечить. Я же все-таки не такой беспомощный, как отец.
Охрана действительно была усилена. Вместо двух сонных орков меня встретили целых шестеро, и притом вполне бодрых. Они недоуменно уставились на меня, видно, не ожидали, что кто-нибудь выйдет из сокровищницы, не входя в нее, но потом до них дошло, что вообще-то это — не кто-нибудь, а я, их злейший враг. Двое из них умчались с криками «Спасайтесь, Бешеный идет!», трое выхватили свои кривые сабли, подбадривая друг друга уверениями, что я тяжело ранен, а четвертый с умным видом заявил:
— Чего испугались, его ж Повелитель заколдовал, он теперь ему служит! — но, увидев мой обнаженный меч, предусмотрительно отошел за спины своих приятелей.
На этот раз я напал первым, некогда мне было ждать, пока орки договорятся между собой, заколдован я или нет. Когда голова одного из них слетела с короткой шеи, они и так поняли, что я остался прежним Бешеным и рана не помешает мне их убить, но убегать было уже поздно. Они набросились одновременно с трех сторон. Я чуть опередил одного и разрубил ему кольчугу на брюхе вместе с брюхом, естественно, одновременно отбивая кинжалом удар другого и пиная третьего в пах. Орки разлетелись от меня, как щепки из-под топора дровосека. Я, не глядя, ткнул мечом назад, откуда, по моему предположению, должен был напасть единственный стоящий на ногах орк, и, почувствовав, как его тело оседает на пол, выдернул меч и пустился вдогонку за последним, удирающим, в сторону Бездны.
Орки видят в темноте лучше людей, но этот был какой-то странный, — свалился в Бездну, будто вовсе не заметил ее. Даже не попытался остановиться. Я проводил взглядом его отчаянно воющую фигуру, крикнул куда-то вниз:
— Эй, вы, боги Хаоса! Примите эту жертву во имя моих будущих великих побед! — и зашагал вниз по лестнице, невероятно довольный собой.
 
Глава 3. ПОД ПОКРОВОМ ТЬМЫ
Энди сидел прямо на влажном каменном полу и читал внушительных размеров книгу при свете парившей перед его носом небольшой шаровой молнии. Оторвать его от этого интеллектуального занятия не смогло бы, пожалуй, даже землетрясение, не говоря уже о гремлине Снике, то и дело высовывавшем нос из дыры в стене с вопросом: «Еще не пришел?» — и исчезавшем, не получив ответа.
— Ну наконец-то! — увидев меня, радостно заверещал маленький обжора. — Я тут чуть с голоду не умер! Яблоки принес?
— Держи! — Я вывалил перед гремлином яблоки и, не удержавшись, рассмеялся. В коротенькие ручки Сника-обжоры никак не помещалось больше двух пар яблок, но ему во что бы то ни стало нужно было взять все десять. Что он только не делал, помогал себе ногами, зубами и даже носом, но яблоки упорно раскатывались по коридору. Нам гремлин явно не доверял и, видно, не мог оставить часть своей честно заслуженной платы на наше попечение, ему хотелось забрать все сразу. В конце концов Сник отчаялся и решил позавтракать в нашем присутствии. Никто никогда не видел, как ест гремлин, вероятно, для них является верхом неприличия есть в обществе, а зрелище стоило того, чтобы на него посмотреть. Яблоки исчезали, как по волшебству, а Сник-обжора толстел прямо на глазах. После третьего яблока его фигура начала напоминать уменьшенный вариант дядюшки Готрида, а после шестого — тыкву на тоненьких ножках. Правда, шесть яблок оказались пределом возможностей маленького гремлина, и он, сыто икнув, подхватил оставшиеся яблоки и попытался протиснуться в лаз, которым я сам неоднократно пользовался в раннем детстве. Но не тут-то было, растолстевший обжора застрял, как пробка в бутылочном горлышке.