Маньчжурский кандидат
Реймонд с малых лет усвоил, что на каждую его улыбку отчим откликается радостным ржанием; на каждое слово сына мать реагирует единственным известным ей способом, а именно — подталкивает того всеми доступными ей средствами стремиться к популярности и власти. В результате Реймонд начал сознательно добиваться того, чтобы, независимо от внешних обстоятельств, люди сторонились его. Правда, это произошло после того, как сначала несколько лет подряд он неосознанно демонстрировал им свое высокомерие и презрение. Закованный в свой непробиваемый панцирь, парень мало кому мог показаться приятным собеседником. Он знал, что его не любят, но не понимал почему, поскольку считал защитный панцирь частью себя, как черепаха.
Только прислушавшись к шепоту своего подсознания, Реймонд понял, кто он такой: человек, у которого нет матери (по воле судьбы), нет отца (из-за предательства матери), нет друзей (в силу обстоятельств) и нет радости в жизни (как следствие всего предыдущего). Человек, который решительно отказывается жить, но совершенно точно не собирается умирать. Он был словно потерявший земные ориентиры воздухоплаватель, который смотрит на всех и все сверху, но в то же время жаждет быть замеченным, чтобы хоть так окупить свой, в противном случае убыточный, полет.
Реймонда раздирали непреодолимые противоречия. В нем парадоксальным образом сочетались бессердечие, бывшее следствием неприступной брони, и глубина чувств. Это, собственно, и был он сам, однако парень этого не понимал, ослепнув во мраке отчаяния, в котором не было ни малейшего просвета.
Он мог рыдать вместе с мистером и миссис Мэвоул, потому что знал, что все происходит за закрытыми дверями и что он постарается никогда, ни при каких обстоятельствах не встретиться с этими противными стариками снова.
* * *На следующее утро после возвращения Реймонда в Сент-Луис в семь двадцать утра в дверь номера негромко, но настойчиво постучали. Стук раздался как раз в тот момент, когда Реймонд и молодая журналистка, с которой он познакомился накануне, упоенно наслаждались обществом друг друга. Реймонд услышал, что в дверь стучат, но был слишком занят, чтобы отвлекаться на подобные пустяки. Молодая женщина, однако, мгновенно напряглась и не потому, что из-за повышенной чувствительности к резким звукам внезапно испытала оргазм. Нет, так отреагировала бы на ее месте любая здоровая, приличная молодая женщина, окажись она при сходных обстоятельствах в гостиничном номере любого города мира.
Реймонд готов был взорваться от ярости и негодования. Он вперил сердитый взгляд в юное, испуганное лицо под собой, как будто внезапно возненавидел молодую женщину за то, что ей не хватает распутства пьяной шлюхи. Потом он сполз с нее, чуть было не свалившись с кровати. Восстановив равновесие, он медленно натянул синий халат, подошел вплотную к двери и спросил:
— Кто там?
— Сержант Шоу?
— Да.
— Федеральное Бюро Расследований. — У стоящего за дверью был спокойный, приятный тенор.
— Что? — взорвался Реймонд. — Что вам от меня надо?
— Откройте дверь.
Реймонд оглянулся через плечо, закономерно полагая, что Маделл все слышала и дезертировала с поля битвы. Она, однако, оставалась на месте, но вид у нее был мрачный, лицо побелело, как мел.
— Что вам надо? — повторил Реймонд.
— Нам нужен сержант Реймонд Шоу.
Реймонд не сводил взгляда с двери. Его лицо начало наливаться краской, некрасиво выделяясь на фоне обоев болотного цвета.
— Откройте дверь! — потребовал голос.
— Черта с два! Как вы смеете ломиться в такую рань, вторгаясь в мою личную жизнь со своими дурацкими ордерами? Если вам так уж не терпится, то могли бы сначала позвонить. В фойе есть телефоны. Повторяю, как вы смеете? — В голосе Реймонда прозвучало высокомерие, свидетельствующее о том, что его слова — не пустая угроза и нарушители спокойствия могут быть наказаны. Его тон испугал девушку в постели больше, чем неожиданное появление ФБР. — Что, черт побери, вам нужно от сержанта Реймонда Шоу?
— Ну… Э-э-э… Нас попросили…
— Попросили? Что значит попросили?
— …Нас попросили проследить, чтобы вы сели в военный самолет, который будет ждать вас в аэропорту Ламберт через час и пятнадцать минут. В восемь сорок пять.
— А нельзя было позвонить мне из дома или из телефонной будки?
Последовало напряженное молчание, а затем за дверью сказали:
— Мы не собираемся обсуждать это с вами через запертую дверь.
Реймонд быстро подошел к телефону. От ярости он чувствовал скованность в теле, точно все его суставы заржавели. Он поднял трубку, несколько раз нажал на рычаг и попросил телефонистку соединить его с отелем «Мейфлауэр» в Вашингтоне, округ Колумбия.
— Сержант, — отчетливо произнес голос за дверью, — нам приказано посадить вас на этот самолет. Вы же служили в армии и знаете, что наши приказы не обсуждаются.
— Послушайте мой разговор по телефону, а потом поговорим о приказах, — сердито бросил Реймонд. — Я не собираюсь подчиняться приказам ни ФБР, ни Управления печати и гравировки, ни Отдела охраны окружающей среды, но если у вас при себе есть касающиеся меня письменные распоряжения командования армии Соединенных Штатов, просуньте бумаги под дверь. После чего можете подождать в фойе, если у вас не пропадет желание встретиться со мной, а в аэропорт я поеду, когда сочту нужным.
— Эй, не стоит так кипятиться, сынок! — в голосе из-за двери послышались угрожающие нотки.
— Вам что, не сказали, что я лечу в Вашингтон получать в Белом доме Почетную медаль? [6]
Может, эта никчемная железяка хоть на что-то сгодится. По крайней мере, человек из ФБР сразу же клюнул. Получить Почетную медаль было все равно что получить огромное наследство; очень трудно, маловероятно, и потому его слова возымели магическое действие.
— Так вы тот самый сержант Шоу?
— Да, это я. — И тут же Реймонд ответил телефонистке: — Хорошо. Я подожду.
— Я буду в фойе, сержант, — сказал человек из ФБР. — У конторки портье. Спускайтесь. Прошу прощения.
Не выпуская из руки телефонную трубку, Реймонд сел на край постели и нежно поцеловал девушку прямо под торчащим правым соском. Но при этом даже не улыбнулся, поскольку все его мысли были заняты предстоящим разговором.
— Алло, «Мейфлауэр»? Это Сент-Луис, Миссури. Пригласите к телефону сенатора Джона Айзелина… Сержант Реймонд Шоу. — Последовала небольшая пауза. — Привет, мама. Передай трубку своему мужу. Это Реймонд. Я сказал, передай трубку своему мужу! — Снова ожидание. — Джонни? Это Реймонд. Я сейчас в гостинице в Сент-Луисе. За дверью моего номера стоит человек из ФБР и говорит, что им приказано доставить меня на военный самолет. Это ты велел военным привлечь ФБР? Ты послал самолет? — Реймонд замолчал, слушая ответ. — Да, это все ты. Черт возьми, я так и знал, что это твоих рук дело. Но зачем? Какого черта ты вмешиваешься? — Новая пауза. — Как я могу опоздать? Сейчас среда, утро, а я должен быть в Белом доме в пятницу днем. — Выслушав ответ, он побледнел. — Парад? Па-рад? — Реймонд живо представил себе все, что его ждет. — Но зачем… Ах ты, чертов политикан!
Маделл выбралась из постели и начала одеваться, но выглядела испуганной и никак не могла найти свои вещи. Реймонд помахал ей свободной рукой и улыбнулся так тепло и обнадеживающе, что она снова опустилась на край постели, медленно отклонилась назад и вытянулась. Слушая, как телефон вопит ему в ухо, он потянулся к ней, взял за руку, нежно поцеловал и положил на плоский, гладкий живот девушки. Она, в свою очередь, потянулась к Реймонду и слегка погладила его по небритой щеке. Внезапно он нахмурился и рявкнул в телефон:
— Нет, не передавай трубку матери! Я знаю, что не разговаривал с ней уже два года! Сейчас я не готов, поговорю в другой раз. О-о-о! Ради всего святого! — Он заскрежетал зубами и возвел глаза к потолку, но потом сказал ровным голосом: — Здравствуй, мама.