Молчи!

Какое-то время она практически никого не встречала на пути. Иногда мимо проезжала машина или доставочный фургон, и тогда она пряталась в подворотнях. На Хаустон-стрит Лейк свернула на запад и пошла к Седьмой авеню, там пересекла улицу и двинулась на север. На улице стали появляться люди, спешившие на работу. Она смотрела под ноги, не смея встретиться с кем-то глазами. Небо на востоке начало светлеть.
К шести тридцати она добралась до Двадцать третьей. Сандалии натерли ей ноги, и хотя на ней был только плащ, спина была влажной от пота. На Седьмой показалось такси, Лейк подала знак остановиться и попросила таксиста развернуться и отвезти ее в Верхний Уэст-Сайд. Когда она откинулась на сиденье, ее глаза защипало — то были слезы облегчения.
Она хотела сказать свой адрес, но быстро опомнилась. Таксист запомнит его. Кроме того, Лейк не могла допустить, чтобы консьерж увидел, как она возвращается домой в такой час. «Я должна куда-то поехать, но куда?» Шофер посмотрел на нее через стекло.
— Вы дадите мне ваш адрес? — спросил он.
— Да-да. — И она пробормотала адрес закусочной в двадцати кварталах к югу от ее дома, куда иногда водила детей перед школой. Надо подождать там и пойти домой ближе к восьми, когда консьерж займется вызовами такси для жильцов.
Закусочная была заполнена наполовину. Посетители сидели группами или парами, но больше было одиночек, читавших «Пост», или «Дейли ньюс», или книги в мягких обложках. Она прошла вглубь, к угловому столику. Не подумав, начала расстегивать плащ, но, к счастью, вспомнила, что на ней нет ничего, кроме трусиков. При мысли об этом она едва не расхохоталась. Потерла кончиками пальцев виски, стараясь собраться. На столе был размазан подсохший кетчуп, и Лейк невольно вспомнила огромное ужасное пятно рядом с Китоном. К ее глазам подступили слезы. Китон прикасался к ней, занимался с ней любовью… А теперь он мертв.
Лейк заказала кофе, и хотя от его вкуса ей стало плохо, все же допила чашку. Ей был нужен кофеин, нужно было продраться сквозь густой туман ужаса и подумать. Она впервые спросила себя: почему, почему Китон мертв? Его хотели ограбить. Но следов взлома она не заметила, в квартире явно ничего не искали. «Убийца, должно быть, знал Китона», — предположила Лейк. Скорее всего Китон спал, когда на него напали. А это означало, что кто-то явился ночью с единственной целью — перерезать ему горло. Если бы Лейк оказалась в кровати рядом с ним, то ее постигла бы та же участь. При этой мысли она судорожно вздохнула. Ее дети, их жизнь оказалась бы разрушенной…
Несколько минут она боролась с желанием все-таки позвонить в полицию. Будет нетрудно объяснить, почему она не сделала этого раньше — бежала в панике, ведь убийца все еще находился в квартире. А следствие докажет, что она не убивала Китона.
Докажет ли? Вдруг оружие все еще в квартире — нож для разделки мяса, например. Что, если его вытерли начисто? Следователи решат, что это сделала она. Нетрудно вообразить, как копы воспроизведут ход событий. Недавно брошенная, возможно, пьяная, возможно, психически нестабильная разведенная женщина спит с весьма привлекательным доктором. Когда она спрашивает, увидятся ли они опять, он дает ей понять, что она его больше не интересует. В состоянии алкогольного опьянения она берет нож и, пока он спит, убивает его. Даже если ее сразу не арестуют, она все равно окажется под подозрением.
Джек от этого только выиграет. Он убедит судью предоставить ему право опеки над детьми, до тех пор пока все не разъяснится. Именно об этом Лейк предупреждал Хочкис. И еще он говорил, что практически невозможно вернуть право опеки, если оно было временно утеряно. Даже если ее репутация будет восстановлена, детей могут оставить с отцом.
Значит, обращаться в полицию нельзя. Она еще раз попыталась вспомнить, не забыла ли что-нибудь в пентхаусе. Конечно, в его квартире остались следы ее присутствия. Скажем, отпечатки пальцев на бокале с коньяком. Хотя Лейк мало обо всем этом знала, но была уверена: полиция не может исследовать ее ДНК или взять у нее отпечатки пальцев, пока не появится достаточно оснований для подозрений. А с какой стати эти основания должны появиться? Она не разговаривала с Китоном за ужином и ушла одна.
 
Лейк гадала, не позвонить ли кому-нибудь — например, Молли — и не попросить ли совета. Но это могло выйти ей боком.
Одно она знала точно: ей необходимо сегодня пойти в клинику, хотя это будет просто ужасно. И ей придется вести себя совершенно естественно и проявлять готовность отвечать на вопросы, когда прибудет полиция, — а копы определенно там объявятся.
Лейк просидела в закусочной еще полчаса. В половине восьмого она вышла и по боковым улицам медленно пошла к своему дому на углу Уэст-Энд-авеню и Восемьдесят четвертой.
За пол квартала от дома она остановилась на автобусной остановке и посмотрела на фасад. Пошел мелкий дождь, и это было ей на руку. Она видела, что Рэй, утренний консьерж, пытался поймать для кого-то такси. Ему не везло, и он прошел по улице до угла. Человек, ждавший такси, стоял под навесом и с нетерпением смотрел вслед Рэю. В этот момент Лейк приблизилась к парадной двери и скользнула внутрь.
Отказавшись от лифта, она пошла по лестнице, шагая через ступени. Когда она наконец захлопнула за собой дверь квартиры, то разразилась рыданиями, которые давно сдерживала.
В кухне она налила стакан воды и залпом выпила, а потом села за стол. Мужчину, занимавшегося с ней любовью, убили. И хотя сама она избежала смерти, всем, кто был ей дорог, грозила опасность.
Она приняла душ, докрасна растерев кожу мочалкой, потом надела белую блузку и темно-синюю юбку-карандаш, чтобы идти на работу. Глядя на свое отражение в зеркале, она печально гадала, могло ли все обернуться иначе, надень она не легкое платье, а что-то другое. Может, она не ощущала бы себя такой сексуальной и готовой к приключениям. Лейк вспомнила о платье, до сих пор лежавшем у нее в сумочке, и у нее подвело живот. Она должна отдать платье и плащ в химчистку по дороге на работу, просто на всякий случай.
Лейк приехала в клинику к десяти. В приемном отделении сидели несколько женщин и листали журналы. Когда она шла по коридору мимо поста медсестер, то по безмятежному виду попадавшихся навстречу сотрудников поняла: пока тут никому ничего неизвестно. Она впервые вспомнила, как Китон сказал ей в холле «Бальтазара», что, возможно, он и не будет работать в клинике. Что он имел в виду?
Зайдя в комнату для заседаний и открыв ноутбук, Лейк прошла на крохотную кухоньку и приготовила чай, стараясь вести себя как ни в чем не бывало. Но когда она наливала в чашку горячую воду, ее рука дрожала.
— Как прошел вчерашний ужин? — послышался женский голос, в котором звучали нотки сарказма. Лейк обернулась и увидела, что в дверях возвышается Брай. Ее тонкие, накрашенные ярко-красной помадой губы растянулись в напряженной улыбке. Очевидно, Брай не была приглашена.
— Очень мило, — ответила Лейк непринужденно. — Я даже поговорила с доктором Левином. Он очень интересный человек.
— Мы все, разумеется, согласны с этим, — резко сказала Брай.
Лейк незаметно вздохнула и заставила себя улыбнуться.
— Я поработаю тут, мне надо сделать кое-какие заметки. Так что если меня кто-то будет искать, я здесь.
— Вы кого-то ждете? — поинтересовалась Брай.
— Нет. Но кто-то из докторов, возможно, захочет поговорить со мной. — Лейк почувствовала себя глупо, потому что запиналась и была слишком многословна. Если она хочет прожить этот день нормально, сказала себе Лейк, надо успокоиться.
Она вернулась к ноутбуку и попыталась прочитать собственные заметки. Но на самом деле она просто выжидала, скользя глазами по одной и той же строчке. В одиннадцать она заметила в коридоре Мэгги — та с кем-то разговаривала, однако Лейк не видела ее собеседника.
— Я оставила ему по меньшей мере десять сообщений, — жаловалась Мэгги. — Он должен был появиться здесь в девять, чтобы участвовать в процедуре, и доктор Левин просто в бешенстве.