Игра королев

Скотт услышал сдавленный крик и увидел, как Маргарет прижала к своей груди эти раскрытые ладони.
— Галеры? Галеры, Фрэнсис? Твои прекрасные руки!
— А моя прекрасная спина! — саркастически добавил Лаймонд.
Маргарет выпустила его руки и отвернулась.
— Ты конечно же прав. Что бы ты ни собирался предпринять, ты имеешь на это полное право. Мы позволили французам тебя захватить — мы предали тебя, даже если и ненамеренно…
— А если намеренно? — вкрадчиво переспросил Лаймонд.
Повернувшись, Маргарет взглянула ему в лицо.
— Тогда виновен король, а я его племянница. Можешь мстить мне.
Очень осторожно Лаймонд подошел вплотную к Маргарет Дуглас — впервые за все время разговора по своей доброй воле. Неспешно, двумя пальцами он расстегнул пряжку ее голубого плаща, и тот упал на пол. Маргарет осталась стоять в ослепительно белом платье.
— А что Мэтью? Он очень внимательный супруг?
Ее глаза были широко открыты.
— Что Мэтью? Еще один шаг к престолу двух, а то и трех королевств.
— И это все?
— Да. Это все.
Она была белее снега. Скотт видел, как Лаймонд, нежно глядя на нее, деликатно помедлил, прежде чем прикоснуться. Затем он дотронулся до нее, и женщина закрыла глаза. Она замерла в ожидании безумного, страстного поцелуя, над которым не властно ни время, ни разум, ни даже чувства. Отблеск пламени позолотил склоненную голову Лаймонда, заиграл на его шелковой рубашке, и глазам Скотта предстало чудесное зрелище: две фигуры, как бы отлитые из золота и серебра, слились в одну.
Затем Лаймонд поднял голову и, взяв Маргарет за руку, отвел ее к длинной деревянной скамье около камина. Он сел, а женщина опустилась на пол у его ног.
— Поедем, — сдавленно прошептала она. — Поедем со мной. Служи нам, как прежде. Лорд-протектор вернет тебе все утраченное — поместье, деньги, — даст больше, чем ты когда-либо получишь здесь. Скитальческая жизнь изгнанника для такого человека, как ты, — это медленная смерть… Поедем со мной!
Лаймонд ласково погладил ее по щеке:
— Уехать — на полпути к победе? Я ведь наследник Мидкалтера, Маргарет. Если я выиграю, мой дом будет куда более впечатляющим, чем все, что может предложить лорд-протектор.
— Более впечатляющим, чем Темпл-Ньюсам?
Их взгляды скрестились, как два клинка.
Красивая рука, покрытая мозолями и шрамами, подстрелившая попугая и причастная к поджогу дома матери, лениво перебирала густые, прекрасные волосы Маргарет.
— Ты хочешь увезти меня к себе домой? — удивленно промолвил Лаймонд. — Но даже Леннокс…
— Не посмеет противоречить лорду-протектору. Если ты делом докажешь свою ценность для Сомерсета… а ты это можешь, Фрэнсис! С твоим-то умом, воображением, талантом полководца…
— И моей грязной репутацией. Бесполезно, Маргарет: если бы моя честь в Шотландии была незапятнана, то я бы сделал Сомерсета дядей императора, но как изгнанник я бесполезен. Если только вы не создадите мне доброе имя. Или не восстановите.
Он не продолжал, и наступила тишина. Женщина сидела, прижавшись щекой к его колену, на ее длинных волнистых волосах играли отблески пламени. Вспыхнуло полено, на мгновение озарив голову Лаймонда янтарным блеском.
Не шевелясь Маргарет повторила:
— Восстановим?
— Разве нельзя состряпать какую-нибудь историю, убедительную для властей? — мягко намекнул Лаймонд. — О подлоге или заранее обдуманном предательстве — что угодно, лишь бы нашлись свидетели, готовые обелить меня.
Не в силах противостоять обаянию его ума, его внешности, Маргарет помимо воли заговорила откровенно:
— Бессмысленно, Фрэнсис. Можно и не пытаться. Нельзя изменить прошлое. Человек, который оставил послание, мертв. Я могу найти многих, готовых свидетельствовать вместо него, но ты думаешь, что они выдержат колодки и дыбу? Арран на этот раз захочет удостовериться, что его не обманывают. Ты не можешь возродить репутацию из ничего.
— Я-то, наверное, нет, но тебе всегда удавалось заполучить то, чего тебе хотелось. Даже меня, к примеру. Я назвал свою цену.
На этот раз пауза была долгой.
— Я не ставлю никаких условий, — вдруг произнесла Маргарет.
— А я — только одно. — Мягким, но стремительным движением Лаймонд поднял ее так, что губы касались губ. — Ты хочешь, Маргарет… иметь меня при себе в Темпл-Ньюсаме?
— Да.
— И заплатишь мне что причитается?
— Я заплачу тебе… заплачу все, что угодно, — пробормотала она. — Только едем со мной сегодня же вечером.
— Сегодня вечером? — Лаймонд провел рукой по ее волосам. — И что же ты заплатишь мне?
Она поцеловала его загрубелую руку.
— Я найду человека… кого-нибудь, кто подтвердил бы, что твое послание было подложным.
— Какого человека?
— Любого. Заключенного. Приговоренного к смерти. Я заставлю его, посулив жизнь. Обещаю тебе. Я сделаю так, что все поверят. Едешь ли ты? О, любовь моя, едешь? Едешь?
Скотт увидел то, чего Маргарет видеть не могла: непреклонность во взгляде Лаймонда. Маргарет Леннокс произнесла: «О, любовь моя, едешь?», а Лаймонд выскользнул из ее объятий, как угорь, оставив женщину коленопреклоненной, с пустыми руками, шепчущей нежные слова пустому сиденью.
— Еду ли я? Боже упаси, нет, дорогая: я предпочитаю честных шлюх.
Послышался сдавленный стон, затем Маргарет повернулась, и Скотт увидел кровь на закушенной губе.
— Ну так как же? — ухмыльнулся Лаймонд.
Маргарет выпрямилась во весь рост, источая злобу и яд: в лице ее отчетливо проступили характерные черты Тюдоров.
— Тщеславный выскочка! Грубый ублюдок, хлипкий выродок, напичканный вонючей философией… Не думаешь ли ты, что я бы позволила тебе дотронуться до себя, если бы имела выбор? Я предлагала тебе свободу и безопасность…
— Ты ввергла меня в чистилище и предложила ад! — вскричал Лаймонд. — Бедный Томас Хоуард! Ему ты тоже предлагала жизнь и свободу?
— У тебя хватает наглости попрекать меня любовниками? А ты-то сам?
— Мои любовницы все целы и невредимы и ложатся со мной в постель, ожидая наслаждения, а не золотых львов в гербе или золотого шитья на подштанниках!
— Как бы я хотела, чтобы тебя сожгли живьем на моих глазах!
— Ты бы пожалела об этом. Кто еще способен возбудить в тебе страсть? Не эта тряпка Мэтью во всяком случае.
— Он не страдает от… от избытка плотских вожделений, если ты это имеешь в виду.
— Ничем не могу помочь, — грубо отрезал Лаймонд, — Убери свои коготки от добычи, крошка. Мне нужен твой ребенок, а не ты.
Они замолчали. Рев двух разъяренных тигров уступил место настороженному наблюдению.
— Ты никогда не получишь моего сына, — заявила Маргарет.
— Получу, сама знаешь. — Лаймонд был воплощенное спокойствие. — Или же ты предоставишь мне доказательства, которых я требую. Наивность восхищает меня, но не до такой же степени. Мой плен был не случаен. И то, что король Генрих Английский решил сделать из меня козла отпущения, — тоже не случайность.
— Хорошо, — вспылила Маргарет. — Да, был злобной умысел, благодаря которому твой жалкий обман стал всеобщим достоянием. Что я могу с этим поделать? Кого убедят сфабрикованные доказательства и фальшивые признания, если известно, что исторгнуты они под угрозой пытки? Нет, мой милый Фрэнсис. Ты сам захлопнул эту дверь. Твоя жизнь как порядочного человека закончилась пять лет тому назад, а твоя жизнь подзаборной шавки продлится, пока ты сумеешь угождать своим многочисленным хозяевам.
— Или хозяйкам.
В ее глазах стояли слезы ярости.
— Неужели мне никогда не забыть?
— Нет. Зачем тебе забывать? Я часто думаю об этом с подобающей меланхолией. Charge d'ans et pleurant son antique prouesse  [1]… Так мне послать за мальчиком?
Маргарет Леннокс отошла от камина, подобрала свой плащ и изящным движением накинула его на плечи.
— Твое былое немногим лучше настоящего. Избавь меня от наивности.