Спросите полисмена

– И что с того? – с невинным видом промолвила Салли. – И вообще, я решила, что забавно будет, если моим убийцей станет кто-то вроде лорда Комстока.
– Никогда не пользуйся жаргоном, которого не знаешь. Землевладельцы больше в твоем ключе, а вот журналистское арго – один из самых сложных языков.
– О, тут мне Тедди помогает.
– Гм! – Миссис Брэдли прочистила горло и подняла сухую желтую лапку, украшенную достойными восхищения, но желтоватыми бриллиантами. – Эдвард – запретный плод, Эдвард тебя заинтересовал. Работодатель у Эдварда противный. И мама ведет себя противно. Не прерывай меня. Комсток заставляет Эдварда работать с утра до ночи и вообще превращает его жизнь в ад. Тебе сложно встречаться с Эдвардом часто. Чья вина? Разумеется, работодателя. Следовательно, ты начинаешь сочинять роман, в котором мстишь работодателю на бумаге и не боясь наказания. Процесс называется сублимацией. Двести лет назад люди втыкали булавки в восковые фигурки ради той же цели.
Салли собиралась разозлиться, но смирилась, снизойдя до невольного восхищения.
– Хорошо у вас получилось, тетя Адела. Отличное детективное расследование.
– Все верно?
– Да. То есть Тедди ужасно красивый и многое умеет, однако старый хрыч держит его на коротком поводке. А мама навязывает мне Дики Парадайна.
– Хочешь, я поговорю с ней?
– Ох нет, пожалуйста, не надо! – поспешно воскликнула Салли. – Понимаете, денег не так много, и, разумеется, он очень молод. И я тоже.
Миссис Брэдли подумала о семнадцати годах Салли и сочла их удивительными в сочетании с таким весьма разумным настроем.
– Значит, речи о браке не заходило?
– Нет. Да и с чего бы? Зачем начинать с такой скуки? Брак – как холодное какао, питательно, но тошнотворно.
Последнюю ремарку миссис Брэдли заключила в кавычки и пометила «Эдвард Миллс, эскв.».
– Мне надо познакомиться с этим молодым человеком.
– Мама его сюда ни за что не пригласит. Она иногда бывает такая снобка. А ведь Тедди каждый день видится с министрами и всякими важными персонами. Он далеко пойдет.
– Понимаю. Честолюбив?
– О да, ужасно!
– И тем не менее уходит с места, где каждый день встречает важных персон?
Салли зарделась.
– Тедди очень чувствительный. Зачем ему оставаться там, где к нему относятся как к карманнику? Тетя Адела, поклянитесь, что ни словечка маме не скажете!
– Я подруга твоей матери, знаешь ли, – напомнила миссис Брэдли.
– Да, но вы играли не по правилам. Взяли и все у меня выведали… А это не только мой секрет, но и Тедди тоже. И вообще… он скоро уедет.
– Посмотрим, – произнесла миссис Брэдли и деловито продолжила: – Позволь хотя бы помочь тебе с книгой. Как далеко ты продвинулась?
– Только первые две главы.
– Труп, надо полагать, на полу в кабинете?
– Да. Застрелен. Много крови, – с энтузиазмом ответила Салли.
– И Комстоку конец, – величественно провозгласила миссис Брэдли, и ее поразительный голос превратил в поэзию даже такие бесцветные слова.
Другой голос, подрагивающий от возбуждения, раздался у нее за спниой:
– Для вас, мадам. Записка. Джентльмен ждет.
Миссис Брэдли принадлежала к своему поколению, поэтому не проявила ни малейших признаков раздражения или расстройства, но все-таки, вскрывая конверт, вздохнула:
– И кто же тут меня нашел?
Записка оказалась длинная, на двух страницах, и, дочитав до конца, миссис Брэдли покачала ею в руке, поджав губы. Наконец огорошила терпеливого дворецкого неожиданным вопросом:
– Сколько времени?
Оказалось, что шесть часов. Следующий ее вопрос был обращен к Салли.
– Как, по-твоему, деточка, запрет твоей мамы на молодых людей распространяется на помощника комиссара столичной полиции?
И она подала ей вторую страницу, которую Салли внимательно изучила.
В деревушке говорят, вы только что приехали. С вами можно повидаться? Простите, но дело безотлагательное, у меня, вероятно, неприятности, и мне нужно возвращаться в Лондон. А.Л.
– Какие же неприятности могут возникнуть у Алана Литлтона? – размышляла тем временем вслух миссис Брэдли.
 
Вопрос был риторическим, то есть не требующим ответа, но ответ на него поступил и из неожиданного источника.
– Прошу прощения, мадам, – произнес дворецкий, подрагивающий от сладчайшей, высшей человеческой радости первым сообщить новости. – Не может ли джентльмен подразумевать убийство лорда Комстока? Его нашли в кабинете, мадам. Застрелен. Я своими ушами слышал это от разносчика зеленщика. Убит выстрелом прямо в голову. Кровь… – Блеск в глазах дворецкого выдавал в нем любителя преступлений. – Кровь повсюду.
 
II
 
Мир более обычного несправедливо обошелся сегодня с леди Селиной. Только она в приятном оцепенении расположилась в шезлонге, выбраться из которого без посторонней помощи невозможно, а ее умиротворенный взор упокоился на пустом молочнике, как вдруг дочь обрушила на нее известие: в доме находится помощник комиссара полиции, а ее сосед, которого она игнорировала, хотя и презирала, убит несколько часов назад. Поначалу она отреагировала без спешки: воздействие второй части, не неприятной, лишь слегка затенялось первой, которая отдавала нездоровой сенсационностью. Но данный привкус, как зубчик чеснока умело положенный в блюдо, понемногу набрал силу, чтобы шокировать и пронизать все ее естество. Сосед встретил свой совершенно заслуженный конец? Это ерунда. А вот то, что под ее крышей находится полицейский… Это выводило из равновесия.
– Ну надо же, опять Адела! – воскликнула Селина и, помолчав, добавила: – Но я не могу предлагать ему остаться на ночь!
Дочь, которую волнующий оборот событий принудил к вежливости и такту, поспешила ободрить мать:
– Он только хотел поговорить с тетей Аделой. Он говорит, что, скорее всего, уже не полицейский.
– Тогда зачем он сюда явился?
– К тете Аделе, мама, я же тебе сказала. Приехал из-за убийства. Это очень важно. Ох, мамочка, только, пожалуйста, не изображай умирающую герцогиню!
Тем самым Салли тактично сумела отвлечь возмущенную маменьку от напряженной беседы в гостиной, за ходом которой могла только наблюдать через окно. Тетя Адела, шокирующе и дорого одетая в жакет и юбку оранжевого атласа, сидела прямая и безмятежная, как Будда, ее интерес выдавали только живые черные глаза. Смуглый худощавый мужчина жестикулировал стоя. На глазах у Салли он внезапно дернул правой рукой за мочку левого уха. И рассмеялся. А вот Салли даже не улыбнулась. Ведь так дергал себя за ухо Тедди, и от одной только мысли, что Тедди, чувствительный Тедди оказался замешан в такую историю, она похолодела. Когда Алан Литлтон вышел к своей машине, она поджидала его там.
– Мне хотелось спросить… Как вы думаете, могла бы я поговорить с мистером Миллсом?
Литлтон недоуменно посмотрел на нее:
– Он в Уинборо.
– В Уинборо? Почему?
– Его… – Тон полицейского чуть смягчился. – Думаю, его попросили дать показания. Но я не могу разглашать сведения. Я тут как частное лицо, понимаете? И мне нужно возвращаться в Лондон.
– Но что Тедди может об этом знать?
– Полиция должна опросить всех. Это не означает, что они думают, будто он в чем-то виноват. Извините, мне надо ехать.
Салли посмотрела, как опрятный синий автомобиль с вмятиной на бампере исчезает, разбрасывая гравий, за поворотом, и отдала должное мастерству помощника комиссара, ведь подъездная дорожка у них обманчивая. Но сам майор Алан Литлтон вызывал гораздо меньше восхищения. Он не пожелал разговаривать с ней. Передразнивал Тедди и смеялся. А к сухощавой смуглости у нее развилось отвращение после знакомства с кудрями и упитанной фигурой секретаря покойного лорда Комстока. Размышляя, она побрела назад в холл. «Попросили дать показания». Что бы это значило? Наткнувшись на тетю Аделу, она адресовала вопрос ей.