Зимний зной (СИ)

Я молча разворачиваюсь в сторону гримерки, не собираясь слушать дальше ее бред. Катя на удивление резво догоняет меня:
- Герман даже уволил ее, когда узнал о ваших свиданиях! Не веришь?! Он может подтвердить тебе. Хочешь?
Останавливаюсь.
- Ты че, купила какого-то мужика на радио?!
Катя фыркает:
- Он потом простит ее, увидишь. Не беги от правды. Милые бранятся, только тешатся! И кто знает, вдруг в это время рядом с тобой окажется кто-то более достойный?!
Скрестив руки на груди, перекрывает мне собой дорогу. Прожигает страстным взглядом.
- Более достойный это ты, что ли?! – усмехаюсь.
Я, честно, не хочу грубить, не хочу портить нашу запись сегодня. Но от этого Германа у меня уже скулы сводит, а внутри вскипает глухая, едва контролируемая ярость. Боюсь сорваться и наорать на Катьку, чтоб не лезла, куда не просят.
- Ну, я, - снова дерзко подходит.
Стою, не двигаясь.
- Тебя трахнуть, что ли, некому, Кать?! - интересуюсь. Это, в самом деле, удивительно.
- Есть кому. Да меня полстраны хочет! Но мне не нужен лишь бы кто, - отвечает без запинки.
- А кто тебе нужен? Тот, кто не хочет тебя?
Я вижу, что попал куда-то в больное место. Ее всю передергивает.
- Думаешь, самый умный, да?! – вскрикивает запальчиво.
На нас обращают внимание, но ей уже все равно. Катю несет дальше:
- Ты многого не знаешь. Но узнаешь, Данечка, скоро. И тогда придешь ко мне сам. Ну, а я еще подумаю, простить ли мне тебя. Хорошо подумаю!
Развернувшись, удаляется, взметнув вверх нелепый шлейф над мини-юбкой. Мнит, наверное, что за ней осталось последнее слово.
Дура! Но меня уже тоже всего трясет. Хочу позвонить Тоне немедленно, чтобы спросить, кто такой этот Герман Мискарьянц и какую он сыграл роль в ее жизни.
Мне очень надо знать это. Знать, чтобы не позволить тоскливой, постепенно захлестывающей меня безнадеге разрастись, пустить во мне корни, отравить существование. Имя ей - ревность.
А еще, неясность, которую я так ненавижу.
Я не верю Кате, не верю никому! Зато верю в Антонину Брежневу, и верю в нас. Мы обещали говорить правду друг другу. Все остальное не так уж важно.
Берусь за телефон, но сегодня, кажется, все против нашего разговора. Алан беспричинно сокращает перерыв. Меня дергают со всех сторон по самым разным рабочим вопросам, в результате чего я никак не могу найти возможность уединиться больше чем на пять минут.
Но пять минут маловато для того, что я хочу ей сказать.
Это не мешает нам обмениваться какими-то нейтральными смс-ками типа: долетел норм, работаю, скучаю...
А все из-за того, что мы ещё не достаточно, мать твою, близки! До сих пор я тщательно подбираю слова в страхе излишне надавить на нее своими чувствами, быть навязчивым. Это все еще так тяжко. Но необходимо, я понимаю.
В студии работаем до глубокой ночи, расходясь в редкие перерывы с обиженной Катей в противоположные концы съёмочного павильона.
Возможно, странно, но наш конфликт никак не влияет на результат проделанной работы, а напротив, даже добавляет в запись какую-то перчинку. Катя становится веселой и злой, непривычно молчаливой за кадром.
Она царапается как дикая кошка, прикасаясь ко мне по сценарию, и явно стремясь причинить физическую боль. Меня это только смешит, а ее, судя по всему, сексуально заводит.
Катя как будто обдумывает, с какого фланга нанести по мне следующий удар. Я чувствую ее яростное напряжение и какую-то нечеловеческую сосредоточенность на мне. Она хочет сбить меня с ног своим напором, овладеть хитростью или силой, добиться своего любым путем!
Из всего этого мог бы выйти неплохой секс, но я уверен, что она бы тут же использовала против меня эту информацию.
Обычно такое поведение присуще мужчинам. Но эта девочка не привыкла к отказам, да и вряд ли ее даже можно назвать девочкой.
Она – хищник, расчетливый и опасный, благодаря своему влиянию в этом мире. Моем мире, в том числе, и у меня нет никакого желания играть с ней. Даже если я уже случайно зацепил ее интерес.
Ближе к ночи Тоха приносит мне запись радиоэфира. Вместо голоса Антонины я, нахмурившись, долго слушаю как вещает какая-то тетка. Может быть, это замена или что-то типа, не может же Тоня работать там каждый день?!
 
Прошу у помощника записи предыдущих эфиров, которые пропустил из-за занятости, и он находит их. Но там та же херня - чужие голоса.
Пытаюсь покрутить в голове сказанное Катей. Сопоставляю факты, выстраивая хоть какую-то логическую связь. Без увольнения, без Германа Мискарьянца.
И у меня нихрена не получается.
  
Глава 28
 
Неспадающее напряжение 
Антонина
Ленивую размеренность моего абсолютно свободного субботнего утра нарушает неожиданный звонок Елки. Что могло ей понадобиться в такую рань?!
Пока обмениваемся дежурными приветствиями, я бреду на залитую теплым солнечным светом кухню, чтобы запустить кофемашину. С наслаждением вдыхаю аромат кофе, немедленно заполонивший все вокруг.
- Какие планы на день? – жизнерадостно интересуется Танюшка.
Честно признаюсь, что никаких. Отоспаться на выходных, разве что.
- Отоспитесь на природе! – тут же выдает она, - как сказал Гоша, он же Гога, он же Жора – я приглашаю вас на пикник.
Смеюсь. Но дальше все действительно происходит как в этом прекрасном советском фильме.
Она прямо таки безапелляционно настаивает на пикнике, утверждая, что ждут только меня и прямо сейчас заедут, никаких особых приготовлений не нужно! Тут я, признаться, зависаю.
Вообще, Танюха как-то уж слишком активно «взялась за меня» после того случая со спасением. Прямо как те японцы, которые считают, что мы в ответе за тех, кого спасли. Если еще точнее, эта мысль принадлежит древнекитайскому мыслителю Конфуцию, но суть от этого не меняется.
Еще, подружка наверняка думает, что я до сих пор тяжело переживаю потерю работы на радио. Это не так.
Впрочем, все ее тревоги вызывают во мне только положительные эмоции, ведь, на самом деле, это так приятно - знать, что кто-то о тебе искренне заботится. Тем более, человек посторонний.
Словно читая мои мысли, Таня добавляет, что не позволит мне в выходной день скучать в одиночестве!
Я улыбаюсь и благодарю, не мешая ее болтовне. Конечно, соглашаюсь, пусть и без особого энтузиазма.
- Хорошо, но какой-то часик на сборы мне все равно нужен, - отвечаю ей, взглянув на настенные часы, - я как раз собиралась в магазин. Что взять?
- Только свое хорошее настроение, - довольно откликается она.
- И куда же мы поедем? Я в любом случае что-то куплю, лучше подскажи мне…
Она немного озадачивается, поэтому я решаю выбрать что-то на свой вкус - фруктов, сыра, воды, возможно, легкого спиртного. Вообще-то, я не пью и Таня за рулем, но ее девчонки, наверное, не откажутся.
- Ладно, а кто там будет? – спрашиваю, намереваясь узнать об их вкусовых предпочтениях.
Таня рассказывает, и подробно.
Мы поедем на ее маленькую дачку в Лопухинку, живописную деревеньку под Питером, говорит она, где будут только свои. Точнее, несколько ее ближайших подруг. Ах, да, и один мужчина…
- Помнишь, «Москва слезам не верит» вспоминали? Так вот. Мясо не терпит женских рук, как говорил этот Гога. Даже таких, как мои, - смеётся, - хотя я умею все или почти все! Но на дачу без шашлыка не езжу, поэтому с нами будет Алексей, вы уже знакомы. Я попросила, ну, он не отказал. Короче, готовься. Через час мы у тебя.
Расстраиваюсь. Конечно, отказаться теперь, услышав об Алексее Васильевиче, было бы с моей стороны неслыханной грубостью.
Черт! Предчувствую, что не смогу расслабиться, если он и там будет преследовать меня своим общением и галантностью.
- Кстати! - продолжает Таня, - на всякий случай, собирайся так, чтобы остаться у меня с ночевкой, если задержимся.