Тиран (ЛП)
— Зачем ты мне это говоришь, Леон? — Хантер бросил карту. Иногда Леон говорил дерьмо, которое просто не имело никакого смысла… как, например, спросить ребенка, хочет ли он, чтобы его отшлепали, и удивляться, когда он не ответил: «Да, черт возьми!»
— Потому что ты беспечно себя ведешь, Хантер.
— Я думал, мы говорили о тебе.
— Мы… ты будешь мной, если не исправишься. Ты говоришь, что не пытаешься быть вторым Леоном, но твои дела говорят громче слов. Все, кого ты любишь, возненавидят тебя за то, что ты предпочитаешь улицы им — вот, что тебя ожидает.
— Я не выбирал улицы. Это все, что у меня было, и, в любом случае, я не могу быть никем, кроме себя.
— Я не говорю быть кем-то, кроме Хантера. Хантер — тот, кто ты есть… ну, Тиран, но я зову тебя Хантер. Я говорю тебе стань лучшей версией Хантера, чувак… — их взгляды сцепились. — У тебя есть второй шанс, — Леон указал темным морщинистым пальцем ему в лицо. — Не трать его на какую-то ерунду. Обменяй это дерьмо на новую жизнь, делай ноги и не оглядывайся. У тебя нет оправдания.
— Тут такое дело, Леон, — Хантер бросил карту. — Ты меня не знаешь. Ты знаешь только то, что я тебе показываю, то, что позволяю тебе видеть.
— Молодая кровь, ты держишь свои карты близко, но я вижу руку, которой ты играешь. Ты думаешь, что что-то скрываешь, и для большинства так и есть, но я живу с тобой все эти годы, и поверь мне, твоя борьба заметна, когда ты думаешь, что все спят или никто на тебя не смотрит. Я наблюдаю за тобой во время еды. Ты изолируешь себя, сидя в одиночестве. Ты смотришь вокруг, наблюдая за людьми. Люди не знают, что с тобой делать. Половина из них боится узнать — у тебя репутация, и она нехорошая. Ты пугаешь людей… Такой большой парень, как ты, ни хера не делает, не использует свои навыки запугивания, чтобы получить то, что ты хочешь от кого-то здесь. За решеткой человек человеку волк. Большинство из этих парней хотели бы быть тобой, выглядеть как ты, думать как ты, двигаться как ты. Читая твои книги по ночам, они видят тебя. Бог знает, что ты пишешь в этих письмах своим бабушке и дедушке. У тебя есть свои проблемы, но, если ты решишь их, тебе больше не придется возвращаться сюда. Ты не пристрастился к героину, как я, или крэку, ничего подобного. Ты пристрастился к боли.
Хантер никогда не слышал ничего подобного раньше.
— Пристрастился к боли? Это что-то новенькое.
— Да. Тебе нравится чувствовать это, потому что ты привык к этому. Боль для тебя ощущается как любовь. Ты нападаешь на других, но ты избирательно относишься к тому, кто принимает удар. Тебе нравятся обиженные люди, — Хантер ухмыльнулся, но промолчал. — Ты говоришь, что я тебя не знаю, но я знаю. Поверь мне, знаю.
— Ты видишь меня снаружи и делаешь предположения, как все, Леон. Я говорил с тобой несколько лет, но позвольте мне сказать тебе еще кое-что. Я отличаюсь от всех, кого встречаю. Это намеренно. Твой ход, — он бросил карту.
— Мальчик, я пытаюсь сказать тебе кое-что, но ты слишком упрям, чтобы слушать. Смотри, это все фигня. Да, люди боятся тебя из-за того, как ты выглядишь. Ты пугающий. Ты очень высокий, большой и мускулистый. Ты не улыбаешься… твои глаза тоже мертвы, как будто ты видел слишком много в своей жизни, чтобы когда-либо быть в порядке.
— Я многое повидал, — Хантер бросил другую карту.
Старик схватил карту и бросил ее.
— Ты никому не доверяешь, Хантер?
— Почему я должен это делать? — они оба остановились и посмотрели друг на друга.
— Существуют степени доверия, Хантер. В конце концов, тебе придется кому-то доверять, так что в этот раз ты можешь сделать это. Никто не может делать все сам. Сейчас у тебя тюремный менталитет и он должен быть перепрограммирован. Тебе нужен сброс, или ты повторишь все, что делал.
— Тюремный менталитет помог мне выжить здесь.
— Возможно, это правда, но драки, в которые ты ввязывался, говорят сами за себя. Ты можешь перестать пытаться доказать всему миру то, что, как ты думаешь, он должен знать. Здесь ты хорошо себя зарекомендовал.
— Здесь они не дают тебе выбора. Этим парням дай палец, а они откусят руку.
Леон кивнул в знак согласия.
— Ты действительно наказал нескольких говнюков здесь, ты не играешь с этим. Дерьмо, ты заставил меня чувствовать себя здесь в безопасности. Я знаю, что, пока твоя большая задница Дольфа Лундгрена здесь, никто мне ничего не сделает! — старик улыбнулся, показывая темные десны и несколько отсутствующих зубов, пока смеялся, заставляя Хантера делать то же самое. — Люди здесь думают, что ты сумасшедший из-за того дерьма, которое совершил. Они говорят, что ты садист.
— А что думаешь ты?
— Я не знаю, — Леон пожал плечами. — Но что я знаю, так это то, что никогда не видел тебя с другой стороны, но знаю, что она есть.
Что было сказать на это? Нет необходимости оспаривать правду.
— Ты здесь не потому, что ты не бойскаут. Но тебе лучше быть начеку, когда ты вернешься в свободный мир, Хантер.
— Я должен оглядываться через плечо? Нет, никогда не буду так жить. Борись до конца, понимаешь? Живи с мечом, умри от меча. Я никогда не смогу жить в страхе.
— Ты не можешь жить в страхе, потому что ты и есть страх. Ты слишком боишься заглянуть глубоко в себя и узнать, что заставляет тебя так поступать и думать. Все чего-то боятся, Хантер. Ты боишься самого себя… Внутри ты бомба замедленного действия, затишье перед бурей.
Бабушка называла его «чертова бомба замедленного действия». Когда она говорила это, он игнорировал ее. Теперь эти старые слова в его голове воспринимались по-другому.
— Я могу сравнить тебя с тихим штормом, торнадо за день до того, как наступит полный пиздец. Твое прозвище должно звучать как «Тихий шторм», — они улыбнулись друг другу. — Полагаю, Тиран тоже подходит. Судя по тому, что я слышал о тебе за все эти годы, я понимаю, почему ты взял его. Я не знаю историю этого псевдонима. У всех нас есть прозвища, некоторые ироничны, как прозвище маленького чувака «Гигант», некоторые на сто процентов верны.
— Тиран, Леон, по определению жестокий и деспотичный лидер. Я прочитал это в словаре много лет назад.
— Поэтому твоя татуировка на спине такая охренительно большая? — улыбнулся Леон, кладя другую карту.
— Нет… Кто-то, с кем я вырос, прозвал меня так, когда мне было лет двенадцать или тринадцать, и это прижилось. Его звали Джо, и все его боялись. По какой-то причине я ему понравился. После того, как он начал называть меня так, все сделали то же самое. Потому что, как они сказали, я сделал то, что хотел сделать, не заботясь об общественном мнении. Но люди будут следовать за мной, копировать меня, пытаться быть мной — как ты сказал ранее. Но я всегда держал большинство людей на расстоянии вытянутой руки. Парни попытаются подобраться к тебе, чтобы тебя уничтожить, — он сдал другую карту. — Ты никому здесь не можешь доверять, Леон. Самые близкие друзья украдут у тебя, попытаются трахнуть твою женщину и сожгут твой дом…
— Ты веришь тому, что люди говорят о тебе? Ты можешь отделить человека от мифа?
— Хм, это интересный вопрос. Когда я злюсь, я иногда бываю вспыльчивым. Когда я становлюсь вспыльчивым, я могу быть жестоким. Я не просто стреляю в кого-то. Я иду и засовываю свой палец в кровавую дыру, где пуля вошла в их тело. Жму на нее, делаю боль в десять раз хуже. Если я устал от твоей задницы, я иногда продляю мучения, чтобы ты мог почувствовать это дерьмо, чтобы ты мог вернуться с края смерти и умирать снова и снова, — двое мужчин смотрели друг на друга, и казалось, что между ними сложилось взаимопонимание. — Обычно я не обсуждаю такие вещи, но, поскольку я ухожу, и ты спросил, поехали. Итак, насколько я верю в прозвище и оправдываю его? Полагаю, на основании обвинений, которые мне выдвинули, того, как я себя веду, и этого разговора, ты можешь решить это сам. Уно.
— Я уже сделал выводы на этот счет.
— И?
— Однозначного ответа все еще нет, — Хантер ухмыльнулся мужчине, когда они начали новый раунд, перетасовывав карты. — Твоя проблема в том, что ты не понимаешь, насколько ты важен.