Боец: лихие 90-е (СИ)
— Так? — уточнил я, чувствуя как от укола, который мне вколола фельдшер по телу разливается тепло.
— Он сказал, что не подпишет тебе разряд.
— С чего бы вдруг? — я твердо помнил, что одним из условий участия в межзаводских соревнованиях, был как раз таки более высокий разряд, чем есть сейчас.
— Потому что сегодня после обеда проходят экзамены в учебном центре, на разряд, а ты пролетаешь со своей больницей. Специально под тебя никто ничего делать не будет, и тут я никак помочь не могу, — скороговоркой выдалшеф, как будто скорее хотел все это донести до меня.
Складывалось впечатление, что ему самому не нравилась тема, о которой приходится говорить. Мне она тоже не нравилась, потому что еще вчера в кабинете у Хрюшкина он пообещал мне вагон и маленькую тележку в виде разряда, решения вопроса с общагой и премии. Пусть я и не имел отношения к прежним договоренностям реципиента, но часть обязательств Сереги выполнил. А у шефа явно сквозил формат «обещать — не значит жениться». Не хотелось допускать, чтобы все это были слова, сказанные по ветру. Что хотелось, так это верить — это просто заминка и недоразумение, связанное с надобностью съездить в больницу и сделать рентген.
— Едем? — спросил водила у фельдшера, когда та вернулась в кабину.
Та, видимо, кивнула в ответ, «РАФик» завелся и через несколько секунд мы уже ехали в БСМП. Хрюшкин сидел совершенно понурый, уткнувшись подбородком в ладони. Признаюсь, что после нокаута я еще неважно соображал, поэтому свой вопрос задал не сразу.
— Товарищ начальник, выйду и сдам экзамен, в чем проблема то?
— Хе, — хмыкнул тот. — Сказал же тебе, Сережа, что ученики сегодня экзамены сдают, завтра тебя на завод уже никто не пустит.
— А при чем здесь ученики? — я брови сдвинул к переносице.
— Как причем, а кто учеником после армии работает почти три месяца? — шеф руками развел, глядя на меня выразительным взглядом. — Печкин что ли?
— Какой Печкин?
— Почтальон! Говорю передумал начальник корпуса тебя на работу брать! Считай, что срок не прошел испытательный.
Я подвис, переваривая новую порцию информации. Начну с того, что я понятия не имел о своем статусе на заводе учеником. Полагал, что трудоустроен… А тут, получается, что на испытательном был? Потом вспомнилась пометка о демобилизации прошлой весной. Если так, то все совпадало. По всей видимости, мой реципиент пришел на завод после обучения в ПТУ со вторым разрядом и все три месяца учился без отрыва от производства, чтобы получить третий или как обещал начальник сразу четвертый слесарный разряд.
— Почему он передумал-то? Мы же договаривались, что если я на соревнованиях выскочу…
— Так мы о чем договаривались, Кресов! — шеф не дал мне договорить, перебил. — Что ты выйдешь, таблом пощелкаешь и снимешься с боя! Кто тебя заставлял на рожон лезть, на второй раунд выходить! Ты же цех собственный опозорил.
Я промолчал. Логику Хрюшкина не понимал, хоть убей. То есть сдаться и сняться с боя — это лучше, чем проиграть нокаутом. Логика явно хромала, но шеф продолжил.
— Начальник корпуса говорит, что после сотряса тебя на станок может намотать, да еще по жаре такой — сознание потеряешь… — на этот раз куда спокойней и даже как-то расстроенно пояснил начальник. — А у нас на третьем-четвертом разрядах все на сверлильном работают, на точило ходят. Извини, Сережа, не вышло, ты сам виноват, и на встречу не идешь. Ребята второго разряда на заводе не нужны, работы по такому разряду нет, сам видел.
Получалось, что из-за моего желания показать себя на соревнованиях, собственное начальство в ответ решило меня за забор выкинуть. Вот так, не делай людям добра, как говорится. Но бог с ним с разрядом, я все равно не умел слесарить, и работать бы не смог. Бог с ней даже с премией, богато не жили, нечего и начинать. Смущало другое, я отчетливо помнил, что у реципиента существуют проблемы с жильем, которые достались мне в наследство.
— С общагой-то как быть?
— Пфу… — за наш разговор Хрюшкин тяжело выдохнул раз в четвертый. Он положил ладонь себе на грудь. — Вот руку на сердце положа, я не знаю как быть, Сережа. Чесс слово…
— Вы меня на улицу выставляете? — чересчур спокойно для человека, который оказался на грани краха, спросил я. — Самому не стыдно?
У шефа после моих слов на щеках выступил румянец.
— Прости, я действительно ничем помочь не могу.
Можешь ты, козел старый. Все можешь, просто не хочешь свою жирную жопу напрягать, незачем тебе это. Живешь в своем мирке, где хорошо устроился, и не желаешь рисковать, дабы не подставляться. Это были первые мысли, которые пришли мне в голову, вслед за пониманием, что меня выставляют как собаку на улицу, нисколько не интересуясь как мне придется жить дальше. Жутковатые перспективы складывались, тут не добавить, ни убавить.
Карета скорой помощи остановилась возле травмпункта, предварительно проехав пропускной пункт на территорию БСМП-2. Фельдшер открыла дверцу.
— Выходим, молодые люди. Вам помощь нужна или сами дойдете? — обратился она ко мне.
— Сам.
Я аккуратно привстал с носилок, боясь головокружения. Не стал отказываться от помощи Хрюшкина, который мне руку протянул и помог вылезти из салона «РАФика». Но от того, чтобы шеф меня под локоток взял — отказался. Сам дойду, а мы еще позже более детально поговорим.
Больницей оказалась многоэтажка постройки позднего советского периода. Боковым зрением я увидел, что рядом со зданием располагались другие высотки, но недостроенные, их строительство было заморожено и пройдут годы, прежде чем строители вернуться обратно. Сейчас же высотные дома с неприятно зияющей пустотой в оконных проемах, как-то удручали и наогняли тоску. Облюбовали такие места наркоманы, пьяницы и бездомные. Несколько обитателей таких трущоб лежали в полубессознательном состоянии у входа в больницу. И было непонятно, живы ли они вообще, но первую медицинскую помощь им никто не собирался оказывать. Никому не было до этих людей дела. Мы прошли через металлическую дверь с окошком для передач. Возле нее сидела старуха с картонкой в руках и жалобно посмотрела на Хрюшкина, одетого в брюки, рубашку с галстуком. Поняла бабка, что если и есть деньги у кого из нашей компании — так это у шефа. На картонке корявая надпись выведенная фломастером:
«Люди добрые, помогите собрать денег на операцию».
Хрюшкин, к моему удивлению, сунул руку в карман, достал оттуда купюру и подал старухе.
— Храни тебя господь, сынок, — прошептала бабка, истово крестясь.
Внутри больницы фельдшер отошла «сдаваться» дежурному врачу.
— Где травмпункт знаете? — прежде спросила она у Хрюшкина.
— Знаю, — буркнул шеф, явно пребывавший в думках без настроения. — Пойдем за мной, Кресов.
Мы пошли вдоль коридора, до самого конца, там-то и располагался травмпункт. На скамьях, обшитым порванным дерматином ютились очередные. Людей было достаточно много, травмы у всех совершенно разные. От переломов, до разбитых голов. Один вовсе сидел в уголку и шипел. Молодой пацан, зажимал рукой ногу, между пальцами просачивалась кровь. Я сразу понял, что его либо пырнули, либо подстрелили. Проблем теперь не оберется…
Хрюшкин огляделся.
— Кто очередной?
Руку поднял тот парень, шипевший в углу.
— И как быстро движется очередь?
— Мы уже час сидим, всего два человека прошло, а теперь доктор покурить видите ли вышел и уже минут двадцать отсутствует! — пожаловался пенсионер, рука которого была подвязана платком, перелом, очевидно.
Шеф кивнул отрывисто, в этот момент в конце коридора появился доктор. Судя по тому, как оживились в очереди — отошедший на перекур травматолог. Он подошел к дверям травмпункта, бросив ожидавшим в очереди.
— Вызову.
— Нельзя побыстрее доктор? — возмутился пенсионер, видимо следующий очередной.
— Сейчас руки помою, и сразу вызову, наберитесь терпения. Вас много таких, а я один.
Дверь начала закрываться, когда Хрюшкин, бочком-бочком и свою туфлю в щель вставил.