Изгнанник (СИ)

— Да, дома тоже есть неполадки, — согласился Раймон. — Распоряжусь, чтобы к библиотеке отправили команду проверки.
— А вот вас бы я осмотрел, — внезапно сказал лекарь. — Выглядите не очень. Губы белые. Признак кислородного голодания.
Габриэль посмотрел на отца, чтобы увидеть, о чём говорит лекарь, но Раймон стиснул его, Габриэля, и Габриэль замер в неудобной позе, а его лицо оказалось прижатым к отцовским рёбрам.
— Я бы настоял на осмотре. Возможно, стоит изменить дозировку лекарств.
— Я волновался чуть больше обычного. Со мной всё в порядке, это … — Раймон не договорил последнее слово, ахнул и вскочил, потому что Габриэль не то укусил, не то ущипнул его за бок.
Судя по влажному следу на одежде все-таки укусил.
— У меня важная встреча сегодня, — Район поправил несуществующий шарфик, — давайте в другой раз. Свяжемся на этой… на следующей неделе.
— Не верьте, я видел его журнал, — сказал Габриэль и отвернулся к окну.
— Пройдёмте за мной, так будет лучше, — позвал лекарь, и Раймону пришлось повиноваться. Но перед тем, как выйти из палаты, он пронзил Габриэля взглядом, и взгляд его отразился от грустной улыбки.
Он прошёл мимо Тины, не поднимая глаза, и вскоре исчез за поворотом.
***
Тина и Габриэль ждали его на кожаном диванчике в коридоре. Они не разговаривали, но каждый думал об одном. Раймон долго не возвращался. Так долго, что Тина не выдержала и пошла за ним. Габриэль остался сидеть, безразлично взирая на доску со статьями. На статьях были нарисованы человеческие органы с улыбающимися лицами. Улыбающаяся печень говорила сердцу, как им нужны витамины. Глядя на рисунки Габриэль пытался понять, каким образом эти жутковатые оживлённые органы могут успокоить не любящих лекарни детей. Наоборот, Габриэль не любил лекарни из-за подобных картинок.
Габриэль долго не подозревал о болезни отца. Всё началось с безобидного ингалятора. Ингалятор никого не встревожил — все знали, что Раймон с детства страдает астмой. Раньше ингалятор время от времени выглядывал из нагрудного кармана рясы, а потом стал появляться то в спальне на тумбочке, то на лабораторном столе. Раймон стал чрезмерно беспокоиться о том, как бы не забыть ингалятор сперва в поездку, потом в поход до ближайшей торговой лавки. В каждой сумке лежал запасной. И в каждом комплекте одежды. Однажды кто-то из прислуги обнаружил целое ведро использованных баллонов. И тогда домочадцы забили тревогу.
На смену ингалятору пришёл рюкзак с канюлями**, и это выглядело серьёзнее. Затем в комнате появился небольшое устройство с пластиковой полупрозрачной маской. Потом ещё одно, с лекарственной жидкостью, которую нужно было вдыхать строго по часам. К устройствами добавились частые визиты в лекарню и вызов лекарей на дом. Но ещё до рюкзака с трубками, с появлением первых кровавых пятен на платке, Габриэль знал, что отец очень болен. Хотя, пару лет назад всё не казалось таким серьёзным. Просто кашель, обострение детской астмы от экспериментов в лаборатории. Просто кашель, что может быть безобиднее?
Раймон и Тина вернулись. Раймон выглядел непринуждённым. Он весело окликнул Габриэля и лёгкой походкой направился к двери. Его волосы, собранные в высокий хвост, весело качались в такт широким шагам. Тина шла белая. Габриэль давно перестал верить вечно приподнятому отцовскому настроению. Всё, чего он хотел узнать, он считывал по лицу Тины, которая, в отличии от их двоих, не умела скрывать эмоций. Они сели в ожидающий их транспорт — карету, запряжённую двумя белыми конями в нарядных накидках, и тронулись.
Габриэль ощутил от отца тревожный запах лекарств. Раймон весело болтал с извозчиком, пытался вовлечь в разговор Тину и Габриэля. Шутил, извозчик смеялся.
Габриэль смотрел на Тину, и ему было страшно.
Дорога прошла в молчании.
При входе в дом снова сработала сигнализация. В этот раз к ней присоединился едва уловимый, но очень противный звук, от которого у Габриэля закружилась голова.
— Сбоит… — уже с некоторым раздражением подметил Раймон и отправил встречающего их Хорькинса «вырубить эту машину преисподней».
 
Габриэлю хотелось попросить отца побыть с ним, но глянув на Тину, он уступил и ушёл в свою комнату. К тому же, голова очень сильно кружилась.
В комнате все неприятные ощущения прошли.
Над растаявшими конфетами кружили мухи, хлам, собранный змеёнышем, разлетелся от сквозняка по комнате. Габриэль взялся за уборку. Пока он отмывал тарелку от шоколада, змей собирал разлетевшиеся по комнате фантики, складывал их на прежнее место, а ветер снова сдувал их. Но змея это не расстраивало. Принося один фантик, он тут же отправлялся за другим.
Змей прекрасно справился с просьбой не показываться никому на глаза. Его способности прятаться можно было только позавидовать. Когда Габриэль упал без сознания перед библиотекой, змей исчез. И Габриэль больше не видел его, но чувствовал, что он рядом. Внутренний компас указывал местоположение змея. Сидя на кушетке в лекарне, Габриэль мог точно сказать, где находится змей. На каком этаже и под каким шкафом. Он даже мог точно описать кабинет, пройти по маршруту, каким следовал змей. Это не было похоже на воображение — только Чувство и уверенность в Нём. Словно глазами змея он видел, а сердце указывало путь.
Змей не ехал в карете с ними, а когда Габриэль зашёл в свою комнату, выполз из-под кровати, словно всегда был там.
Габриэль поставил чистую тарелку на подоконник. Тревожное, ноющее в груди, вновь сделалось ощутимым. Он лёг на кровать, и змеёныш прильнул, свернулся у него на животе, словно кот, положил голову на грудь и время от времени показывал язычок, щекоча Габриэлю подбородок. Габриэль машинально погладил его косоглазую голову, ловя себя на том, что ему ещё никогда не приходилось гладить змей.
— Как с помощью тебя я смогу его вылечить? — вслух спросил он, и змей пискнул.
Габриэль зачем-то сказал «да».
Он сел и взял змея на руки. Развернул его и вытянул во всю длину. Хвост повис, потом замотался и загнулся на кончике, голова потянулась к руке, чтобы обвиться. Маленький змей. Где-то полтора метра. Интересно, он ещё вырастет? Габриэль перевернул спиной вниз и осмотрел живот. Снова перевернул. Змей завозился, выгнулся, заворчал. Габриэль провёл рукой по его тельцу от головы до хвоста — гладкий. Погладил от хвоста до головы — змей попытался его укусить. Габриэль заглянул ему в рот — змей задёргался, пытаясь выплюнуть его палец. Его зубы напоминали зубы карпа, вряд ли его укус оказался мог быть сильным. Выпутавшись, змей перевернулся на живот и пополз, язычком ощупывая складки одеяла перед собой. Габриэль удержал его за хвост, змей остановился, поднял голову и вопросительно посмотрел. Только в одном был уверен Габриэль: это не просто змей — это дух. Но каким образом он может помочь исцелить отца, что надо сделать? Обмокнуть змея в чай или сделать из него компресс? Габриэль представил отца, сидящего на веранде, как его торс обвивает змеёныш, а его кончик его хвостика находится в чашке чая, которую держит Раймон. И они вместе пьют чай. Раймон рассказывает змею смешные истории, а змей показывает ему язык.
«Лучше бы Двуликая разово наградила меня силами» — подумал Габриэль и изобразил в воздухе руну света.
С кончиков пальцев сорвались искры. Пять объёмных, разных по толщине лучей сплелись в воздухе в руну, а из неё в световой шар, что ослепил своего творца. Габриэль шарахнулся к стене, а змей, лежащий у него на коленях, укатился в щель между стеной и кроватью.
Отдышавшись, Габриэль оглядел руки, как если бы на них мог остаться след свершившегося волшебства. Чтобы удостовериться, он повторно изобразив руну. Ничего не произошло. Руна не вспыхнула. Габриэль повторил движения пальцами несколько раз, пока не убедился, что ничего не происходит.
Решив, что он и вправду переутомился, и руны ему померещились, Габриэль вытянулся на кровати. Сердце тяжело колотилось. Должно быть, это от того, что с утра ему нездоровилось. Он закрыл глаза, раздумывая, что неплохо будет поспать, но минуты покоя не продлились долго. Заслышав шорох, Габриэль привстал на локтях и увидел, как змей тащит в свою кучу хлама…