Кремлевские звезды (СИ)

— Но остались ещё кое-какие загадки, которые я намерен разгадать, прежде чем нам придётся жениться.
— Не смей здесь больше появляться, — поджав губы шепчет она.
— Боюсь, теперь после того, как мы выяснили, что кофе сближает людей гораздо больше, чем шампанское, наша новая встреча неминуема.
Она запускает в меня карандашом и я, наконец, ухожу.
Покончив с Печкиным и многострадальными персями его секретарши, я иду в «Солнечный» на обед и последующие проводы дорогих гостей.
Швейцарский пёс пытается снова проявить склонность к доминированию, но встретившись со мной взглядом, вдруг отступает, освобождая путь в зал. Ну, то-то. Получи, раз заслужил. Даю ему мелкую денежку и прохожу к столу.
— Всем привет и прошу прощения за опоздание, — говорю я. — Пришлось посвятить некоторое время Печёнкину, так что у меня уважительная причина.
Компания, уже принявшая немного на грудь, благосклонно меня извиняет.
— Георгий Леонидович, большое спасибо за защиту. Печёнкин был настолько взбешён, что я даже удовольствие получил, наблюдая за ним.
— Взбешён? — посмеивается Жора, — так это же для меня сладкая музыка. Честно, говоря, он тот ещё козлище.
— Это точно, — соглашаюсь я со смехом.
— Но, — говорит он, — это меня Даня надоумил позвонить нашему общему знакомому. Нам Юра вчера рассказал, как эта жаба тебя притесняет, вот мы и решили выступить против беззакония и злоупотреблений со стороны представителей органов правопорядка.
— Сердечное вам спасибо, — прикладываю я руку к груди. — Это несказанно помогло.
— Надеюсь, он теперь от тебя отстанет.
— Конечно, отстанет.
— Нам даже приятно было хотя бы немного помочь.
Мы весело пируем, как три мушкетёра и д’Артаньян, а потом забираемся в Большаковскую «Волгу» и отчаливаем в сторону аэропорта. Там мы выгружаем из багажника чемоданы, ящики с ружьями и ещё большие баулы с подарками.
Мясо наши гости с собой не берут, но получают от Платоныча кедровые орехи, ароматные травы для чая, дюжину копчёных хариусов и два маленьких бочонка с солёными груздями. Вот такое «Поле чудес». Не хватает ещё пушнины, чтобы прославить щедрость Сибири.
Все, кроме меня, навеселе, настроение фантастическое, счастье через край. Мы клянёмся в вечной любви и дружбе и обещаем приезжать в гости, звонить и писать письма. А потом они идут на посадку, а мы возвращаемся в город.
— Егор, — говорит дядя Юра, когда мы едем из аэропорта. — Давай сегодня ко мне. Приглашаю тебя в гости.
— Так я сегодня уже был, — удивляюсь я.
— То был рабочий визит, а это званый ужин. Приходи с родителями, можешь и Наталью прихватить. Буду угощать вас тосканским паппарделле с рагу из дикого кабана. Ел такое когда-нибудь?
— Только с рагу из кролика, — вру я. — Но всегда мечтал. Во сколько?
— Э… Давай в семь, нормально?
— Да, родители уже придут с работы, так что, думаю, будем вовремя. Спасибо за приглашение.
Придя домой, я звоню маме и отцу, сообщая, что сегодня у нас светское мероприятие, и чтобы они не задерживались. После этого звоню Рыбкиной.
— Наташ, привет. Как дела, как себя чувствуешь?
— Привет, — отвечает она и я чувствую волны радости, исходящие от неё.
Приятно, честно говоря, скрывать не буду, да и невозможно скрыть это, поскольку от меня идёт ответная волна.
— Хорошо себя чувствую. Ты не на работе?
— Да, забежал домой, всё утро по делам носился, сейчас на работу пойду.
— А ты обедал? Хочешь, я тебя покормлю?
— Конечно хочу, очень даже, но я уже перекусывал. Давай, завтра к тебе на обед приду.
— Давай! — соглашается она. — Что тебе приготовить? Котлеты будешь?
— Из кабана?
— Из него, — смеётся Наташка. — Сам ведь принёс, так что надо его скорее употреблять.
— Буду, конечно. Из твоих рук всё что угодно буду. Ты чем занимаешься вечером?
— Ничем, — удивлённо отвечает она. — А что, есть предложение?
— Да, имеется. Нас Платоныч приглашает. Знаешь на что?
— На кабана? — догадывается она.
— Точно. Моих родителей и персонально тебя.
 
— Правда? — удивляется Наташка.
— Конечно, правда. Пойдёшь?
— А во сколько?
— К семи. Я думаю, мы пару часиков посидим да пойдём. Ну что?
— А это удобно, думаешь?
— Ну, разумеется! Он же приглашает.
— А ты хочешь, чтобы я пошла? Я могу и не ходить, если…
— Наташ, ну ты чего! Конечно, я хочу, очень хочу. Мне приятно будет.
— Ладно тогда, — с облегчением соглашается она. — С удовольствием пойду.
— Ну, тогда будь готова в половине седьмого, я позвоню. Отца только предупреди, чтобы не волновался.
— Хорошо.
— Ну всё, значит, до вечера.
Поговорив с Наташкой, я направляюсь к её отцу. Мне приходится ждать минут десять пока он закончит разговор с мутным типом лет сорока. Коротая время, разглядываю плакаты, развешанные на стенах в длинном коридоре.
«Мы людям всю жизнь отдаём без остатка — на страже закона, на страже порядка!» — гласит надпись на одном из них.
Схематичные лица милиционера и милиционерки, стоящих на фоне свершений трудового народа, выглядят самодовольно. Но яркости не хватает. Яркости…
Когда мутный мужик уходит, я захожу в кабинет к дяде Гене.
— А, Егорка, здорово, — говорит он, не отрываясь от бумаг.
— Здорово, дядя Гена, — говорю я и кладу перед ним пачку красненьких.
— Эт чё? — поднимает он глаза. — Калым?
— Это за два паспорта.
— А-а-а, — тянет Рыбкин. — Понятно. Двести рябчиков не хватает.
— Геннадий Аркадьевич, хорош наживаться на близких.
— А ты сначала стань близким, а потом уже цену сбрасывай, — хмыкает он, забирая деньги. — Ладно, исключительно по дружбе, так и быть. Будут тебе паспорта, но давай без обид, за сколько заплатил, столько и получишь.
— Я за два заплатил, — уточняю я.
— За два, за два, но не самые лучшие. Завтра заходи в это же время примерно.
— Как это не за самые лучшие? Я сразу два беру, так что скидка полагается. Хорош куражиться, дядя Гена, дай хорошие паспорта.
— Ну, не знаю, не знаю… — усмехается он. — Посмотрим, что можно сделать.
— Я сегодня на ужин иду с дочерью твоей.
— С какой? — вмиг становится он подозрительным.
— А у тебя их много что ли? — со смехом спрашиваю я.
— В смысле, куда это ты её?
— К Платонычу.
— И что вы там делать будете? — пытливо смотрит он на меня.
— Будем есть Pappardelle con ragù di cinghiale.
— Это чё?
— Лапша итальянская. Но ты не волнуйся, родители тоже пойдут, — пытаюсь усыпить его бдительность.
— Твои?
— Ну да, мои.
— А я почему не приглашён?
— Ну, вы не слишком хорошо знакомы вроде. Думаю, это единственная причина. Но, если хочешь…
— Да, тоже пойду, — утвердительно кивает он и хлопает ладонью по столу. — Во сколько?
— К семи, — усмехаюсь я. — Что за неоправданная ревность, дядя Гена?
— Так за вами глаз да глаз. Девка только из больницы, да перед этим муки душевные приняла, а ты её опять хочешь на страдания? Женись сначала, а потом будешь таскать по всяким Платонычам, я и слова не скажу. А пока только в моём присутствии, понял? Я и так тебе двести рублёв уступил.
— То есть, ночью в палате дежурить можно, а погулять без тебя ни-ни?
— Так, ты мне эти разговоры брось!
— Дядь Ген, да нам всем только лучше будет, если ты тоже пойдёшь. Давай, тогда в полседьмого как штык.
— Ну вот, то-то. А то ишь, без меня они попердели есть будут.
После Гены я бегу на фабрику. Сегодня у нас первая подпольная смена. Я захожу в комитет.
— Галя, привет.
Долговязая, как пацан, с двумя неизменными хвостиками, она поднимает взгляд и смотрит поверх очков.
— О, Егор! Здравствуй.
— Как делишки?
— По-рабочему. У тебя как? Когда выпишут?
— Думаю, уже скоро, может на следующей неделе. Курганова уехала?