Хлеб могильщиков
Вокруг не было сторожей. Ближайший дом находился в двухстах метрах отсюда, возле автострады.
То, что я затеял, было дьявольски рискованно, но выбора у меня не было. Если я не вытащу тело Кастэна, эксгумация докажет мою вину, так как поместить его в гроб мог только я.
Подумать только, в этой местности за год бывает больше сотни умерших естественной смертью, а меня угораздило наткнуться на единственного подозрительного. Не перст ли это судьбы? Одно убийство влечет за собой другое...
Я вернулся в город. В лавке на окраине я купил зубило, молоток, цементную замазку и большую отвертку.
Затем я вернулся в гостиницу. Там я крепко подзакусил и попрощался с управляющим, сообщив, что возвращаюсь в Париж. На самом деле я скрылся в глухом уголке за городом, ожидая наступления ночи.
* * *Работая у Кастэна, я привык к мертвецам, но сердце мое билось сильнее обычного, когда в девять часов вечера я перелезал через ограду.
По счастью, если можно так выразиться, семейный склеп Креманов находился на другом краю кладбища, то есть далеко от дороги, возле пустыря. Я быстро добрался до него.
В темноте склеп выделялся белым пятном. Чтобы не дрогнуть в этой давящей душу обстановке, да еще и взяться за ту работу, что я надумал выполнить, надо было иметь крепкие нервы.
Тишину нарушали только резкие вскрики ночных птиц да отдаленные звуки клаксонов. Сырой воздух слипался в гортани... У него был привкус гари. На кладбище отвратительно воняло гниющей травой и мокрой землей. Это был запах самой смерти.
Я фыркнул. Поддаваться страху сейчас было совсем не время. А слово это лезло мне в голову, острое и леденящее, – страх. Мерзкий страх, делающий ноги ватными, сжимающий горло и сжигающий грудь.
Я встал на колени перед плитой склепа. Взяв зубило, я обмотал его своим шелковым галстуком, чтобы заглушить звуки ударов. Я никогда прежде не занимался такой работой, поэтому действовал довольно неуклюже. Несколько раз я, промахнувшись, ударял молотком по плите, и она зловеще гудела в ночи. Время от времени я переставал стучать, чтобы навострить уши, но каждый раз мне на лицо, как мокрое белье, падало холодное молчание ночи.
Пот тек по лбу и по спине, осколки цемента секли лицо. Первыми же ударами я разбил себе указательный палец на левой руке, и пульсирующая боль раздирала мне все предплечье. Хорошо ли, плохо ли, но с верхней стороны мне удалось отделить плиту от склепа. Оставались боковые части. Я с трудом разогнулся: от сидения на корточках у меня затекли ноги и спина.
Кругом царила тишина. Она, казалось, должна была бы успокоить меня, но почему-то, наоборот, сулила мне плохое...
"А если комиссар устроил мне ловушку?" – подумал я.
Что будет, если внезапно звук свистка разорвет эту тишину и на стенах ограды появятся тени? Меня схватят, бросят в тюрьму. Заставят признаться. Я предстану перед судом присяжных. А потом...
Я резко выдохнул воздух, чтобы продуть уши. Я улавливал все: невнятный шум, идущий от насекомых или грызунов... Я находился на поле смерти. Везде вокруг меня были трупы...
"Блэз, – сказал я себе, – ты мужчина. Надо идти до конца, до конца!"
И я снова взялся за работу. Галстук давно уже порвался, и молоток звенел о зубило. Мне потребовалось около двух часов, чтобы отделить цементный блок от основания.
Порыв гнилого, отвратительного, сладковатого воздуха заставил меня отпрянуть. Теперь оставалось выполнить самую противную и тяжкую часть задуманного.
Я заставил себя проскользнуть в отверстие. Склеп был глубок. Краешком ступни я нащупал точку опоры. Мне показалось, что я стою на чем-то твердом. Но это оказалась ручка гроба. Она сломалась под моим весом, и я упал на дно склепа. Пронзительная боль раздирала мою лодыжку. Боже мой, ну и шлепнулся же я!
Я застонал. Было сильное желание позвать на помощь. К черту все, мне было слишком страшно и больно. Надо мной виднелся прямоугольник светлого ночного неба. На дне склепа хлюпала вода. Я попытался встать, но с первой попытки не смог. Ужас был такой, что в припадке отчаяния у меня появились новые силы. Цепляясь за бетонную подставку под гробом, мне удалось подняться. Я весь вымок и стучал зубами от холода. Боль в ноге при каждом движении становилась невыносимой.
Надо было держаться любой ценой. Я не имел права ослабеть...
Гроб с останками двух "жертв" находился на уровне моей груди. Это усложняло работу, к тому же я должен был действовать на ощупь, потому что мой фонарик разбился.
По счастью, винты имели выступы, что облегчало мою задачу. Я вытащил их один за другим, заботливо пряча в карман, чтобы не потерять, и приподнял крышку. Вырвавшийся оттуда запах был непереносим, но теперь меня охватила тихая радость.
Я твердил себе: "До конца, Блэз, иди до конца. Сейчас ты платишь за свое преступление. За все надо платить. Это твое покаяние..."
Я содрал саван и нащупал что-то твердое и холодное. Упершись в стену склепа, я приподнял труп, тот подался и увлек меня за собой. Мы упали друг на друга в зловонную воду на дне склепа. Мертвец давил на меня. От отвращения я не мог пошевелиться. В тот момент я удивился, как мой разум смог выдержать это.
Я столкнул его в сторону. Раздалось хлюпанье. Я поднялся, установил крышку гроба, вставил на место винты и взялся за отвертку. Она несколько раз выпадала у меня из рук, и мне приходилось подолгу шарить в воде. Наконец, с этим было покончено.
Я вытер мокрые руки о сухую часть рубашки и нащупал в кармане спички. Я вовсе не стремился "полюбоваться" склепом, но это было просто необходимо, потому что я боялся, что уронил здесь что-нибудь из своих вещей. Я чиркнул спичкой. Слабый огонек высветил потрясающую картину: стоящие друг на друге гробы, лежащий в воде на боку труп. От всего этого голова шла кругом. Использовав три спички, я успел осмотреться: нет, я ничего не потерял, ничего, что разоблачило бы меня.
Боль в лодыжке понемногу успокаивалась. Я ухватил Кастэна за одежду. По счастью, он был легким, и мне не составило большого труда вытолкнуть его из ямы. Труднее было выбраться самому: из-за лодыжки, на которую я боялся опереться.
Однако мне все-таки это удалось, и влажный сладковатый воздух кладбища показался мне упоительным по сравнению с миазмами могильной ямы.
Я задвинул камень склепа на место, чтобы закрыть отверстие, потом как попало замазал его вокруг. Конечно, это был не цемент, но меня мало беспокоило, что кто-то заметит, что захоронение вскрывалось. Полицию вряд ли заинтересуют такие мелочи.
Теперь, когда с этой частью дела было покончено, я дрожал от нетерпения. Скорей бы утащить этот труп подальше, бросить его в какую-нибудь яму! На день исчезновения Кастэна у меня было алиби, следователям пришлось бы попотеть, чтобы доказать мою вину.
Я собрал инструменты, затолкал их за пояс и, преодолевая отвращение, схватил Кастэна за талию. Я держал его, прижав к себе, откинув голову и стараясь не дышать... Я шел, спотыкаясь и сдерживая стон при каждом шаге, натыкаясь на могилы, скользя по мокрой кладбищенской глине.
Мертвый Кастэн весил не более пятидесяти килограммов, но мне пришлось несладко, пока я тащил его. Добравшись до края кладбища, я прислонил его в стене и приподнял. Он упал по другую сторону стены, и глухой шум от его падения заставил меня замереть от страха.
Затем я сам перелез через стену. Моя лодыжка, должно быть, распухла, и навряд ли я смог бы двигаться в течение нескольких дней, но сейчас это было не важно.
Свою машину я оставил под стеной. Чтобы уложить в нее труп, потребовались новые усилия.
Я сел за руль. По счастью, я повредил левую ногу. Если бы это была правая, я не смог бы тронуться...
12
Надо признаться, что за рулем машины, рядом с этим странным компаньоном, я гордился собой. То, что я сделал, было подвигом, мало кто из мужчин способен на такое.