Измена вопреки (СИ)

— Куда-нибудь, — отмахнулась и снова наклонилась к багажнику. Внутри царил хаос. Поверх чемоданов разбросаны вещи, которые я запихивала в пакеты. Оказалось, что мне мало одежды. Оказалось мне всего мало.
Я ещё и в сейф к Матвею залезла.
Тут любая вредная натура могла бы потирать ручонки, но я чувствовала омерзение вообще от факта, что я как вор должна лезть в собственный сейф, который стоит в моём собственном доме, который купил мой… муж.
— Ксюша, не впадай горячку. Поехали по мне, — Алиса вырвалась с работы примерно в полдень, когда я бессвязно мычала ей что-то в трубку. Она так перепугалась, что отпросилась на целый день, а приехав и увидев мои экстренные сборы, чуть не ударилась в истерику. Но это она зря, конечно. Мне сейчас и моему разуму, расплавленному изменой мужа, не помешал бы ещё один здравый. Но Алиса пребывала в той стадии паники, что ещё чуть-чуть и всё обернётся крахом.
Я покачала головой.
— К тебе он приедет в первую очередь, — заметила я и закрыла багажник. — Поэтому будь добра не выдавал меня.
— Да я даже не знаю куда ты едешь! — возмутилась Алиса, подозревая моё недоверие.
— Вот-вот, отлично, так ему и говори, — подбодрила я и, шагнув впритык, обняла Алису за плечи. — Я как только устроюсь, тебе напишу или позвоню!
— Ксюша, прекрати нести эту чушь! Это даже не смешно! — Алиса надула губы и сложила руки на груди. Нет. Я могла её понять, она переживает, ей страшно, она там себе в голове чёрт пойми чего навертела, сделав из Матвея психа, но он просто обычный мужчина. А вот тот, кто развлекался письмами, оказалось не заказное, а обычное с доставкой курьером, вот он и есть псих.
Или психичка.
Я содрогнулась, вспоминая содержание послания.
— Ксюш, — канючила Алиса, хватая меня за завязки толстовки. — Ксюш, поехали ко мне, ну пожалуйста. А вечером я нам спа организую. А на завтра поход на маникюр и волосы давай тебе обрежем. И в блонд.
Я закатила глаза, но мозг свой не увидела.
Я, конечно, понимаю, что лучшая реанимация души — это новые приключения, но это не про меня. Мне надо заземлиться. Успокоиться. Всё обдумать. Хотя…
— Садись, поехали, — кивнула я Алисе, и она, подумав, что я всё же одумалась, побежала к пассажирской двери. Я завела машину и прикинула маршрут. Алиса что-то щебетала, о чём-то спрашивала, но я хмуро смотрела на дорогу, на то, как разлетаются листья по обочинам дорог и думала, что итог у истории какой-то недостаточно нервный. И чувствовала в этом подвох.
Я притормозила у дворца бракосочетания, и Алиса со стоном упёрлась лбом в панель перед собой.
— Ксень, ну не надо, — провыла подруга, но всё же отстегнула ремень безопасности. — Это ведь можно сделать позже. Не прямо сейчас.
Нет. Прямо сейчас. Если моё упрямство сейчас перебить, я никогда не решусь на этот шаг. Я начну себя жалеть и убеждать, что всё может сложиться иначе. Поэтому вбежав по ступенькам, я аккуратно приоткрыла дверь. Мне объяснили в какой кабинет пройти. Я по ошибке чуть не зашла в соседний, где выдавали свидетельство о смерти. Сплюнула.
Квитанцию пришлось оплачивать в банке через остановку. Алиса вся исстрадалась. Она то тянула меня в кофейню, то поговорить, то к себе домой.
— Алис, — не выдержала я. — Понимаешь, я потом никогда не решусь. А так уеду почти свободной.
Мы стояли на ступеньках ЗАГСа, Алиса на одну ниже и поэтому смотрела на меня мультяшными глазами кота из Шрека. Вообще-то, это она должна меня успокаивать, но, видимо, эту функцию в генотип Лисы забыли включить.
Я вернулась к некрасивой женщине в строгом синем костюме и выложила все свои документы вместе с квитанцией. Озвучив, что на применение у нас с Матвеем есть тридцать дней, она забрала заявление и посмотрела на меня исподлобья. Я пожала плечами. Вчера всё оплакала. Вчера всё решила, а сегодня просто утвердилась в правильности выбора.
— Куда ты поедешь, Ксюша? — ещё раз спросила Алиса. Я искоса понаблюдала, как подруга старается сдержать немного нервные высказывания, в которых я явно умалишённая, и не стала отвечать. Довезла Алису до её дома и, пообещав, что не вляпаюсь никуда, отправилась в дорогу.
 
Город переругивался сигналами клаксонов. Мне надо было выбраться к северному выезду, а там, как назло, шёл ремонт моста. Я успела заскучать и проклясть свой выбор, выехать за город именно во время час пика. Но когда мост остался позади, а впереди трасса с редкими большегрузами и более постоянными легковушками, я ощутила мандраж.
Меня трясло так сильно, что пришлось съехать с дороги. Я притормозила возле одной из деревушек вблизи загородной базы отдыха «Серебряный ключ». Выскочила из машины и большими глотками стала вбирать в себя прелый осенний воздух. Я повторяла вдохи, пока перед глазами не появился рой мушек. Тогда прикрыла глаза и согнулась пополам, наконец-то избавляясь от всего яда, который успел пропитать меня насквозь за эти дни.
Рвало водой и чаем. Я сглатывала кисловатую слюну и, задыхаясь, боялась приподнять голову, чтобы новый приступ не скрутил. Не помогало. Из меня словно внутренности хотели вылезти, настолько больно и жутко тошнило. Спустя десять минут я смогла забраться в машину и умыться минералкой. Где-то в области желудка всё дрожало, а поджелудочная, словно взбунтовавшись, решила подложить свинью и заболеть. Я дёрнула дверцу бардачка, желая найти таблетки, но вместо них я снова наткнулась на специфическое содержание письма, которое разлетелось по коврику нашими с Матвеем свадебными фото.
  
Глава 11
 
Тошнило меня долго.
Сворачивало в тугой узел всё внутри. И после третьего или четвёртого захода я обессиленного упала на колени прямо в сыроватую траву в паре метрах от машины. Изнутри била крупная дрожь. Такая сильная, что я обнимала себя и всё равно не могла успокоиться.
А самое обидное, что я никому не могла ничего рассказать. Своим родителям я нескоро признаюсь, что решилась развестись. Они у меня, особенно мама, старой закалки. Из той породы, у которой бьёт, значит, любить. А если учесть, что я все эти годы, как «сыр в масле» каталась замужем за Матвеем, учесть его просто дьявольский дар делать из воздуха деньги, то за мой побег я ещё и отхвачу у матери.
Она не поймёт.
Она меня вообще никогда особо не понимала. Мы словно были с разных планет и я только удивлялась, как у настолько эмоционально холодной женщины мог родиться эмпатичный ребёнок наподобие меня.
А уж когда речь зайдёт о причинах развода, мать просто разорвёт. Я так и слышу эти гневные нотации:
— Выкинет тебя твой мажорик, будешь по притонам таскаться.
— А я говорила, что такому золотому сыночку клуша домашняя надоест.
— Вот будь у тебя чуть больше мозгов, ты бы уже себе квартиру выклянчила.
— А я думаю, что она как блаженная всё время, ничего дальше своего носа не видит, так он её просто покупал…
Я тряхнула головой, выбрасывая из неё злой голос матери. И так тошно. В прямом смысле. А тут ещё нотации. Нет. К родителям я под угрозой смерти не поеду. Не развод, так мать меня доконает, с её вечным: «Вот! Я была права».
Права, мам, кто же спорит. Только что теперь с этой правдой делать?
Мама никогда не любила Матвея. И за дорогие подарки, которые она принимала неизменно с выражением одолжения на лице, и за слишком быструю свадьбу, на которую половина родственников просто не успела приехать, и за то, что у меня жизнь повернулась иначе.
Отучившись в университете, я пробовала устроиться на работу. Но не особо сложилось. В целом было неплохо, просто чувство, осадочек, что я не на своём месте, не покидал. Профессия мне моя не нравилась: графический дизайнер, перспектив я не видела, и работа отнимала больше времени, чем приносила денег. А поскольку к завершению универа я была прочно связана с Матвеем, то увольняясь, не сильно переживала. Тем более, такому мужчине, как Матвей не нужна была замученная жена. Бросила я работу исключительно на словах, на деле — просто избавилась от докучливой проблемы. И после всего стала домохозяйкой с блогерской перспективой.