Проклятие Ильича

Отмыслей ородном муже вгруди запекло ещё сильнее.
Исколько камеру неосматривай— ничего нового вней неприбавлялось.
—Аесли выцелительница, томожете начеловека воздействовать? Сознания, кпримеру, лишить?
—Могу, конечно,— хмыкнула Дукуна.— Датолку-то. Это тыведунья, натебе кандалы-то попроще. Анамне— веситановые. Ихпросто так неснимешь инестянешь.
ТолиОра незнала, что заметалл такой веситан, толивоспоминание онём никак нехотело подворачиваться, ноясности ответ старухи невнёс. Напротив, вопросов стало только больше.
—Икак ихснять?— чуть осипшим голосом спросила Марьяна.
—Даникак, говорю же!— рассердилась вдруг старуха идаже ногой притопнула.
Воинственно забряцала цепь накандалах, противно скрипнули нары. Громкое восклицание эхом отозвалось вкоридоре, ииздальней камеры послышался чей-то жалобный вой.
—Ичто, сдаваться теперь⁈— всплеснула руками Левина.— Сидеть, убоя ждать? Нет уж!
—Ой, посмотрите, ума целые закорма!— вскинулась целительница.— Никому жвголову-то непришло бежать там али несдаваться! Только тыодна, преразумная!
—Дапросто надо неспонурым видом сидеть участи своей ждать, аделать что-то!— рассердилась Марьяна.— Пробовать!
—Дык пробуй, пока пробовалка неотвалится!— воинственно прошипела старуха.
—Ипопробую!
Марьяна снова заметалась покомнате, кинулась кдвери, подёргала еёнасебя, потом проверила напрочность каждый прут икаждую петлю. Залезла нанары прямо вгрязных сапогах, подёргала решётку. Да, втакое оконце разве что кошка пролезет, нутак уОры бока тощие. Ужлучше вдыре застрять исдохнуть, выбираясь, чем накостёр покорной овцой пойти.
Злость захватила еёцеликом. Вгруди запекло сострашной силой, повенам словно жидкий огонь заструился, всё тело будто воспламенилось изнутри, ижгучая ярость вдруг выплеснулась наружу горящими бензиновыми каплями.
Гнилая солома под ногами задымилась инеохотно занялась, астаруха вдруг подкинулась сместа изаорала:
—Тычего творишь⁈
     
Глава 4 
 Владимир Ильич
   
Событие восьмое
 
Если кажется, что что-то сделать легко, это непременно будет трудно. Аесли навид трудно, значит выполнить это абсолютно невозможно.
 
Закон Мерфи
 
Как там, утоварища Штирлица? Информация кразмышлению. Первое. Владимир Ильич точно невбольнице. Второе. Это недвадцать первый век. Третье. Это неРоссия— язык другой. Ичетвёртое. Тело неего. Шкиперской бородки, что онотрастил себе задва последних года, кои напенсии прозябал, небыло. Могли ипобрить, естественно. Ночёрт сней сбородой, хотя ижалко.
Уборцов есть два ограничения: нельзя отрастить хоть малюсенькие ногти, перед схваткой судья руки проверяет, инельзя иметь бороду. Имозг изчувства противоречия всегда находит предлог попытаться эти препятствия обойти. Как-то вюности «забыл» Володя ногти перед соревнованием подстричь, ибыл судьёй пойман заруку. Пришлось под смешки зрителей устолика врача, точнее симпатичной врачихи, маникюром заниматься. Краснея ибледнея. Созлости тогда соперника впервую жеминуту перевёл впартер иболячку наруку повесил.
Ладно, бороды небыло, ноэто невсё, унего налевом запястье было родимое пятно, аещё Левин был переученным левшой. Асейчас кринку сводой принимал правой рукой, иналевой родимого пятна небыло. Выводы изразмышлизмов: онневсвоём теле, онневдвадцать первом веке, онневРоссии или СССР. Азначит, онтот самый книжный попаданец.
Ипопал, вотличие отгероев книг, Владимир Ильич крайне неудачно. Там как посюжету должно быть⁈ Его забрасывают втело подростка, ночтобы уже немальчика. Ионкакой-нибудь третий беспутный сын лорда, графа, барона насамый худой конец. Валяет себе горничных, воспылавших кнему естеством. Потом его отправляют вакадемию магическую, ионваляет там одногруппниц, даипреподавательниц валяет, икухарок накухне валяет, ипросто всех подряд валяет. А, стоп— ещё там эльфийки будут. Ихтоже валяет. Конечно! Как забыл-то, ещё там четверорукие девки сбольшими жопами будут. Иихтоже валяет. Агномих? Бородатые, чугунные, всмысле— вмышце все, низкие. Ачёрт сним, иихваляет. Они, оказывается, гномихи все, нимфоманки икрикуньи. Экзотика опять же. Аоборотни? Эдакая волчица хвостатая. Данежалко— иволчиц валяет. Ихвост при этом даже инемешает. Аещё там магические поединки нафайерболах ипрочих железках. Интересная жизнь. Интриги. Обязательно злые-презлые, носексуальные эльфийки заговор плетут. Вот это жизнь!!!
Атут тюрьма, онинепацан совсем, иего завтра сожгут. Так себе интрига. Гномих нету нимфоманских. Искорее всего, иАкадемий магии нету. Тут, вэтом мире, или вэтом времени, магов, они жеколдуны иведьмы, сжигают накострах. Стоп. Аможет это Земля всё же? Там ведьм вЕвропе всредних веках тоже активно топили, вешали исжигали. Даже Джордано Бруно сожгли.
'Явижу, как боитесь выменя,
Науку опровергнуть неумея.
Ноистина всегда сильней огня!
Неотрекаюсь инесожалею'.
Нонет, всё женеЗемля. Язык странный, каркающий. Ничего похожего неслышал ниразу, аведь покатался сдзюдоистами помиру. Ирожи усокамерников инадзирателей этих странные. Такие овальные, словно вмультике нарисованные. Пусть будет магический мир.
Резюме. После смерти отудара непонятным предметом онбыл перенесён вдругой магический мир, номир неправильный, вкотором смагами борются. Незадача. Это минусы. Аплюсы есть? Онколдун. Онколдун?
Владимир Ильич ещё плотнее глаза прикрыл ипопытался залезть впамять реципиента. Сейчас как колданёт. Икусок стены вывалится, идаздравствует свобода. «Ибратья меч вам отдадут». Через пару минут Левин понял, что опять всё непосценарию. Никаких воспоминаний прежнего хозяина тушки. Его личных воспоминаний сколько угодно, аколдуна этого— никрохи. Даже как звать товарища неизвестно.
Попробовал тогда Ильич счёрного хода зайти. Может, магия проснётся, иондаже без воспоминаний реципиента стену разберёт назапчасти. Опять смежил веки колдун Левин.
«Ахалай-махалай»? «Трах-тибидох»? «Снип-снап-снурре, пурре-базелюрре»? «Крибли, крабле, бумс»? «Сусака, масака, лэма, рэма, гэма!.. Буридо, фуридо, сэма, пэма, фэма»? ИзВолшебника Изумрудного города, кажется. «Бамбара, чуфара, лорики, ёрики, пикапу, трикапу, скорики, морики! Явитесь передо мной, летучие обезьяны»? Это точно изнего, изВолшебника. «Абра-швАбра-кадАбра». Хрен знает, откуда, ноточно работало. Асейчас нет. Последнее осталось. Если ионо несработает, тодело швах. «Крекс-фекс-пекс»!
Левин открыл один глаз, второй прилично затянуло синяком, волдырём ипрочей опухолью, посмотрел наокно икусок стены, который собирался развалить. Нет, трещинки-то вместах соединения камней видны, ноони, возможно, ираньше там были. Оппа! Азрение-то, как умолодого. Даже лучше. Стена метрах впяти, икаждую трещинку ичервоточинку видно. Точно неего тело.