Девочка-лиса

Она так же аккуратно кладет конверт на место и пишет эсэмэску Суддену с просьбой, чтобы он или еще кто-то из криминалистов изучил все это.
Стоит только переступить порог гостиной, как в нос ударяет спертый тяжелый запах крови. Санна протягивает Эйр вторую пару перчаток.
–Спасибо. Ты там с соседкой говорила? Я через окно видела.
–Да. Ничего особенного она не сказала. Только что муж жертвы прикован к инвалидному креслу.
–Я так и поняла,– говорит Эйр, поправляя бахилу на одной ноге и указывая кивком на фото супружеской четы в рамочке. Мужчина сидит в инвалидном кресле.
Санна окидывает комнату внимательным взглядом. Все предметы аккуратно разложены по местам.
Никто здесь не рыскал, не рылся в ящиках комода, не искал спрятанных за картинами сейфов. Йон прав, это не обычная кража со взломом. Да и был ли вообще взлом?
Беспорядок в комнате сосредоточен в том месте, где стоит диван. На нем лежит тело, а под телом расползлась огромная темно-красная лужа. По всей комнате расставлены прозрачные пластиковые панели, которыми пользуются криминалисты, чтобы не наследить на месте преступления. Но между панелями отчетливо видны отпечатки ног, оставленные в крови рядом с телом жертвы, их цепочки ведут то в один, то в другой угол комнаты, от двери к дивану и обратно. Мелкие следы, беспорядочные, торопливые.
–Йон Клинга упоминал, что соседка ходила тут до вашего прибытия,– говорит Санна, обращаясь к молодому криминалисту в белом комбинезоне, который собирает оборудование.– Вы полностью уверены, что все следы принадлежат одному и тому же человеку?
Криминалист кивает в ответ, он почти не смотрит на нее.
–Она запаниковала и носилась по всей комнате. Бедняжка…– продолжает Санна.– Что вы еще нашли?
–Много чего. Но, скорее всего, ничего пригодного к работе. Все испачкано или переставлено.
–Ясно,– вздыхает Санна.– Я потом еще пообщаюсь с Судденом.
Криминалист забирает свои вещи и выходит из комнаты. Фотограф из бригады криминалистов роняет штатив. Это девушка невысокого роста, она тоже собирается уходить. Санна ее, кажется, раньше не встречала, но сил знакомиться у нее сейчас нет. Девушка робко улыбается, прежде чем забрать аппаратуру и оставить их одних в комнате.
–Можешь дать короткую версию того, что нам известно на этот момент?– спрашивает Эйр.
–Ее зовут Мари-Луиз Рооз, пенсионерка, в прошлом владела известным в городе букинистическим магазином, скупала по всему миру старинные дорогие книги. Много тратила на разные проекты, например пару лет назад на строительство хосписа рядом с городом. Много делала для детей, как я слышала. Из того, что я о ней читала: она сама родилась на острове, но с мужем своим, Франком Роозом, познакомилась на материке. Детей нет. Муж сейчас пропал, и мы его разыскиваем. Как я сказала, он инвалид-колясочник и диабетик. По профессии геолог, до выхода на пенсию работал с разрешениями на добычу известняка здесь на острове, но в основном в качестве консультанта на Форнсален [7].
–Форнсален?
–Культурно-исторический музей.
Эйр задумывается.
–Каменный век, викинги и прочее дерьмо?– уточняет она.
–Да.
–Значит, старые камни и старые книжки. Вряд ли их часто звали на вечеринки.
–Мари-Луиз Рооз наверняка приглашали не на одну вечеринку. Она была миллионершей. Не один миллион сколотила.
–На старых книжках?
–Да, на старых книжках.
–То есть она была богата. И ее деньги могут быть мотивом?
–Возможно. Собрание книг хранится где-то в доме. Но Йон утверждает, что ничего, похоже, не пропало.
–На двери не было никаких следов взлома. Я проверила, когда входила,– произносит Эйр сквозь стиснутые зубы.
–Дверь могла быть не заперта. Не такая редкость в этом районе.
–Или она впустила в дом кого-то, кого знала.
Эйр вполне может быть права. Тот факт, что ничего не украдено и дверь не повреждена, указывает на одно – преступника надо искать среди близких знакомых жертвы. Есть надежда, что выяснить, кто же здесь побывал, удастся сравнительно быстро.
–С другой стороны, все ведь случилось поздней ночью?– продолжает Эйр свои рассуждения.– Кому, блин, придет в голову навещать старушку-пенсионерку посреди ночи?
–Дама, живущая по соседству, сказала, что часто видела по ночам синий отсвет у них в окнах. Мари-Луиз подолгу не ложилась и смотрела телевизор сильно за полночь. Может, это был тот, кто знал, что она не спит в такое время?
–Хорошо. Но эта ее соседка ничего не видела и не слышала сегодня ночью?
–Не больше того, что сейчас видим мы. И никаких других свидетельских показаний у нас пока нет.
Санна медленно подходит к дивану. Перед ее глазами чудовищная картина произошедшего. Мари-Луиз Рооз, тщедушная семидесятичетырехлетняя старушка, лежит, свесив одну руку с дивана, другая ее рука вытянута вдоль тела. На ней синее кимоно, которому, похоже, много лет. Шелковая ткань с вышивкой нарядным покрывалом укутывает тело. Лишь на груди кимоно грубо порвано: некий острый предмет насквозь продрал ткань и человеческую оболочку. Кимоно стало сосудом, наполненным темной жижей.
На горле зияют две раны. Одной, глубокой и протяженной, жертве перерезали горло. Другая, покороче, пересекает первую под углом. Крестом.
Серо-сизые волосы Мари-Луиз обрамляют лицо. Кожа бледная и бескровная. Лоб высокий, изборожденный мелкими морщинами. Щеки ввалились, словно из нее выкачали весь воздух. Волевой подбородок отбрасывает острую тень на израненное горло. Глаза плотно сомкнуты.
Санна бросает взгляд на телевизор, стоящий напротив дивана. Рядом с ним лежит раскрытая коробка от диска. Документальный фильм о певице Алис Бабс «Алис и я».
–Я не стала осматривать ее без тебя,– поясняет Эйр и направляет свет фонарика на лежащее тело.– Приступим?
Санна кивает. Эйр осторожно подходит к дивану, переставляет одну из пластиковых панелей и встает на колено перед свисающей с дивана рукой Мари-Луиз Рооз. Склонившись над ней, она светит фонариком на кисть руки. Кожа совершенно чистая, без единой царапины. Но продолжение осмотра показывает, что выше рука покрыта порезами.
–Она даже не успела оказать сопротивление,– произносит Эйр.– Только попыталась защититься.
Санна кивает. Эйр поднимается на ноги и указывает на горло жертвы.
–Мы можем предположить, что сначала он сделал вот это. А потом начал ее кромсать.
Порезы на руках. Глубокие колотые и резаные раны на груди. Их слишком много. Жертва подверглась зверскому нападению. Кто-то бил, кромсал, колол Мари-Луиз Рооз в неистовом безумии, стремясь лишить ее жизни.