Титановый бардак (СИ)
Фелипо Эстреме смеялся еще несколько дней после того, как сеньор Аугусто Альварес вышел за ворота консульства. Вообще-то у консула Аргентины работы в этом городе было немного, да и работа была не самой веселой, однако этот парень его реально рассмешил. Сеньор Альварес к консулу пришел поделиться свое бедой и с просьбой о срочной помощи: ведь в Нью-Йорке он находился проездом по пути в Европу, а тут такое…
— Сеньор Эстреме, ну судите сами: сеньора уже глаза закатывает, а эта мерзкая шавка начинает грызть мои брюки. Но настоящий идальго не может же остановиться в такой ситуации!
— А… а заранее убрать собачонку…
— Да я даже не знал, что она у неё есть! Я же не бросился выяснять её семейное положение или расспрашивать о домашних любимцах, мне такая чушь вообще в голову в тот момент придти не могла! Тем более… сами понимаете: штаны — это ерунда, а о том, что в кармане мой паспорт, я, естественно, вообще тогда забыл. Да и штаны новые купить не проблема вообще, а вот паспорт…
— Ну, если отбросить формальности, то и паспорт…
— Сколько? Я должен был отплыть еще в субботу, но консульство было закрыто…
— Если учесть надбавку за срочность…
— Так сколько?
— С надбавкой двадцать два доллара и сорок пять центов.
— Вот, здесь тридцать… сдачу не ищите, это займет лишнее время — а так я могу успеть на дневной пароход…
Консул вообще-то ничего противозаконного не сделал: паспорт, хотя и изрядно погрызенный, выглядел совершенно настоящим, да и написанное в нем вполне прочесть можно было… ну, большей частью можно. А если сеньору Альваресу невмоготу ждать, пока из кассы он отсчитает сдачу, так консулу-то какое до этого дело? А двадцать семь вполне американских долларов приходовать вообще не обязательно: за последние три дня в консульство вообще никто не обращался, так что если слегка ошибиться и заявление отметить позавчерашним днем…
Ян Бьорк с некоторым недоумением посмотрел на сидящего перед ним франта:
— Я думал, что всем известно: мы с Советами не торгуем.
— В вашем утверждении всего две ошибки, небольших, но довольно важных. Во-первых, Швеция ведет торговлю с Советами, и довольно оживленную. Правда одностороннюю, то есть шведы лишь продают туда свои товары — но это лишь формальное уточнение. А во-вторых, я вообще не предлагаю вам иметь хоть какие-то дела с Советами. Я представляю здесь совершенно аргентинскую компанию, и предлагаю вам исключительно аргентинский товар.
— А зачем вы тогда показываете мне русские сертификаты?
— Видите ли… некая американская фирма договорилась — давно, еще до революции в России — о приобретении некой продукции. И даже успела её оплатить — но не успела получить. Однако у нее остались документы, по которым русские обязаны оплаченное отдать. Так уж вышло, что в свое время получить оплаченное не получилось, но теперь к этому никаких препятствий нет. За исключением одного: американцам товар больше не нужен. И они его продают — фактически продают коносамент — моей уже компании. Таким образом обозначенный в коносаменте товар юридически является именно аргентинским.
— Все это очень интересно…
— Куда как интереснее, чем вы можете подумать. Вы… ваша компания покупает такую же продукцию в Германии, и платит за неё, между прочим, по шестьсот с лишним крон за тонну. А продукция аргентинская обойдется вашей компании уже по четыреста двадцать крон за тонну, и, вдобавок, она просто идеально подходит для ваших печей, можно даже подумать что ее именно для них и изготавливали!
— И вы думаете, что мы поступимся принципами из-за копеечной экономии?
— Убежден что нет. Но если рассмотреть эти сто тысяч тонн огнеупоров несколько с другой стороны…
— Сколько?
— По первому коносаменту у меня именно сто тысяч тонн, правда с поставками в течение двух лет. Но… экономия в сто пятьдесят крон с тонны в результате принесет…
— Даже сто восемьдесят, если я…
— Куда вы денете тридцать лишних крон — это исключительно ваше личное дело, не так ли? А какую премию правление выдаст начальнику службы закупок, который на ровном месте сэкономит компании пятнадцать миллионов…
— Это верно…
— Да, кстати, в порядке дружеского совета. Насколько я знаю, госпожа Пернилла, ваша супруга, страдает определенными недомоганиями по женской части, так я бы порекомендовал неплохую клинику в Швейцарии: там ее вылечат буквально за неделю.
— Не несите чушь! И вообще, какое вам дело до моей жены?!
Выражение лица аргентинца резко изменилось:
— Вы что, идиот? Или всерьез думаете, что три миллиона мы вам наличными в чемодане привезем? А в Швейцарии гарантируется полная тайна вкладов…
— Извините, — швед виновато поглядел на собеседника. — И… мне показалось, что у вас очки были… другие.
— А, это… Есть такая небольшая американская компания, о которой мало кто знает. Называется Yellow Brick Road…
— Я читал эту сказку, — улыбнулся швед.
— Так и компания эта такая же сказочная. Она, среди прочего всего, изготавливает линзы, которые на свету темнеют, а в тени снова становятся абсолютно прозрачными. И всё удовольствие стоит десять крон за одно стекло.
— Я, наверное, купил бы такие… их только в Америке продают или в Швейцарии тоже их можно купить?
— Я уверен в том, что ваша супруга прекрасно может управлять собственной компанией. Которая скоро, может быть всего лишь через полгода, станет монопольным производителем таких очков во всей Европе. Да, линзы она сможет покупать в любых количествах… в Швейцарии, конечно, у филиала американской фирмы, с представителем которой она познакомилась во время лечения. Но раньше времени, мне кажется, ей не стоит повсюду трубить о своих деловых талантах, вы согласны?
Когда аргентинец вышел из ресторанчика, в котором проходила эта странная встреча, господин Бьорк тоже покинул уютное заведение и быстрым шагом отправился на работу. Понятно, что это никакой не аргентинец, а очень хитро… вывернутый янки: американцам, как бы они не старались, свой дурацкий акцент не скрыть… но если просто выполнить те несложные инструкции, которые он изложил, то очень скоро жизнь самого господина Бьорка заиграет новыми красками. Очень яркими и буквально завораживающими — и только поднимаясь по лестнице в свой кабинет он сообразил, что все потребности его компании в огнеупорах на следующий год составляют примерно пять тысяч тонн. Пять тысяч, не сто!
Гуля воспользовалась предложением Мессинга о содействии на все сто сорок шесть процентов, и в результате в середине ноября в Боровичи прибыли — под конвоем, конечно — два десятка осужденных, хоть как-то связанных с медициной. То есть она делала запрос на врачей, но, вероятно, по старой памяти написала слово «медиков», а Станислав Адамович и расстарался. Так что за следующую неделю у неё состоялось несколько довольно забавных разговоров с прибывшими:
— Сиваков, Терентий Потапович, тут написано, что вы врач.
— Помилуй, барыня, ну какой я врач-то? Фершалские курсы закончил, не скрою, трехмесячные. И в госпитале служил, да, но младшим фершалом. В госпитале помогал докторам операции делать, не более.
— А помогали докторам как?
— Ну сами видите: мужик я крепкий, а тогда вообще в силе был. Доктор, значица, операцию делает, а я болезного держу крепко. Ну иной раз инструмент какой подать если…
— Зажим от пинцета отличаете? Крови не боитесь?
— Крови на войне все не особо бояться, ежели кровь не своя. А инструмент… начинал-то я слесарем на Тумботинском заводе, за что в фершалскую школу и сподобился направление получить. Я не то что корнцанг от цапки различу, зажим Бильрота от зажима Эдсона в темноте на ощупь не спутаю.
Свой срок Сиваков получил как раз из-за своего "военного опыта": помогая врачу в Ленинградском госпитале, он просто сломал руку пациенту, сильно дернувшемуся во время операции — а пациент оказался краскомом…
— Де-Монфор Артур Францевич, тут написано, что вы… медик.
— Имею честь быть ветеринаром, окончил ветеринарную академию во Франции. Во время войны вынужден был и солдат лечить… оперировать… больше по ампутациям, да и то особых успехов не снискал. Когда морфина вообще нет, и даже водки не найти, то, знаете ли…