Этюд о Крысином Смехе
— Ради Бога, тише, — взмолился я. — Люди же спят!
— Какие люди? Ха-ха! Все еще утром покинули замок!
И тут меня осенило.
— Хм… — я несколько раз демонстративно дернул двери, которые, как и ожидал, были надежно заперты. — А как же мы проникнем внутрь?
— Молча! — сострил Холмс и расхохотался еще громче. — Я все продумал заранее. Смотрите! Вот она. Видите? — И он показал пальцем в ночное небо.
— Не вижу, — отрезал я.
— Ничего, старина, — утешил меня Холмс. — Я тоже не вижу. Но я точно знаю, она там, эта печная труба. Через нее мы легко попадем в замок. Только сначала надо влезть на крышу. Ну, смелее, Ватсон!
Я задрал голову и с сомнением оглядел уходящую ввысь стену. После недолгих колебаний я подошел поближе, подергал побеги плюща и, еще раз прокляв в душе всю эту дурацкую затею, начал восхождение. Великий сыщик последовал за мной, бодро уговаривая меня не волноваться и убеждая, что в случае падения поймает меня.
Но ловить меня не пришлось. Цепляясь за излишества старинной архитектуры, то за крылья амуров, то за бороды атлантов, я фут за футом уверенно продвигался вверх. Минут через десять я уже был на крыше и, тяжело дыша, оперся на гипсовую химеру, нависавшую над парком.
Холмсу повезло меньше. Судя по доносившимся до меня звукам, раза три он срывался, причем последний раз — как я догадался по грохоту падающей черепицы — уже с самой крыши. Но, наконец, и он оказался наверху. Его темная фигура приблизилась ко мне и, облегченно вздохнув, вцепилась в химеру с другой стороны.
Хрупкой статуе, по?видимому, не предназначалась роль несущей опоры. Я услышал, как что?то сухо хрустнуло, и почувствовал, как все мы — я, Холмс и химера — медленно и неотвратимо кренимся к далекой земле…
Каким-то нечеловеческим усилием мне удалось оттолкнуться от гипсовой фигуры и, немыслимо изогнувшись, все-таки удержаться на крыше. В тот же миг химера, с треском отломившись от основания, тяжело рухнула вниз вместе с так и не отпустившим ее Холмсом. Раздался глухой удар, сопровождаемый звоном бьющихся стекол и страшным проклятием. Затем над парком повисла тягостная тишина. Которая вскоре вновь была нарушена — тяжело дыша, Холмс в очередной раз лез по стене…
Потом мы долго сидели около трубы, вдыхая свежий ночной воздух.
— Я напишу новый верлибр, — внезапно сказал Холмс. — И назову его — «Химере — химерья смерть». — Он победоносно посмотрел на то место, где еще недавно торчала эта зубастая тварь. — Она мне сразу не понравилась. Ловко мы ее! — Мой друг одобряюще хлопнул меня по плечу. — А теперь, вставайте, Ватсон. Нас ждут великие дела! — Холмс влез на трубу. — Не отставайте, пузырьки близки! — в экстазе воскликнул он и бесшумно провалился вниз. Я последовал его примеру.
После нашего появления в замке, труба, без сомнения, стала гораздо чище. Луч потайного фонаря Холмса высветил уже знакомую нам галерею портретов и злополучное зеркало, в котором отразились два черных как уголь лица.
— Странно, — заметил Холмс, оглядевшись по сторонам. — По всем расчетам выходило, что эта труба ведет прямо в кабинет.
— Пустяки, — прошептал я, — тут, кажется, недалеко.
Идти по безмолвным этажам, скрипящим лестницам и опустевшим галереям было не очень?то приятно. Бледный луч фонаря выхватывал лишь небольшой участок пола под ногами и делал окружающую тьму еще более глубокой и беспросветной. Ощущение того, что по нашим следам кто?то крадется, да и сама зловещая обстановка замка привели меня в такое смятение, что я совершенно потерял способность рассуждать и механически следовал за Холмсом, рвущемуся к своим вожделенным сокровищам.
По дороге, однако, ничего страшного не случилось, и я немного успокоился. А вскоре мы убедились, что и Холмс зря волновался. В кабинете все было по?прежнему — и разбросанные ящики, и кипа разлетевшихся по всей комнате бумаг, и кресло-качалка, которое моментально отшвырнул в сторону Холмс, кинувшийся к столику с пузырьками.
— О боже! Неужели это все мое?! — бормотал он, набивая склянками карманы, перчатки и голенища сапог. — Ватсон, что вы там встали как пень? Вот эти три экземпляра особенно редки! Их надо во что?то завернуть. Берите бумагу и смотрите, как это делается.
Я не заставил его ждать. Быстро подняв с пола несколько листов, я схватил протянутые мне пузырьки и, глядя на действия моего друга, стал лихорадочно их заворачивать. К чести Холмса надо сказать, что он справлялся с этой операцией куда проворнее меня, так что уже через каких-нибудь пятнадцать минут мы с нашей драгоценной ношей пустились в обратный путь.
Для того, чтобы попасть вниз, надо было сначала миновать длинную галерею, проходящую вдоль всего этажа и выходящую окнами во двор замка. Взошла луна. Ее свет ложился на пол галереи четкими прямоугольниками узких, как бойницы, окон.
Как только мы вступили в галерею, часы на башне замка начали бить. Мерные удары колокола раздавались прямо над нашими головами, возвещая наступление того часа, когда, по преданиям, разверзаются могилы, и неприкаянные души выходят на свободу.
— Полночь… — как?то зловеще сказал Холмс, и пузырьки у него за пазухой зазвенели.
По галерее пронесся легкий ветерок. Где?то внизу хлопнула дверь. Я застыл.
— Вы слышали, Холмс? — прошептал я. — Тише! Там, кажется, кто?то есть.
Холмс замер. Стало так тихо, что даже удары собственного сердца оглушали меня.
— Ватсон, — еле слышно отозвался Холмс, — вы…
Протяжный, тупым ножом резанувший по нашим натянутым нервам скрип в клочья разорвал тишину древнего замка. Казалось, этот скрип заполнил собой все — коридоры, комнаты, залы — каждый уголок замка, от подземелий до шпиля древней башни. У меня подкосились ноги, и я, бессильно цепляясь руками за стену, сполз на пол.
Послышался далекий протяжный, нечеловеческий стон, а затем раздались тяжелые, мерные шаги и гнетущий звон цепей. В жизни не слышал я ничего более ужасного. Мне было плохо, как никогда. К тому же, сверху на меня рухнул трясущийся от страха Холмс, который что-то пытался сказать, но язык отказывался ему повиноваться.
Шаги приближались — нижняя зала, поворот налево, винтовая лестница, узкий переход в оружейную…
— Ва-ва… — я чувствовал, что Холмс хочет мне что?то сказать. — Ва-Ватсон… Ни… ни?и?ша… Здесь д?должна быть н?ниша…
Лязганье зубов мешало ему выразиться более отчетливо, но я понял самое главное: поблизости есть укрытие. Не теряя ни секунды, я собрал остатки сил и пополз вдоль стены, пытаясь в темноте обнаружить нишу. В том месте, где галерея поворачивала налево, Холмс тяжелым мешком свалился с моей спины и прошептал:
— Это здесь, Ватсон… Где?то здесь…
Ниша была не особенно большой, к тому же значительную ее часть занимала какая?то статуя, но выбирать не приходилось — шаги доносились уже с лестницы, ведущей на галерею. Мы кое?как забились за постамент и затаились.
И вовремя! В дальнем конце коридора произошло какое-то движение. Что?то зловещее, кошмарное, пугающее двигалось в нашу сторону. Звук его шагов гулким эхом разносился по всему замку. Казалось, сам Древний Ужас поднялся сюда из бездонных глубин времени… Миг — и он ступил в полосу света.
Да, это был призрак! Кровь застыла у меня в жилах. Громадная белая фигура, неизбежная, неотвратимая как смерть, то исчезала, то вновь появлялась в лунном свете, с каждым разом оказываясь все ближе, ближе, ближе…
— Тень, Ватсон, тень! — прошептал Холмс.
Сообразив, что свет луны падает на мою правую руку, я мгновенно втянул ее в тень и вжался в холодный пол, уже ни на что не надеясь.
Шаги прогрохотали совсем рядом и… стали удаляться!
А потом начался ад. Весь замок ходил ходуном: страшные удары следовали один за другим, стены тряслись, с потолка сыпалась штукатурка, пол под нами дрожал, как во время землетрясения; статуя, стоявшая в нише, не удержалась на постаменте и со страшным грохотом рухнула, лишь по счастливой случайности не раздавив нас. Холмс то и дело порывался кричать от страха, но я вовремя успевал затыкать ему рот.