Всё, что необходимо для смерти
Скади несколько секунд молчала, соображая, как лучше охарактеризовать то, что произошло на борту её дирижабля, но, встретившись глазами с Винтерсбладом, вдруг поняла: он и так всё знает.
– Штурман, – наконец ответила она. – Второго пилота я отправила на планере. Не знаю, смог ли он выбраться…
– Он сказал что-нибудь перед тем, как прыгнуть? – Штурман? – в голосе Винтерсблада послышались нервные нотки, глаза настороженно заблестели. – Ты пыталась его удержать, и он тебя вырубил?
– Откуда ты знаешь?
Офицер долго молчал, пристально глядя на собеседницу, будто оценивая, стоит ей сообщать то, что он хотел сказать, или нет.
– Наш капитан, полковник Фрипп, сделал то же самое, – произнёс Винтерсблад и направился к выходу из грузового отсека.
Скади и сержант последовали за ним.
– В тот момент с ним был только я. И я не смог с ним справиться, – он обернулся к Грин и, мрачно усмехнувшись, указал на висок: под волосами виднелась наскоро залатанная рана. – Бормотал что-то бессвязное, словно был в дребезги пьян. И силён, как пятеро солдат. А глаза – безумные, сплошной зрачок.
Скади невольно поёжилась: два столь похожих случая не могли быть простым совпадением.
Винтерсблад открыл дверь в коридор, что вёл на палубы и в помещения команды, и остановился.
– А самое во всём этом неприятное то, – невозмутимо продолжил он, – что некоторые уверены: капитана за борт выбросил я.
Из-за его плеча Скади увидела толпившихся в узком коридоре солдат, которые смотрели на них поверх вскинутых в боевой готовности карабинов.
– Видимо, после обеда у нас по расписанию бунт, – флегматично заметил Винтерсблад. – Медина, и ты с ними? Вот уж не ожидал, что в твоём тихом омуте найдутся столь решительные черти!
Второй пилот Кирк Медина, совсем молодой, почти юноша, стоял в гуще вооружённых солдат. Не будь он таким смуглым, Скади заметила бы обжигающий румянец, заливший его гладко выбритые щёки. Он один из немногих не держал Винтерсблада на прицеле, и даже не достал револьвера из кобуры. Медина едва заметно переступил с ноги на ногу, из последних сил стараясь не опустить взгляд, и его смущение не укрылось от Винтерсблада.
– Или ты ещё не выбрал сторону? М-м, Кирк? Ты же не совсем идиот, чтобы идти против меня?
– Майор Медина возьмёт на себя командование цеппелином, – вмешался один из впередистоящих солдат, – мы больше не доверяем тебе, подполковник! Сначала ты убеждаешь нас, что капитан покончил с собой, потом берёшь на борт бресийского разведчика. Сдай оружие, подполковник! Давай-ка по-хорошему и без лишней крови.
Винтерсблад криво усмехнулся.
– Говорите, Медина теперь командует? Так пусть он и прикажет. Что мне твой старческий бубнёж, Хайнд. – Командир воздушной пехоты неспешно двинулся сквозь толпу к майору.
Солдаты напряглись, ружья повернулись за ним, словно флюгеры, не упуская русоволосой головы с прицела. К виску Скади прижалось дуло чьего-то револьвера. Винтерсблад остановился так близко к Медине, что соприкоснулись мыски их сапог.
– Ну что, майор, рискнёшь взять всё это дерьмо на себя?
Медина долго молчал, глядя из-под длинных пушистых ресниц куда-то мимо Винтерсблада. Его лоб покрыла испарина, руки в белых перчатках едва заметно дрожали. Наконец он протянул ладонь и произнёс, по-прежнему глядя сквозь собеседника:
– Подполковник Винтерсблад, вы обвиняетесь в измене Распаду и убийстве полковника Фриппа, прошу вас сдать оружие!
Винтерсблад устало усмехнулся.
– Да вы все сдохнете здесь, под командованием этого нежного мальчика с оленьими глазами! – он окинул взглядом вооружённую толпу.
Никто не шелохнулся: пальцы замерли на спусковых крючках, глаза не отрывались от командира пехоты, плечи и челюсти напряглись, словно люди не ждали от спокойного на вид подполковника ничего хорошего. Собравшиеся явно боялись Винтерсблада: его реакции и возможных действий. Но он лишь достал свой револьвер и положил его на протянутую ладонь в белой перчатке, а потом сомкнул пальцы в замок за головой.
– И ты, дамочка! – Хайнд легонько подпихнул Скади дулом. – Разберёмся с тобой, когда выберемся из этой срани.
– Не выберетесь.
– Заткнись, Винтерсблад! – огрызнулся Хайнд, подталкивая разоружённую Скади в его сторону. – Шевелитесь!
– Посмотри на их зрачки, Кирк! – едва слышно произнёс Винтерсблад, обходя второго пилота. – Не реагируют на свет, как и у Фриппа.
Скади была уже достаточно близко, чтобы тоже это услышать, и поняла, почему Винтерсблад так пристально смотрел ей в глаза во время разговора.
Их заперли в двух соседних камерах, служивших для перевозки пленных. По сути, это были обычные клетки, накрепко приваренные к стене.
– Почему они думают, что капитана убил ты?
– Мы не ладили, – подполковник сидел на полу спиной к Скади, привалившись к разделявшей их клетки решётке, и даже не удосужился обернуться.
– Я смотрю, с остальной командой ты тоже не очень ладил, раз никто из них не принял твою сторону.
– Они глупцы. И все погибнут, как Фрипп, – Винтерсблад глотнул из фляги, – хочешь? – предложил он Скади, но та проигнорировала.
– С чего такая уверенность?
– Их зрачки. Неестественно расширены и не реагируют на свет. А языки заплетаются, словно они пьяны. Я догадывался, что произойдёт нечто подобное.
– Перед тем, как спрыгнуть, мой штурман тоже вёл себя очень странно. Думаешь, это какой-то газ? Под нами могут быть действующие вулканы.
– Не знаю, – Винтерсблад сделал ещё глоток виски, – может быть. Газ, ультра- или инфразвук. Что угодно.
– И ты даже не попытаешься спасти свою команду?
– Как можно спасти тех, кто этого не хочет? Но я надеюсь, что у Медины хватит ума выпустить нас, когда остальные начнут прыгать, – Винтерсблад поднялся на ноги. – Он, конечно, нежный мальчик, но не такой дурак, как остальные. Что? – он повернулся к Скади. – Не надо смотреть на меня так, будто я их на казнь отправляю.
– А разве нет?
– Они сами сделали выбор!
– Но они твоя команда!
– И что? Это у вас там честь, братство, благородство и «Слава императору!» Жизнь за страну и его императорское величество. Романтика! Но ты не найдёшь ни одного солдата в ОНАР, кто бы воевал за Распад, председателя государственного совета или Совет. Тут каждый сам за себя. И за то, что им пообещал Совет или сам председатель, – Винтерсблад усмехнулся, цинично и горько. – Если в ком и осталось что-то светлое, так это в Медине, он тоже «в белых перчатках», как и ты. Да и то потому, что он не помнит Досману без войны. Для него существует только Распад, Бресия и Траолия между ними, его угораздило вырасти в первом, и он не выбирал свою сторону.
– А ты?
Офицер пронзительно глянул на Скади сквозь решётку.
– Как видишь.
– Вижу, что тебя боятся и ненавидят собственные солдаты. Но не думаю, что это было твоей целью, – холодно произнесла Скади, не отводя взгляда от сверлящих её серых глаз.
– Офицера успешнее и известнее меня, – совершенно спокойно начал Винтерсблад, но Грин кожей ощутила, как воздух между ними вибрирует от его гнева, – не найдёшь не только в Распаде, но и во всей Досмане. На моём счету множество побед и ни одного проигранного сражения. Я могу позволить себе практически всё, что пожелаю, потому что сам председатель совета считает меня незаменимым бойцом своей армии. Всего этого я добился сам, с нуля, начав с добровольной службы в рабочих бригадах. И никого не интересовало, кем был мой отец! В то время как у вас всё определяет титул, происхождение и нужные связи. И одного взгляда на твой точёный, породистый профиль и орлиный нос достаточно, чтобы понять, какое место в обществе тебе уготовано! И если нелюбовь кучки идиотов – цена за шанс выбраться из выгребной ямы его императорского величества, что ж! Цена невысока.
– Раз уж у тебя есть всё необходимое для счастья, – строгая линия губ Скади презрительно изогнулась, – можешь пожелать не сдохнуть от голода и жажды, запертым в грязной клетке на своём же цеппелине!