Попутчики (СИ)
– Попробуй вон тот сундук. – посоветовала я, – Да, в углу.
Саша, прихватив наш жалкий источник света, пошёл в указанном направлении.
Внутри и в самом деле, судя по его комментариям, лежало тряпьё.
– Слушай, тут всё какое-то сырое. Может ещё где поискать?
– Это вряд ли. Судя по обстановке, шёлковых простыней явно не перепадёт. Давай, что есть. Хотя бы вонять не будет.
Он притащил ворох не вызывающих доверия тряпок и бросил на табурет.
– Пойду, всё-таки, в других комнатах посмотрю. – направляясь к двери, сообщил он.
– А сколько их тут?
– Сейчас узнаем.
А я лежала и думала о том, что одна смена белья вопроса не решит. По крайней мере кардинально. Требовалось помыться, но говорить об этом постороннему мужику – было неловко.
Спустя минут пятнадцать, сосед по общежитию вернулся с какой-то плашкой в руке.
– Слушай, я еду нашёл – живём! – оптимистично заявил он, – Только сперва помыться нужно. Белья, кстати, другого нет…
Он поставил глиняную миску на стол и замер, снова внимательно осматривая помещение.
– Сейчас пойду, принесу воды. И дров бы добавить, а то околеем за ночь. – продолжая что-то выискивать глазами, закончил мысль.
– А здесь чего ищешь?
– Одежду. Там, вообще-то, зима. – как нечто само собой разумеющееся, приподняв брови, сообщил "добытчик".
Как будто я могла об этом знать, блин.
– Ну-у, в прихожей, наверное… Или что там есть? – подсказала, игнорируя назидательные интонации собеседника. Я понимала, что его раздражение сейчас вызвано не мной, и злится он, скорее на ситуацию и собственную беспомощность. Тем более, ему явно приходилось терпеливо подавлять боль и усталость, и совсем не просто было таскать сейчас своё-чужое побитое тело, обслуживая нас обоих.
– Есть ещё одна комната и кухня. В прихожей, как ты выразилась – верхняя одежда. Но хотелось бы какие-никакие портки понадёжнее, а то в спальном белье по сугробам скакать, знаешь ли, тот ещё "айс". Для мужского здоровья – нихрена не полезно.
– Логично. – вынуждена была признать я.
Штаны нашлись в самом углу у печки. (Всё-таки, это была она.) Там же валялось "моё" платье. Кстати, на фоне всего виденного до сей поры – даже приличное. Только грязное и драное.
– Слушай, а пижамки свежей в сундуке не было? – запоздало спросила я.
– Всё на стуле. – односложно ответил Александр, натягивая штаны прямо поверх этих "жидких", что на нём были, и пошёл на выход.
О причинах нашего, мягко скажем, странного, сложного и непонятного положения оба пока больше сознательно не говорили – нам было страшно.
7
Не было его довольно долго. За пределами помещения что-то гремело, было слышно, как матерится этот самый Саша, о стенку топки ударились дрова. Печь была одна на две комнаты. То есть, закрытой частью – сюда, а топкой – в кухню. Странная конструкция.
Оставшись одна, я лежала и тихо шалела от нереальности и дикости происходящего. Ещё раз посмотрела на свои руки, подавляя морось паники, медленно поднимавшейся к горлу.
– Скорей бы вернулся, что ли, – поёжилась я, – с ним хоть не так страшно.
Наконец, тяжело дыша и обливаясь потом, он появился в комнате, надсадно волоча баклаху с водой.
– Ты чего там ругался? – спросила я, – Что-то пошло не так?
– Да нет. Просто…
– Что?
– Какого чёрта?! Где моё тело?! Откуда вот эта дохлятина взялась? – он присел на стул, переводя дух, – Ты глянь – он задрал штанину, – как на таких тощих костылях вообще ходить можно? Чуть поработал – все конечности трясутся.
– Не забывай, что ты травмирован. Не стоит много от себя требовать. – я просто не знала, что ещё сказать. Что мы со всем разберёмся и вернём свои, простите, как-то странно это произносить, тела? Так нет ни малейшей в том уверенности, как нет и объяснений. Крутится что-то в голове, а уловить никак не могу.
– Ладно, проехали. – буркнул он. Снова молча психанул и, фыркая, пошёл обратно на кухню.
– Ты куда? – успела спросить я.
– За кипятком. – ворчливо донеслось оттуда.
– Так. Тряпки. – вернувшись с горячей водой, он снова озадаченно замер на месте.
– А на кухне? Полотенца?
– На кухне такой сифилис, что то, что подразумевается под полотенцами – в руки взять страшно. Будем рвать простынь. – решительно отрезал он.
Я прекратила пререкания. Тем более, что приближался момент, когда надо будет и в самом деле мыться. А я вообще никак не могла представить, как смогу это сделать.
– Давай, сначала тебя. – Александр уже развёл воду и приготовил ветошь.
– Я сейчас. Я попробую. – начала пытаться подняться, борясь с головокружением и тошнотой.
– Лежи давай – я помою.
– Как? Нет. – возразила я, совершенно растерявшись, – Нет, погоди… Надо что-то придумать.
В этот момент просто не знала, как быть. Чужой человек, к тому же мужчина будет сейчас шоркать меня тряпкой? Уверенна, ему эта процедура не доставит ни малейшего удовольствия – много радости мыть постороннюю лежачую тётку. Да и самому уже, наверняка, шевелиться тяжело – вон сколько дел переделал. Да и вообще… А мне каково!… Короче, не знаю, как объяснить. Мысли и чувства кипятком обжигали сознание. Стыдно было – до слёз.
– Успокойся. – совсем с другой интонацией – без раздражения и ненужного сочувствия сказал он, – Так случилось. Это просто надо сделать.
– Фу-ух. – выдохнула сдерживаемые слёзы я.
– Не переживай. – он посмотрел в мои глаза своими серыми, полным понимания.
И я всё-таки заплакала. От беспомощности, от злости и… от благодарности.
– Так, всё. – ободряюще-деловитым тоном начал он, – Давай, что сможешь – сама, я отвернусь, остальное – я. Только тряпки ты всё равно полоскать не сможешь. И снять эти обмотки древней мумии – тоже. Вот так, давай полулёжа. – Саша сгондобил под спину небольшую горку и устроил меня на ней.
– Стой, – осенило меня, – сперва развесь смену белья у печки – хоть немного просохнет.
Он цокнул языком и с улыбкой уставился в мою сторону.
– И чего ты раньше молчала? Уже бы давно всё согрелось и просохло. – он поднял тряпки и взялся трясти их, пристраивая у печки, попутно излагая свои мысли, – Тебе голову хорошо стрясло. Я помню, было дело, – лёжа, вроде, ещё ничего, а стоя, и даже сидя – совсем труба.
Эта помывка стоила мне пары лет жизни – ей богу. Саша и в самом деле старался не смущать меня, как мог, спокойно промывая за мной использованные "полотенца".
Наконец, до чего могла добраться, было оттёрто. Не идеально, конечно, но терпимо. Приподняв и поддерживая под спину, Александр натёр её и помог натянуть успевшую немного проветриться, относительно свежую сорочку, выдернув из под меня изрядно промокшую во время водных процедур старую простынь.
– Так, ноги сюда давай. А то, уж прости за прямоту, такое впечатление, что ты босиком по огороду полдня шастала. – деловито заявил он и взялся тщательно и методично оттирать мои пятки и каждый палец в отдельности, особо упирая на ногти.
Я обессиленно валялась безропотным поленом, уже почти совсем перестав переживать. Тем более, что ноги – это уже ладно. Опять же, до своих ступней я бы не дотянулась даже ради спасения души.
– О-ох! – тихо хохотнул он, – Ничего, ничего-о… Меня когда сестрички в госпитале мыли – тоже думал… Да ладно.
– В госпитале? – переспросила я и непроизвольно дёрнула ногой, – Ай, щекотно!
– Так, ты давай не дрыгайся, у меня тут ребро всё-таки… В госпитале. – покрепче перехватывая отмываемую конечность, ответил он, – Было дело.
– Ты что, воевал?
– Довелось. – односложно хмыкнул он.
– А я всё думаю, откуда ты в ранах так чётко разбираешься.
– А то! Глянь, какой шрам. – он привстал, задирая рубаху, и осёкся.
Оба во всей этой возне снова успели забыть, что вместо своего родного тела – под рубашкой какой-то незнакомы дрыщ. Замолчали, посмотрев друг другу в глаза.