Позолота

– Рада, что сумела помочь, – улыбнулась Серильда. – Можете прятаться в моем подполе, когда пожелаете.
– Мы в долгу перед тобой, – сказала Таволга.
Серильда замотала головой.
– И слышать не хочу. Поверьте, приключение стоило риска.
Моховицы переглянулись, и Серильда поняла, что они недовольны. Сныть решительно подошла, крутя что-то на пальце, и хмуро посмотрела на нее.
– Любая магия требует оплаты, чтобы между нашими мирами сохранялось равновесие. Примешь ли ты это подношение в уплату за помощь, которую оказала мне этой ночью?
Совсем растерявшись, Серильда подставила ладонь и моховица уронила на нее кольцо.
– Что ты, в этом нет необходимости… К тому же, я не творила магию.
Неуловимо птичьим движением Сныть склонила голову набок:
– Ты уверена?
Не успела Серильда ответить, как к ней подошла Таволга и сняла с шеи тонкую цепочку.
– Примешь ли ты это подношение в уплату за помощь, которую оказала мне этой ночью? – повторила она за сестрой.
Она положила на ладонь Серильды цепочку с небольшим овальным медальоном. Оба украшения сияли золотом в лунном свете. Настоящим золотом. Дорогие, должно быть, вещицы… Но откуда они у лесного народца? Серильда всегда была уверена, что богатство и вообще вещи им не нужны. Одержимость человечества золотом и драгоценными камнями казалась им отвратительной, отталкивающей. Может, поэтому они с такой легкостью и отдают эти вещи… Для Серильды и ее отца это было настоящее сокровище. Ничего подобного она никогда и в руках не держала.
И все-таки…
Снова помотав головой, она протянула украшения назад.
– Я не могу это взять. Спасибо, но… вам помог бы любой. И платы за это не требуется.
В улыбке Сныти мелькнула снисходительность.
– Плохо ты знаешь людей, если веришь в это, – кисло произнесла она. Потом кивнула на подарки. – Если не примешь подношения, значит, долг не выплачен, и нам придется оставаться у тебя в услужении, пока не расплатимся, – ее глаза предостерегающе потемнели. – Мы предпочли бы, чтобы ты взяла подарки.
Серильда зажала украшения в кулаке.
– Тогда спасибо, – сказала она. – Долг выплачен.
Моховицы кивнули, и у Серильды возникло странное чувство, будто между ними заключена сделка. Заключена и подписана кровью – такой серьезный и торжественный был этот момент.
Желая прогнать возникшее напряжение, Серильда протянула к лесным девам руки.
– Мне кажется, я будто породнилась с вами. Обнимемся?
Таволга вытаращила круглые глазищи. А Сныть зарычала. Напряжение и не подумало исчезнуть. Серильда отдернула руки.
– Хотя нет. Это было бы странно.
– Мы пойдем, – сказала Сныть. – Бабушка будет волноваться.
Словно пугливые косули, они побежали в сторону реки и скрылись с глаз.
– Клянусь старыми богами, ну и ночка, – пробормотала Серильда и постучала башмаками о стену, чтобы стряхнуть снег.
В доме ее встретил храп. Отец спал, как сурок, и ничего не заметил. Серильда сняла плащ и со вздохом села к очагу. Подбросила кусок болотного торфа, чтобы огонь не погас. Потом придвинулась ближе к очагу и при свете тлеющих углей стала разглядывать свои награды.
Золотое кольцо.
Золотой медальон.
Когда на них упал свет, Серильда заметила на кольце знак. Герб, вроде тех, что благородные господа ставят на восковые печати. Чтобы разглядеть рисунок, Серильде пришлось напрячься. На гербе был изображен татцельвурм – огромный мифический зверь, похожий на змея с кошачьей головой. Его гибкое тело обвивало букву «Р». Никогда прежде Серильда не видела ничего похожего.
Подцепив ногтем застежку, она открыла медальон. Раздался щелчок, и от восторга у нее перехватило дыхание. Она ожидала, что медальон внутри пустой, но там оказался крохотный портрет – самой тонкой работы, какую только можно представить. На портрете была изображена прелестная девочка – совсем еще ребенок, ровесница Анны, если не младше. Она, наверное, была принцессой или герцогиней, или кем-то таким же важным и знатным – золотые локоны перевиты нитями жемчуга, нежные щеки, высокий кружевной воротник. Царственно приподнятый подбородок и озорной блеск в глазах.
 
Защелкнув крышку медальона, Серильда надела цепочку с медальоном на шею, и кольцо на палец. Вздохнула и полезла под одеяло. Теперь у нее есть доказательства того, что произошло ночью, но утешительного в этом мало. Если она покажет кому-нибудь эти вещицы, люди решат, что они краденые. Жить с репутацией выдумщицы и врушки совсем не сладко. А уж прослыть воровкой…
Серильда лежала без сна, зажав в кулаке медальон и глядя на то, как золотистые пятна и тени мечутся по потолку.
  
Глава 6
 
Иногда Серильда часами размышляла над подтверждениями. Над маленькими знаками и ключиками, которые могли подтвердить правдивость истории, преодолеть разрыв между фантазией и реальностью, связать их воедино.
Какие у нее доказательства того, что она отмечена Вирдитом, богом историй и удачи? Истории, которые рассказывал ей на ночь отец? Но она ни разу не спросила, правдивы они или нет. Золотые колеса в ее черных глазах? Ее неудержимый язык? Мать, которая не интересовалась тем, как растет ее дочь, и которая ушла, даже не попрощавшись?
А что доказывает, что Эрлкинг убивает детей, заблудившихся в лесу? Совсем немногое – в основном, слухи да сказки. Слухи о призрачной фигуре, которая крадется среди деревьев, прислушиваясь к испуганным крикам ребенка. Нечасто, но почти в каждом поколении на опушке леса находили маленькое тельце, исклеванное во́ронами до неузнаваемости. Но родители всегда узнавали своего пропавшего ребенка, даже десять лет спустя. Даже, если от него остался только скелет.
Правда, в последние годы такого не случалось, так что вряд ли можно считать это доказательством. Суеверные бредни.
Однако теперь все иначе. Какие у Серильды доказательства, что она спасла двух моховиц, за которыми гналась Дикая Охота?
Золотое кольцо и цепочка, которая к утру нагрелась у нее на груди.
Истоптанная стерня на поле, где она расчищала снег лопатой.
Открытая дверь в подпол осталась незапертой, от дерева все еще пахло сырым луком.
Но ни следа, – вдруг поразилась она, – ни следа копыт на заснеженном поле. Снег оставался таким же девственным, как накануне вечером, когда она возвращалась домой. Единственные следы принадлежали ей самой. Никаких напоминаний о полуночных гостях – никаких отпечатков изящных ножек моховиц, тяжелых копыт или лап гончих, похожих на волчьи. Только нежная, нетронутая белизна, весело сверкающая в лучах утреннего солнца.
Вскоре оказалось, что в том, что у нее есть доказательства, нет ничего хорошего. Серильда рассказала отцу все, как было, ничего не утаив. Он слушал, жадно, едва ли не с ужасом. В почтительном молчании разглядывал кольцо с печаткой и портрет в медальоне. Сходил посмотреть на дверь подпола. Долго стоял на пороге, пристально глядя на пустой горизонт, за которым лежал Ясеневый лес.
Потом, когда Серильда почувствовала, что больше не вынесет молчания, он засмеялся. В его безудержном добродушном смехе слышалось что-то еще, но она не могла понять, что это. Паника? Страх?
– Я уж думал, – заговорил он, вытирая глаза, – что перестал быть таким легковерным. Ну, Серильда, – он обхватил ее лицо грубыми ладонями. – Как ты можешь рассказывать такое и даже не улыбнуться? Чуть не подловила меня, в который уже раз. Где ты это взяла, только честно? – Он подцепил пальцем медальон, висевший у нее на шее. Вспоминая события прошедшей ночи, Серильда побледнела, но сейчас кровь снова хлынула ей в лицо. – Неужели паренек какой подарил? Ты, верно, приглянулась кому-то в городке, а мне рассказать боишься.
Попятившись, Серильда спрятала медальон под платье. Велико было искушение попробовать еще раз. Настоять. Отец должен поверить. Ведь на этот раз все было на самом деле. Это случилось. Она не солгала. И она непременно предприняла бы еще одну попытку, если бы не страх, мелькнувший в его взгляде. Отец волнуется за нее. За его деланым смехом скрывается ужас от того, что ее рассказ может оказаться правдой.