Змеиного царевича невеста

– Лель, раз уж ты проснулась, поставь чайник, – проскрипел Пашка, переворачиваясь на другой бок и стягивая одеяло с меня.
– Слышь, ты не охренел? Я тебе жена, что ли? Сначала чайник поставь, потом яичницу пожарь, потом борщ свари, потом тройню роди, да?
– Ну чо ты с утра завелась, как бензопила? Сложно, что ли? Давай я поставлю.
– Вот и поставь, – я отобрала обратно одеяло, укуталась в него и закрыла глаза. – Кофе хочу. И круассан. С фисташковым кремом.
– Я тебе муж, что ли? – риторически спросил Пашка и нехотя сполз с кровати. – Ты не забыла, кстати, нам в деревню сегодня ехать.
– К сожалению, не забыла. Склерозом не страдаю пока что. Паш, может, ну его?
– Бабке девяносто стукнуло, солнце. Я ее единственный внук. Надо, Леля, надо.
– Ну надо так надо.
Он прав. Не каждый год девяносто человеку исполняется. Я вот, к примеру, не доживу. Меня кто-нибудь раньше придушит. А если и доживу, то буду сидеть на лавочке и плеваться семечками в соседей. Так веселее.
Пашка классный и терпит ядовитую меня. Притащил мне кофе в постель и бутерброды. Чёрный хлеб с маслом и колбасой. Не круассаны, но больше в холодильнике ничего нет, поэтому я милостиво приняла подношение.
А бабку он свою не любит, даже боится, поэтому попросил меня с ним вместе в деревню съездить. Сказал, что такая змеища, как я, сама бабку покусает. А он в сторонке постоит и будет стаканчики для яда подставлять. Не то чтобы я прям жаждала ехать туда в мае, когда как раз нужно копать огород, уже появились комары, а туалет на улице был всегда, независимо от времени года, но не бросать же друга в беде!
То, что мы с Пашкой Вороновым сожительствуем, ещё не значит, что мы не можем быть друзьями. Мы знакомы с песочницы, в одном районе жили, в одну деревню нас на лето отправляли. Замуж за него я не собиралась, да он и не звал. Слишком хорошо мы друг друга знали. Он рвался в Москву, планировал строить карьеру. Я мечтала о маленьком домике и русской печке (вычеркнуто) жить в провинции и работать где-то на удаленке во дворе. На качелях и под кустом сирени. Если домик будет где-то в Швейцарии на берегу живописного озера – я не расстроюсь.
Но пока ни работы в Москве, ни озера в перспективе не намечалось, мы оба получали высшее образование (он – инженера-литейщика, я – учителя рисования) и снимали квартирку на двоих. А то, что спали в одной постели, так это для тонуса. Нужно же как-то самооценку поднимать.
С Пашкой было легко. Он терпел мою язвительность, готовил завтрак и мыл полы. Я стирала (у меня хватало терпения сортировать футболки по цветам) и отменно жарила картошку. Словом, типичная ячейка общества, правда, не зарегистрированная.
Боюсь, бабушкам такое не нравится. Но ехать все равно придётся.
– Паш, а Паш, а тебе кем больше нравится быть – проститутом или наркоманом? – вкрадчиво спросила я, когда с кофе было покончено.
– Ален, а давай мы скажем бабке, что просто друзья? – мгновенно уловил мой посыл Воронов.
– Думаешь, поверит?
– А чего не поверить-то, она ж не слепая. Неужели ее прекрасный и умный внук выберет себе девицу с розовыми волосами и пирсингом?
И заржал как конь.
Ну и что? Я творческая личность, имею право. У меня и носки всегда разные, конечно, не потому, что я их теряю, а исключительно ради самовыражения.
– Напомни мне, Воронов, почему у нас нет машины? – тоскливо спросила я Пашку, когда в пригородном автобусе нам не хватило мест. Мы поленились ехать до автовокзала и запрыгнули возле торгового центра. Разумеется, те, кто покупал билеты официально, спокойненько сидели. Нам же предстояло три незабываемых часа болтаться как дровам в грузовике.
– Потому что ты, моя гениальная, еще не написала свой “черный квадрат”, – философски ответил парень, удерживая меня за талию на особо опасном вираже.
– Не люблю кубофутуризм, – фыркнула я. – Куда интереснее авангардизм.
– Это как мишки на сосне? А, там натурализм, да? Слишком скучно для тебя.
– Это как “Танец” Матисса, только я людей не люблю рисовать.
За такими милыми беседами время пролетело незаметно. Пашке я морочила голову, никаких авангардизмом я не увлекалась. Было бы свободное место, я б достала карандаш и блокнот и с удовольствием зарисовала бы старушку с корзиной. Или вон того молодого человека с бородкой и хвостиком. Красивый, однако. Мне всегда нравились мужчины с длинными волосами. Это романтично. Но Пашка хаер отказывался растить, ему не прикольно. А кто я такая, чтобы настаивать?
 
От остановки автобуса до бабкиной деревни с веселым названием “Змеянка” еще километров шесть пешком. Хорошо, что бабка не моя, и рюкзак с боеприпасами тащил любимый внучек. Я ему сочувствовала, но не до такой степени, чтобы переложить в свой сыр, макароны или колбасу. Не женское это дело – мамонта таскать, тем более, чужого.
– Надо было резиновые сапоги брать, – резко остановился Пашка. – Смотри, змеиная свадьба. Ой, нет, не смотри, девкам нельзя!
– Это еще почему? – Я вытянула шею, пытаясь рассмотреть в траве клубок из змей.
– Говорят, что если незамужняя девица увидит змеиную свадьбу, муж у нее будет… змеем.
– Паш, мы вчера вместе на концерте были. Не нужно мне песни пересказывать.
– Ну а вдруг?
– Ой, у нас каждый второй – змий. Зеленый. В смысле, прибухнуть любит. Так что вполне возможно, и сбудется пророчество. Пошли уже, пока эти ребята не решили на мне жениться прямо сейчас.
– А ты знаешь, что у змей два половых органа? – блеснул интеллектом Воронов. – Прикинь, какая у тебя брачная ночь была бы?
– А прикинь, у тебя? – фыркнула я. – Вот дадут тебе змеицу в жены, а она спросит: Павел Николаевич, а где ваш второй пенис? Как же это так вас природа обделила-с? Нет, увольте, мне неполноценный муж не нужен!
– Да я и одним могу лучше, чем некоторые двумя, – обиделся Пашка.
– Что-то я не замечала.
– Невнимательная вы женщина, Алена Дмитриевна. И черствая.
– И весьма коварная.
Замолчали оба обиженно. Я понимала, что перегнула палку, ну так и он зря считал себя Казановой. Ничего особенного вообще-то. Но с голодухи сойдет. Не больно-то ко мне в очередь женихи выстраивались, даже и наоборот.
Те, которые нравились мне, либо на меня внимания не обращали, либо с ними какая-то ерунда приключалась. То ноги ломали, то под машину попадали. Одного белка бешеная покусала, другого на улице ограбили, отобрали телефон, и он до меня не добрался, третьего и вовсе в армию замели. Короче, что-то со мной было не так, раз после первого свидания все парни придумывали предлоги один нелепее другого, лишь бы второго свидания не состоялось. Остался вот один Пашка, ему оказалось все нипочем. Наверное, стоило извиниться.
Не успела.
Бабка уже махала рукой нам от калитки.
Сто лет здесь не была и еще сто лет бы не приезжала. Скука смертная эти ваши деревни. Ни интернета, ни телевизора даже. Только лес, речка и огород. Большой огород, где нужно полоть морковь и собирать смородину. Бр-р-р.
– Как же ты вырос, возмужал, ой жаних! – объявила бабка Антонина. – Красавец-та мой! Только тощщий больно, поди всякую дрянь в городе ешь?
– Угу. Пусти, ба. Я тебе колбасы привез и сыра с плесенью. С днем рождения, короче!
– Поросятам что ли? Так я уж не держу, старая стала. Ну, Нюське отдадим.
– Да не, баба Тоня, это такой сорт, – влезла я. – Попробовать вам взяли.
– А, Лелька. Твоя идея была, признайся? Этот охламон разве догадается бабушке диковинок привезти? Хорошая ты девка, Лелька, хоть и змеищща.
– Чего это змеища? – обиделась я.
– Так вся ваша порода такая. Ну, чего встали, проходите! Руки мойте и за стол.
– Я на диете.
– Ничо, сейчас разговеешься. У меня щи нонче со сметаной. Еще добавки попросишь.
Бабка Тоня была права: добавки я просила. Дважды. А она сидела и улыбалась, глядя, с каким аппетитом мы двое уминаем ее стряпню.
– Гляжу, ты ожерелье-то бабкино носишь, – заметила старушка. – По душе оно тебе?