Кодекс Крови. Книга III (СИ)
На последних словах лоза отрастила мясистый виноградный лист и отвесила Николаю Александровичу унизительную пощёчину.
— Да я тебя на дуэль… мв-мв-мв… — что-то пытался промычать провокатор, в то время как листья заткнули ему рот.
— Что здесь происходит? — раздался громогласный возглас главы имперской службы безопасности Медведева. — Комарин, опять ты?
— Никак нет, Дмитрий Фёдорович! — вежливо улыбнулся я одному из моих основных обвинителей, — я ожидал аудиенции у Его Императорского Величества, когда Виноградов Николай Александрович проявил неосторожность в обращении с божественным артефактом. На нём сработала защитная реакция, предотвращающая потерю и насильственное изъятие артефакта у владельца, и теперь Николай Александрович расплачивается за неуважение к собственному тотему. В процессе мы обменялись мнениями на счет расхождения взглядов на наши родословные и количество приложенных усилий для возрождения славы рода Виноградовых.
Кто-то в толпе не сумел сдержать смешок.
— Вас послушать, Михаил Юрьевич, так вы, и на чужой жене застуканный, выдадите нечто похожее, — уже не сдерживал усмешки Медведев, любуясь заплетённым в лозу Виноградовым.
— Предпочту находиться на своей жене, — снова максимально вежливо улыбался я главному безопаснику страны, — ибо, как гласит народная мудрость: «Пока вы возделываете чужое поле, кто-то возделывает ваше».
— Слышал бы вас ваш отец, — процедил кто-то из толпы, — да и вы пока не связаны узами брака.
— Ну так и молоденькие вдовы в империи не перевелись, — пожал я плечами.
— Достаточно, — прервал обмен мнениями Медведев, — отпустите Николая Александровича, он больше не будет делать глупостей. Ведь так?
При этом глава службы безопасности весьма выразительно посмотрел на Виноградова, отчего тот побледнел ещё сильнее.
— Я бы с радостью, но на отношения тотема рода и Николая Александровича не могу повлиять, пусть он помолится, что ли, или прощения попросит, может, тогда…
Я действительно не мог приказать артефакту, он обладал неким подобием собственного сознания, и моё мнение ему было, если не глубоко безразлично, то в лучшем случае принималось во внимание, но не как приказ к действию.
Лоза же задумалась, а после отлепила листья от рта жертвы, ожидая каких-либо действий.
Я тем временем пропускал через себя капли крови всех находящихся в зале. Пока наиболее вероятным организатором провокации казался седовласый старичок с тростью и пышными усами, спускающимися на грудь. Он стоял почти у входа в приёмную и листал потрёпанную записную книжку, не обращая внимания ни на что вокруг. Вот только он последним о чём-то разговаривал с Виноградовым, прежде чем тот сорвался в мою сторону.
— Агафья, это кто? — показал я вампирше образ дедули. — И как мы ему дорогу перешли?
— Да ладно⁈ — искренне удивилась та, — этот дедуля — граф Галапагосов-Черепахин, мы ему один очень мощный и редкий макр продали на аукционе лет двадцать назад.
— Какая фамилия странная, — отреагировал я, рассматривая дедушку. Тот резко вскинул голову, почувствовав мой взгляд, и сразу же отвернулся, будто бы и не было ничего.
— Нездешний род, — тут же отреагировала Агафья, — приезжие с южных островов, у них там война проиграна, вот и пытаются присмотреть новое место жительства.
— Странный он, дёрганный. Можешь раздобыть информацию на его счёт? — попросил я вампиршу об одолжении.
— Хорошо, даже самой интересно стало.
Тем временем Виноградов договорился с артефактом, и лоза исчезла, удовлетворённая его извинениями, которые я благополучно пропустил мимо ушей.
— Пойдёмте, Михаил Юрьевич, вас ждут! — поторопил меня Медведев, неодобрительно покачав головой на мою рассеянность.
В кабинет к главе государства Медведев не вошёл, прикрыв за мной дверь. Стоило мне переступить порог, как волна тепла обдала всё тело, но я не стал заострять на этом внимания.
Пётр Алексеевич Кречет сидел за массивным столом т-образной формы из светлых пород дерева. Напротив него на краю столешницы светились неярким ровным светом с десяток артефактов. Предполагаю, что это сразу и детекторы лжи, и защитные с нападающими плюшками, и ещё боги знают, что там было.
— Добрый день, Михаил Юрьевич, — поприветствовал меня император, пройдясь по мне заинтересованным взглядом чуть прищуренных глаз, — а вы никак на войну собирались?
— Никак нет, Ваше Императорское Величество, меры предосторожности на случай повторного визита в солярий, — ответил я, осматривая просторное помещение с окнами в пол с одной стороны и громоздким камином с другой.
— Думаете, если бы такой визит вам грозил, то вас бы сейчас здесь принимали? — улыбнулся император.
— Думаю, что ввести в заблуждение можно кого угодно, а я был слишком беспечен последнее время для единственного представителя рода, — констатировал очевидное, — простые меры предосторожности. Меня пять минут назад чуть на дуэль не вызвали в вашей приёмной, так что провокаторов хватает.
Император только вскинул бровь, никак не прокомментировав последнее замечание.
— Присаживайтесь, Михаил Юрьевич, разговор предстоит долгий. Будем дело о вашем попаданчестве и двоедушничестве разбирать.
Я присел на предложенный стул напротив императора, положив руки на стол.
— Хорошо выглядите по сравнению с нашей последней встречей, — отметил глава державы, тут же рассмотрев шрамы на правой руке, виднеющиеся из-под одежды, — а вот этого неделю назад не было.
— Удачно съездил в Абрау, — не стал скрывать я происхождение шрамов.
— Знаете, Михаил Юрьевич, начинаю понимать своего сына, который планировал с вами пообщаться в течение часа-двух, а задержался на все шесть, — хмыкнул император, — вы — весьма интересная личность. С вами есть о чём поговорить.
— С учётом стоимости вашего времени, не настолько и интересная.
— Если мне дают намёк на возрождение одного из древнейших княжеских родов в империи, то я уж как-то выделю на это время и ресурсы, — отреагировал император, — я же правильно понял ваш ответ?
— Абсолютно, — подтвердил я надежды Петра Алексеевича, — хотел бы заодно поблагодарить вас за такой щедрый дар как Абрау.
— Вы были весьма убедительны, подавая прошение через Императорскую канцелярию и подкрепляя его объявлением из газеты о присвоении вам личной привилегии, — хмыкнул император. — А ещё настаивали, что я буду впечатлён результатом дарения.
А вот я этого совершенно не помнил, поэтому оставалось лишь улыбаться и делать вид, что всё так и было задумано.
— Признайтесь, не было желания сменить бога-покровителя? — внезапно спросил Кречет, сверля меня взглядом. — И артефакт вам от Винограда, и земли собрали воедино, и алтарь, судя по всему, вас признал, а там и доступ к активам рода не за горами.
— Не было, — спокойно выдержал я взгляд императора, — я дал слово и выполняю взятые на себя обязательства.
— А поклоняться двум богам сразу?
Глава 7
— А поклоняться двум богам сразу? — император с лёгкой улыбкой взирал на меня, будто бы не он сейчас произнёс полнейшую крамолу сродни тому же двоедушию.
Это у них в семье увлечение такое — задавать неудобные вопросы, или это мне так везёт?
— Предполагаю, что в существующих реалиях это строжайше запрещено не просто так, — теперь уже я уставился на Петра Алексеевича с явным намёком, — признаюсь, мысль весьма соблазнительная, но, если нам не афишируют последствия подобных действий, это не означает, что их нет.
Император мельком взглянул на артефакты у себя на столе, видимо, чтобы удостовериться в моей искренности, и продолжил:
— Есть, как не быть. Вы, Михаил Юрьевич, просто чемпион по сбору уникальных последствий.
Я терпеливо молчал, ожидая продолжения. Не зря же Кречет поднял тему двоебожия даже раньше моего предполагаемого двоедушия.
— Легенды гласят, что давным-давно таких ограничений не было. Отдельные маги умудрялись заполучить благосклонность нескольких богов, использовали уникальные божественные артефакты для собственного развития и со временем сходили сума от переполнявшей их силы. Некоторые переставали считать себя людьми и приравнивали себя к богам, не сильно уступая им в силе. Это было страшное время. Время кровопролитных войн и безумных катаклизмов. Боги напрямую вмешивались в жизнь людей, поддерживая тех или иных героев. Наш мир превратился в сплошную кровавую бойню, скатываясь в саморазрушение. И тогда боги собрались и приняли правило: «Один род — один тотем». Догадываетесь, почему я вам об этом рассказываю?