Жюльетта. Том I

Возбудившись от ее речей, я бросилась в объятия своей старшей и мудрой подруги и тысячью разных способов продемонстрировала ей благодарность за заботу, проявленную о моем воспитании.
– Я обязана вам больше, чем жизнью, несравненная Дельбена! Я поняла, что нельзя жить без философии. Можно ли назвать жизнью жалкое прозябание под игом лжи и глупости? Я к вашим услугам, – продолжала я, сгорая от нетерпения. – Я хочу быть достойной вашей нежной дружбы и на вашей груди дать клятву навсегда забыть о заблуждениях, которые вы уничтожили во мне. Умоляю вас: продолжайте мое обучение, продолжайте вести меня к счастью – я доверяюсь вам целиком; делайте со мной, что хотите, и знайте, у вас никогда не будет более пылкой и послушной ученицы, чем Жюльетта.
Дельбена была вне себя от восторга: для развращенного ума нет острее удовольствия, чем развращение учеников и последователей. Сладкой дрожью сопровождается процесс обучения и не с чем сравнить наслаждение, когда мы видим, как другие заражаются той же безнадежной болезнью, которая пожирает нас самих. А как радостна власть над их душами, которые как будто творятся заново благодаря нашим советам, настояниям и ласкам. Дельбена С лихвой вернула мне все поцелуи, которыми я ее осыпала, и вперемежку с ласками бормотала, что скоро, совсем скоро, я сделаюсь такой же беспутной, как она – неуязвимой, неукротимой и жестокой маленькой распутницей, – что в том волшебном мире, куда она ведет меня, я совершу множество злодеяний, а когда Господь захочет узнать, что же случилось с доброй маленькой Жюльеттой, она, Дельбена, гордо выступит вперед и примет наказание за разрушение моей юной души. Когда страсть наша ослабевала от утомления, мы разжигали ее пламя пылающей лампой философии.
– Послушай, – сказала, наконец, Дельбена, – если уж ты так хочешь потерять невинность, я удовлетворю тебя незамедлительно.
При этой мысли распутница снова обезумела от вожделения, немедля вооружилась искусственным органом и стала, сначала осторожно, водить им по моим нижним губкам, повторяя, что это подготовит меня и поможет перенести предстоящую боль; потом она неожиданно содрогнулась в бурном оргазме, с силой втолкнула инструмент в отверстие и с моей невинностью было покончено. Невозможно описать словами мои страдания, но резкая пронизывающая меня боль, вызванная ужасной операцией, тут же сменилась невообразимым наслаждением. Между тем ярость неутомимой Дельбены только возрастала: осыпая меня сильными хлесткими ударами, она глубоко проникла своим языком мне в рот, потом, терзая мои ягодицы обеими судорожно стиснутыми руками, заставила меня кончать в своих объятиях чуть не целый час подряд и прекратила сладостную пытку, только когда я взмолилась о пощаде.
– Отомсти, отомсти же мне, – бормотала она, задыхаясь, – вознагради меня. Видишь, как я горю, как я сгораю от страсти; я так утомилась с тобой, что, видит Бог, теперь мне тоже надо разрядиться.
В мгновение ока из вожделенной любовницы я превратилась в самого страстного любовника: я навалилась на Дельбену и ввела в действие скребок. О, Боже, как это было приятно! Ни одна женщина в мире не извивалась и не трепетала так страстно, ни одна не парила столь высоко на крыльях наслаждения – десять раз подряд эта распутница извергла свое семя, и я подумала, что она растворится в нем.
– Ох, наконец-то я утолила свою душу, – проговорила я, откидываясь на подушки. – Воистину, чем больше мы знаем, тем сильнее чувствуем всю приятность сладострастия и похоти.
– Несомненно, – ответствовала Дельбена. – И причина здесь предельно проста: сладострастие не терпит запретов и достигает зенита, только попирая их все, без исключения. Чем талантливее и одареннее человек, тем больше он сокрушает препятствий и тем решительнее это делает, значит, интеллектуально развитые люди гораздо глубже чувствуют удовольствия либертинажа.
– Мне кажется, исключительная утонченность высокоразвитых организмов также способствует тому, – продолжила я.
– И в этом нет никаких сомнений, – сказала мадам Дельбена. – Ведь чем лучше отполировано зеркало, тем лучше оно принимает и отражает окружающие предметы.
Наконец, когда изнурительные упражнения выжали из нас обеих все соки до самой последней капли, я напомнила своей наставнице о ее обещании позволить мне лишить невинности Лоретту.
– Я этого не забыла, – ответила она. – И это произойдет сегодня ночью. Когда все разойдутся спать, ты потихоньку выйдешь и присоединишься к Флавии и Вольмар. Остальное предоставь мне; сегодня ты будешь допущена к нашим мистериям. Будь же мужественна, будь тверда и стойка, Жюльетта: я собираюсь показать тебе удивительные вещи.
Но каково было мое удивление, когда в тот же день я услышала, что одна пансионерка только что сбежала из аббатства. Я спросила ее имя. Это была Лоретта.
– Лоретта! – удивилась я. И тут же подумала: «Боже мой, а я так на нее рассчитывала… Одна мысль о ней приводила меня в экстаз… О, вероломная! Выходит, я напрасно предвкушала неземные наслаждения?»
Я спросила о подробностях побега, но никто ничего не знал; я кинулась сообщить об этом Дельбене – дверь ее была заперта, и у меня не было возможности увидеть ее до назначенного часа. Ах, как медленно тянулось время! Наконец, я услышала колокольный звон. Вольмар и Флавия [21] пришли раньше меня и находились уже в апартаментах Дельбены.
– Мадам, – обратилась я к настоятельнице, – значит, вот как вы держите свое слово? Лоретта пропала, исчезла. Кто же заменит ее? – Потом раздраженно добавила: – Значит, мне не придется насладиться удовольствием, которое вы мне обещали…
– Жюльетта, – прервала меня Дельбена, и тон ее был холоден, а взгляд суров, – самое главное в дружбе – это доверие, дорогая моя; ты желаешь быть с нами, а для этого требуется больше самообладания и меньше подозрительности. Теперь подумай сама: мыслимо ли, чтобы я обещала тебе удовольствие, не имея возможности дать тебе вкусить его? Неужели ты считаешь меня недостаточно умной или не веришь, что мое положение в этом доме достаточно высокое? Ведь устроить такие вещи зависит исключительно от меня, так как же тебе могло прийти в голову, что ты лишишься обещанных наслаждений? Тьфу! А теперь следуй за нами. Все в порядке. К тому же я обещала, что ты увидишь нечто необычное.
Дельбена зажгла маленькую лампу и пошла впереди. Вольмар, Флавия и я шли следом. Мы вошли в часовню, и тут к своему немалому удивлению я увидела, что настоятельница нагнулась, неожиданно приподнялся надгробный камень, открылся проход, и Дельбена спустилась в святилище смерти. Мои уже прошедшие инициацию подруги молча следовали за ней; мне стало немного не по себе, и Вольмар приободрила меня. Когда мы спустились, Дельбена закрыла тяжелую плиту над нашими головами. Теперь мы находились в сводчатом подземелье, которое служило усыпальницей всем женщинам, умершим в монастыре. Мы двинулись дальше; отодвинулся в сторону еще один камень, еще пятнадцать или шестнадцать ступеней вниз, и мы оказались в комнате с низким потолком, украшенной с большим вкусом и проветриваемой воздухом, который поступал из сада наверху через вертикальный ствол. Ах, друзья мои! Кого бы, вы думали, я увидела там?.. Лоретту, убранную и наряженную наподобие весталок, которых в старину приносили в жертву на алтарях Бахуса; еще я увидела аббата Дюкроза, первого викария Парижского архиепископа, мужчину лет тридцати, очень приятной наружности, в чьи функции входил надзор за Пантемоном. Третьим был отец Телем, темноволосый красавец монах из братства Реколле, тридцати трех лет, исповедник новеньких монахинь и пансионерок.
– Она боится, – кивнула в мою сторону Дельбена, подходя к мужчинам и представляя меня. – Послушай, юная девственница, – при этом она коснулась поцелуем моих губ, – мы собираемся здесь единственно для того, чтобы сношаться в свое удовольствие и совершать мыслимые и немыслимые злодейства и прочие жестокости. А забрались мы в это царство мертвых затем, чтобы как можно дальше быть от живых. Таким растленным и порочным распутницам и распутникам, как мы, хочется спрятаться еще глубже в чрево земли и не иметь ничего общего с людьми и их нелепыми законами.