Жюльетта. Том II

Хотя мне бесконечно больше улыбалось дать слово сотрудничать в злодействе, нежели в акте благородства, в каждом из предложений графини была своя приятная и заманчивая сторона, и я согласилась и на то и на другое.
– Милая моя, – сказала я синьоре Донис, скрепив наш договор поцелуем, – я все сделаю так, как ты хочешь: не пройдет и года, как твоя любимая Фонтанж будет пользоваться твоим благородством и моими преданными заботами. Но, пока, дорогая, прошу тебя сосредоточиться на исполнении твоих жутких замыслов. А то меня начинает тошнить от добродетели, особенно когда душа моя открыта злодейству…
– Скажи, Жюльетта, – и синьора Донис вцепилась в мой рукав, – может быть, ты не одобряешь мой благородный поступок?
– Да что ты, разумеется, нет, – торопливо ответила я, имея свои причины рассеять сомнения графини, – я нисколько не осуждаю его, но думаю, что каждый из противоположных проступков хорош в свое время и в своем месте.
– Я рада слышать это, а теперь давай хорошенько обдумаем план, который не дает мне покоя. У меня есть кое-какие соображения по этому поводу, но прежде я хочу услышать твои и посмотреть, совпадают ли наши мысли.
– Прежде всего, – заметила я, – это должно происходить не в городе, а где-нибудь в загородном поместье: жестокие удовольствия хорошо вкушать в тиши и покое, а такую обстановку можно найти только в деревне, подальше от людей. Кстати, извини мой вопрос: Аглая – девственница?
– Разумеется.
– Тогда мы принесли ее девственность в жертву на алтаре убийства, обе матери должны отдать ее в руки жреца, и он…
– Ее страдания должны быть нечеловеческими! – прервала меня графиня.
– Непременно, но не стоит заранее обсуждать конкретные детали – посмотрим, как будут складываться обстоятельства: когда события происходят спонтанно, без подготовки, они в тысячу раз сладострастнее.
Остаток ночи мы провели в самых бурных лесбийских утехах. Несколько часов подряд мы целовали, сосали, пожирали друг друга, а в довершение всего, вооружившись фаллосами, устроили фехтовальный турнир и безжалостно прочистили друг другу задний проход. Под утро было решено отправиться на несколько дней в Прато, где у графини было великолепное поместье, и привести чудесный план в исполнение на следующей же неделе.
Синьора Донис без обиняков объявила своей матери и дочери, что они, все трое, уезжают в длительное путешествие на полгода, и тем самым подготовила почву для будущего печального сообщения о трагической гибели, которая должна была настигнуть в дороге дорогих ей и незабвенных людей, ставших объектом ее извращенной похоти. Со своей стороны, я должна была привезти к месту действия Сбригани и двоих верных наперсниц. В назначенный день в Прато собрались восемь человек: не считая меня и графини, там были мой супруг, обе мои служанки, мать синьоры Донис, ее дочь и пожилая– нянька графини, много лет участвовавшая в ее развлечениях.
До того дня я видела Аглаю мельком, раза два или три, а теперь могла, наконец, хорошенько рассмотреть ее. Она оказалась удивительно прелестным нежным созданием, красивым как картинка, прекрасного сложения, с невероятно гладкой шелковистой кожей, с большими синими глазами, которые, казалось, только и ждали, чтобы в них вдохнули огонь, с безупречными зубами и тяжелыми золотистыми волосами. Однако всему этому совершенству недоставало, я бы сказала, упорядоченности: грации успели только коснуться Аглаи ласковой снисходительной рукой, но девочке еще не встретился скульптор, которому предстояло придать ей окончательную форму. Вообще я не в состоянии описать впечатление, которое произвел на меня этот ангел и какого я 'не испытывала, кажется, целую вечность.
И вот, пока я ею любовалась, в голову мне пришла совершенно неожиданная мысль. «Почему бы не поменять жертву? – спросила я себя. – В конце концов, графиня уже выдала и уплатила мне ордер на убийство. И если я искренне желаю украсть эти деньги – а желание это, как вы понимаете, было неодолимым, – разве не разумнее отправить в мир иной человека, который доверил их мне? Я приехала сюда с единственной целью – совершать преступления; убийство дочери удовлетворит только мою похоть, между тем как расправа с ее матерью еще сильнее разожжет мои страсти и, кроме того, насытит мою алчность: пятьсот тысяч франков останутся у меня, мне не придется отчитываться за них, моими так же станут две юные прелестницы, которыми я смогу наслаждаться, как того пожелаю, и, наконец, от моей руки погибнет их мать, которая в свое время сладко ласкала мой клитор, но которая порядком мне надоела. Что же до их бабушки, можно убить и ее – хлопот это мне не доставит; а это очаровательное, еще не ведомое мне создание, которое я вижу перед собой, просто жаль отправлять на тот свет, не насладившись им сполна».
Я поделилась своими мыслями с мужем, он принял их с восторгом и посоветовал немедленно позвать служанок, велеть им упаковать вещи и отправить их в Рим, потому что именно этот вечный город мы избрали местом своей очередной остановки, когда истечет срок нашего пребывания во Флоренции. На Элизу и Раймонду я могла положиться, как на самое себя, и они в точности выполнили мои указания. В тот же день я убедила синьору Донис в том, что для полного успеха нашего предприятия и в целях осторожности необходимо очистить дом от слуг и что ей лучше перевезти в деревню все свое золото и все драгоценности, чтобы не остаться без средств на тот случай, если наш план сорвется. Синьора Донис сочла мои советы мудрыми и своевременными и, даже не подозревая о том, что зрело в моей голове, предупредила всех своих знакомых, что уезжает на Сицилию и не вернется до поздней осени; после чего, оставив при себе старую няньку, о которой я уже упоминала, эта беззаботная и недалекая женщина оказалась в моей власти: пожелай она нарочно попасть в расставленную нами ловушку, она не смогла бы сделать это с большим успехом, чем теперь. На следующий день все было готово, наша графиня – я действительно уже считала ее нашей добычей – получила из банка шестьсот тысяч франков в виде драгоценностей, два миллиона в банковских билетах и три тысячи цехинов наличными; единственной ее защитой служила престарелая женщина, а в моем распоряжении, кроме Сбригани, находились двое здоровенных лакеев.