Трое из Леса возвращаются. Меч Томаса

–Но здесь всего одна кровать!
Олег пересек помещение и осторожно опустился на кровать – раз уж выпала возможность спать на мягком, надо пользоваться. Хотя ему что мягкое, что твердое – давно без разницы.
Он кивнул и произнес:
–Так теплее.
–В каком смысле?– изумилась Люсиль и нерешительно затворила дверь.
–Ты разве не амазонка? Что-то про клинки и отсутствие белья говорила?– отвлеченно произнес Олег.
Люсиль вспыхнула.
–Я не так говорила!
–Да? Ну ладно. Вдвоем на земле спать теплее, чем одному,– со знанием дела проговорил Олег и потянулся, закинув руки за голову.– Здесь, конечно, не земля. Но если тебе не понравится, можешь ложиться на полу. Понимаю, амазонкам так привычнее. Куда нам, простым да убогим.
Лицо Люсиль покрылось красными пятнами, она решительно шагнула вперед и выдохнула с чувством:
–Я не амазонка! Я – леди!
–А есть разница? Хотя неважно. Главное – не храпи. Ты же не храпишь? А то я от храпа пугаюсь. Сплю плохо.
От праведного возмущения Люсиль затрясло, пальцы сжались так, что побелели костяшки, она проговорила тихо и задыхаясь в негодовании:
–Леди не храпят. Не спят на земле и не ходят без белья. Чего не скажешь об этой женщине с сальным взглядом.
–А чего не так с ее взглядом?– искренне удивился Олег.
–Да она же почти напрямую предложила провести с ней ночь!– выдохнула Люсиль.– Это вопиюще и неприлично! Она ведь женщина, к тому же замужняя!
Люсиль говорила что-то еще, но Олег уже перевернулся на бок, под ее щебет мысли потекли плавнее, спокойнее. Вообще, женский щебет очень умиротворяет, если не слишком громко и при этом не лезет с расспросами. А когда щебечет к тому же красивая и с формами, то радуется еще и глаз, а созерцание женских форм, как известно, благотворно влияет на мужской организм. Но Олег давно понял, что формы у всех примерно одинаковые, разницы лишь в размере. Да и в целом устройство людей довольно похоже. А вот разница начинается в черепушке. Настолько сильная, что на всем свете не найти ни одного похожего по уму человека. Хотя хотелось бы.
Люсиль продолжала что-то говорить, Олег не слушал. Она ищет Меч. А он знает только один Меч, который имеет такое значение. И если уж какая-то девица кинулась его разыскивать, чует нутро, кто-то делает то же самое. Так всегда происходит, не бывает, чтобы важным артефактом интересовался только один, всегда найдутся те, кому он тоже нужен. И если Люсиль полна мечтаний о приключениях, то те, вторые, вряд ли такие же одухотворенные.
Послышался топот, зашуршали юбки – Люсиль стала ходить по комнате взад-вперед.
–Не мельтеши,– пробормотал Олег.– От тебя ветер дует.
–Она же вам предложила расплатиться натурой,– не успокаивалась Люсиль.
–Мне?– искренне удивился Олег.
–Только не надо говорить, что не заметили, как она на вас смотрела. Так приличные женщины не глазеют на чужих мужчин.
Олег поскреб ногтями бок.
–Почему чужих? Я ничейный. В смысле свой собственный.
Люсиль запнулась.
–Я не это имела в виду. Я… Я говорю, что женщине не пристало. Себя так вести. А если здесь такие нравы, значит, это дурное место и нам следует уйти.
–Все же хочешь спать на камнях,– с пониманием проговорил Олег.– Только тогда грей меня. Ночью на острове действительно холодно.
–Это вопиюще!– возмутилась Люсиль.
–Вопишь сейчас только ты и мешаешь думать. Если спать не будешь – иди вниз к мужикам, пляши на столе и делай, что обычно делаешь. Только не дерись, нам еще тут завтракать.
–Пастор Олег, вы мужлан.
–Со всей ответственностью сообщаю, что я не муж каких-то там Лан. Хотя, может, и был, но не помню. А если не помню, значит, не было.
Тяжелый вздох Люсиль сообщил, что она сдалась и не собирается больше пререкаться. Ее шаги приблизились, кровать рядом скрипнула и прогнулась, Олег почувствовал, что девушка легла на самый краешек.
–А чем ты, кстати, собралась платить за ночлег?– спросил Олег.– Денег у тебя нет, даже возница понял, что ты врешь.
Люсиль промолчала и тихо засопела, делая вид, что уснула. К Олегу сон долго не шел. Лунный свет проложил дорожку на полу до самой стены, на улице кто-то орет и гогочет во всю глотку, звенят склянки и колеса. Ночной город не спит, а ведет тайную, накрытую пологом темноты жизнь, а она, как водится, совсем не такая, как при свете солнца. Олег поежился – сквозняк щекочет нос и плечи. К холоду он привык, да и к сквознякам тоже, ими давно не пронять. Но это не тот холод, что идет от вечерних канав и поднимается до самых окон жилых домов.
Перевернувшись на спину, Олег вперил взгляд в темный угол между стеной и тумбой.
–Вылезай уже. Надышал уже, слышу, вижу тебя,– проговорил он.
Из угла послышалось кряхтение, возня, потом показалась лохматая голова размером с тыкву, затем и остальное тело, такое же косматое. Глаза большие, желтые, а сам сутулится и цокает когтями о деревянный пол.
–Спину выпрями,– посоветовал Олег.– От кривой спины все болезни.
–Да какой там,– послышался печальный вздох.– Мне уже поздно спину прямить.
–А чего так?
Снова раздался тяжелый, как судьба всего мира, выдох.
–А как иначе? Домовых все меньше. Места нам нет в собственных домах. Поговаривают, в городах скоро вымирать начнем. Придется в деревни переселяться. Только там еще чтут домашних духов.
Олег подтянул колени повыше и предложил:
–А ты в замок переселись. В этой местности много замков. С каминами. Косточки погреешь заодно. И при доме опять же.
Домовой с надеждой повернул к нему голову, желтые блюдца глаз блеснули в темноте.
–Правда?
Олег пожал плечами и сказал:
–Всяко лучше, чем гнить на убогом постоялом дворе. Тебе, наверное, и молока никто не вынесет.
Домовой грустно закивал, свалянные в сосульки космы закачались.
–Не вынесет,– подтвердил он.– Уж несколько лет молока не пил.
–А домовые любят молоко.
–Страсть как любят,– согласился домовой мечтательно.– Сладкое, только из-под коровы, теплое.
–И сухари.
–Ага,– еще больше воодушевилась лохматая голова.– Домашние, из белого хлебушка. Да можно и из черного. Так я их тоже давненько не грыз. Меня из людей уже никто и не видит. Диву даюсь, как это ты меня заприметил.
–Тот, кто зрит, а не просто глазеет, тот и может заприметить,– сообщил Олег мудро.– Ты, действительно, перебирайся в замок какой-нибудь. Найдешь себе занятие, будешь жильцов развлекать.
Домовой воодушевился еще больше, видно, с ним давно никто не разговаривал.