Холодные тени

Психологу невозможно объяснить, что для Тимофея непривычна и некомфортна любая среда, в которой приходится общаться с людьми. Он не понимает людей. Люди не понимают его. Это аксиома, против которой не попрешь. И никакие трижды проклятые контакты тут не помогут. Не излечат его от припадков – уж точно.
Припадки. Сам Тимофей привык называть это «провалами». Состояние, когда он будто проваливается в другую реальность. А вынырнув из нее, не помнит, что с ним было.
«Пиковое эмоциональное состояние порождает неосознанное желание уйти от реальности» – эти слова психолога он выучил еще в раннем детстве.
Иногда просто впадал в подобие анабиоза и переставал реагировать на внешние раздражители. А иногда уход от реальности провоцировал агрессию. Тимофей дрался, кусался, во втором классе попытался задушить учительницу. На самом скучном из всех возможных уроков – рисовании – он, вместо того чтобы раскрашивать дурацкую открытку на Восьмое марта, записывал в дневнике размышления о том, что бесконечность на самом деле – конечна.
Учительница на Тимофея накричала, отобрала дневник и пообещала, что выкинет «эту дрянь» в окно. На то, чтобы задушить учительницу ее же шейным платком, сил у него, конечно, не хватило.
Психолог советовал не называть припадки – припадками. Он сам и мама с его подачи говорили: «сложная ситуация».
Мир взрослых лицемерен. Взрослым нравится прятаться за красивыми словами и обтекаемыми формулировками… Странно. Ведь красота формулировок никак не влияет на суть явления. Но в мире взрослых много странного и нелепого, к этому Тимофей привык.
Ему ко многому пришлось привыкнуть. И это угнетало – чем дальше, тем больше. Давило ощущением какой-то глобальной несправедливости. И пониманием того, что бороться против нее бесполезно, его все равно никто не услышит.
Психолог старался. Назначал лекарства и сеансы терапии. Тимофея вывозили на природу, в контактные зоопарки, записывали в миллион идиотских кружков. Пичкали все новыми таблетками.
От каких-то препаратов ему постоянно хотелось спать, другие вызывали аллергию и расстройство желудка. Но мама не прекращала борьбу. Она поставила перед собой цель – вылечить сына, превратить его в «нормального человека», и шла к этой цели напролом. В итоге припадки действительно стали реже, а потом вовсе сошли на нет.
Психолог праздновал победу. Откуда ему было знать, что победил не он? Победила девочка, которая жила напротив. Вероника.
Когда в жизни Тимофея появилась Вероника, ему стало легче. Вероника понимала людей. Она сама была одной из них – в отличие от него, «инопланетянина», как в сердцах называла Тимофея мама.
«Инопланетство» нового друга Веронику, единственную из всех, кто его окружал, почему-то не раздражало. Ей было не сложно и даже весело разъяснять Тимофею странные слова и поведение людей.
Вероника училась в другом классе, она была на год младше Тимофея, но на переменах неизменно оказывалась рядом с ним. Когда их впервые попробовали дразнить «женихом и невестой», гордо объявила: «Ну да! Тиша станет великим ученым, я выйду за него замуж, и мы уедем жить на остров Баунти, который в рекламе показывают! А если тебе завидно – молчи, за умного сойдешь». Запас подобных словечек Вероника всегда держала наготове.
Припадков не стало потому, что с Вероникой в жизни Тимофея появилось нечто вроде прослойки между ним и окружающим миром. Прикасаться к миру стало не так больно. Не так остро… Многое стало «не так».
А после переезда прослойка в виде Вероники исчезла. Потому и случился припадок – а вовсе не оттого, что Тимофей перестал пить таблетки. Он почти год назад перестал их пить! Но не рассказывать же об этом психологу.
Тимофей и прежде, в России, не говорил врачам о Веронике. А уж тут… Психолог – солидный, седовласый поляк, худо-бедно умеющий говорить по-русски, понятия не имел, кто такая Вероника.
 
3
  
Войдя в вестибюль гостиницы, Тимофей остановился и выразительно посмотрел на Веронику. Та ответила ему удивленным взглядом:
– Что? Что ты хочешь, чтобы я сделала?
Она сама везла свой чемодан на колесиках, наслаждаясь самоощущением просвещенной европейской дамы, которая пользуется абсолютно равными правами с мужчинами. Тимофей приехал с одним лишь рюкзаком, куда, похоже, кроме ноутбука поместилась только смена белья.
– Это же… твоя работа, – сказал Тимофей, взглядом указав на стойку, за которой улыбалась миловидная шатенка в пиджаке с бейджиком.
Вероника смерила шатенку взглядом, бегло улыбнулась в ответ и обратилась к непосредственному начальству:
– Слушай, когда я откликалась на вакансию, там ничего не было сказано про владение немецким языком!
– Ты не откликалась на вакансию, – немедленно ответил Тимофей. – Я сам написал тебе и позвал…
«Господи, какой же он зануда! – мысленно закатила глаза Вероника. – Это ведь сейчас на полчаса лекция».
Впрочем, Тимофей уложился быстрее.
– Я думаю, она поймет английский, – обнадежил он Веронику под конец своего «пламенного» спича.
– Про английский в описании вакансии тоже ничего не было, – с ангельским выражением лица отозвалась Вероника и, прежде чем Тимофей успел что-то возразить, покатила чемодан к стойке.
Девушка поприветствовала ее словесной конструкцией, напомнившей громыхание танков по полям сражений.
– Хай! – растянула губы Вероника. – Ви вонт ту лив хиа. Ай энд май бойфренд. Кэн ду ю хелп ас?
– Я ведь забронировал номера! – процедил сквозь зубы Тимофей, материализовавшись рядом. – Тебе нужно было всего лишь показать паспорта!
И он выложил на стойку свой.
– Так бы и сказал. – Вероника полезла в карман за документами и подмигнула девушке: – Руссо туристо!
Девушка ни разу не изменилась в лице, пока вбивала в компьютер данные. Видимо, и не таких чудиков видела на своем посту. А вот Вероника подобной выдержкой похвастаться не могла. Поэтому у нее буквально челюсть отвисла, когда девушка на чистейшем русском сказала:
– Пожалуйста, вот ключи от ваших номеров, лифт в конце вестибюля, третий этаж. Завтрак – с восьми до одиннадцати, в ресторане на первом этаже. Желаю вам приятного времяпрепровождения. Более подробную информацию о проживании и пароль от вай-фай вы найдете на карточке на столе…
– Вы русская? – выпалила Вероника.
Не услышала, а почувствовала, как тяжко вздыхает Тимофей. Ну да, тупой вопрос. Что поделать, не всем быть гениальными сыщиками Неонами.
– Я студентка, по обмену, – сказала девушка.
– Кру-у-уто, – протянула Вероника, не зная, что именно считает крутым в этой ситуации.
– Кстати, – спохватилась студентка по обмену. – Господин Бурлаков, вам просили передать письмо.
– Письмо? – дернулся Тимофей.
Вероника демонстративно вздохнула, но Тимофей даже не взглянул в ее сторону. Он схватил белый, без марки, конверт, на котором от руки была написана только его фамилия латиницей.
– Спасибо, – сухо сказал Тимофей и двинулся к лифту. Вероника поторопилась за ним, сжигаемая любопытством.
 
4
 
Войдя в номер, Тимофей первым делом отыскал карточку с паролем от беспроводного интернета и ввел нужные комбинации в телефон и ноутбук. Когда у тебя проблемы с общением с живыми людьми, интернет – твое лучшее и единственное оружие. А оружие нужно всегда держать под рукой, в полной боевой готовности. Иначе какой в нем смысл?
Сжимая письмо в руках, Тимофей сел на кровать. Он долго смотрел на конверт, где знакомой рукой была выведена его фамилия. Потом – на свои руки, которые дрожали.
Прошлое снова накатывало на него. Он знал, что поездка будет тяжелой, но также знал, что не сможет от нее отказаться. Некоторые долги нужно закрывать. По крайней мере, те из них, которые ты считаешь долгами.
Медленно Тимофей вскрыл конверт и достал сложенный лист бумаги. Лист был вырван из середины тетради в клетку, как будто письмо написала школьница. Школьницей Тимофей ее и запомнил.