В объятиях Элиты (ЛП)

— Итак, — начинает Чарли, глядя то на Виндзора, то на Зака, то на Зейда… — Эти парни и… парень Кэбот, и…
— И я, — говорит Тристан, входя в комнату в чёрных шортах, свободной чёрной рубашке и сандалиях. Он не утруждает себя снятием солнцезащитных очков, но, по крайней мере, пытается изобразить некое подобие улыбки.
— Вы, парни… — начинает папа, выглядя так, словно он застрял на полпути между обмороком и благодарностью мне за честность. — Я растил свою дочь не для того, чтобы она встречалась с хулиганами.
Тристан поправляет очки на своих волосах цвета воронова крыла, и я вижу синяк под глазом, которого у него определённо не было, когда мы покидали кампус академии в пятницу.
— Нет, мы уверены, что так и есть, мистер Рид, но, если вы можете простить меня за откровенность, я хотел бы заверить вас, что ваша дочь не только вела себя как подобает леди, но и надрала нам задницы, прежде чем простила нас. — Он засовывает солнцезащитные очки в карман.
— У Марни большое сердце; она слишком легко прощает, — говорит Чарли, изучая их группу. — Клянусь, если вы играете в какую-то долгую игру…
— Долгую игру? — спрашивает Зак, и папа бросает взгляд в его сторону.
Меня захлёстывает волна адреналина, и я облизываю губы. Если бы я сказала, что, по крайней мере, не рассматривала такую возможность, я бы солгала. Но… нет. Только не от Виндзора. И Зака тоже, если уж на то пошло.
— Если эти трое выкинут что-нибудь во время выпуска, как они сделали в конце первого курса, клянусь Богом, я убью их всех и закопаю в землю. Что я теряю? Я всё равно умираю.
— Папа! — я задыхаюсь, эта тёмная грозовая туча сгущается надо мной. Я знаю, он пытается использовать чёрный юмор, чтобы справиться, но, чёрт возьми, это больно. Это так чертовски больно, что я даже не могу позволить себе думать об этом, не прямо сейчас, не когда он всё ещё здесь, чтобы улыбаться мне.
— А если серьёзно, что самое худшее, что может случиться: пожизненное заключение? — Чарли хихикает, но я не могу смеяться над подобными вещами, не прямо сейчас. — Хотя я серьёзно говорю, вам, парни, лучше не связываться с моей Мишкой-Марни.
— Сэр, — говорит Зейд, расправляя плечи и выдыхая. — Я понимаю ваше беспокойство, но я хочу, чтобы вы знали, что… Я влюблён в вашу дочь. — Он стискивает зубы, как будто это одна из самых трудных вещей, которые он когда-либо делал. — Я люблю её с Хэллоуина первого курса, я просто… мы все впутались в кучу дерьма.
Чёрт возьми, неужели Зейд Кайзер только что признался мне в любви? И перед моим отцом? Я не уверена, должна ли я упасть в обморок или, может быть, просто свернуться калачиком и умереть от смущения.
— Но мы пытаемся выбраться из этого, — добавляет Зак, глядя на Чарли. — Я не позволю повториться ничему подобному тому, что произошло в первый год. Я тоже влюблён в вашу дочь, и… Я никогда не смогу сказать достаточно о том, как я сожалею о том, что произошло в средней школе. Я готов потратить остаток своей жизни, пытаясь загладить свою вину.
И-и-и-и-и, ещё один всплеск эмоций, с которыми я не знаю, что делать. Как будто внутри меня есть радуга, эмоции для каждого цвета, и все они сливаются воедино. Я просто не уверена, что ждёт меня в конце всего этого.
— Я также хотел бы воспользоваться этим моментом, чтобы признаться в своей любви, — говорит Виндзор, прикладывая ладонь к сердцу и вздёргивая подбородок. — Это королевское воззвание.
Я фыркаю, но это всего лишь нервный смех, и прикрываю рот рукой.
Снаружи доносится звук возни, и я оглядываюсь через плечо, чтобы увидеть, как Крид отпихивает Миранду с дороги. Он входит, тяжело дыша, двое охранников хватают его за плечи.
— Отпустите его, он безвреден, — инструктирует Виндзор, в то время как красивый светловолосый голубоглазый мальчик Кэбот пыхтит и отдувается, несколько раз переводя взгляд с меня на папу, прежде чем шагнуть вперёд и оттолкнуть Зейда в сторону. Зейд насмехается над ним, но ничего не говорит.
— Я тоже люблю вашу дочь, — говорит он, и я клянусь, если бы на моём теле было хоть одно пятно, которое не было бы красным, оно стало бы сейчас.
 
— Парни, — начинаю я, когда Тристан внезапно отворачивается, закрывая глаза. Он единственный, кто не собирается этого говорить, так ведь? — Вы не обязаны это говорить.
— Это правда, — отвечает Крид, убирая светлые волосы со лба. — Это … Я уже некоторое время чувствую это. — Миранда подходит и встаёт с другой стороны от меня, одаривая меня сочувственным взглядом. По крайней мере, Лиззи здесь нет, чтобы стать свидетельницей всего этого, верно?
— Ты счастлива, Марни? — спрашивает папа, и я киваю один раз, быстро, но решительно.
Я имею в виду, что да, это так, но это не так. Ты нужен мне здесь, чтобы однажды повести меня к алтарю, Чарли. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, останься ради этого.
— Да.
— Тогда ладно. Хорошо. У моей дочери… пять парней. — Он чертыхается себе под нос и качает головой. — Будь я проклят.
Он выходит на крыльцо, откупоривает один из своих модных яблочных сидров и смотрит на виноградник.
— Ну, это было совсем не неловко, — шепчу я, когда Миранда крепко меня обнимает.
— Давай, ты поможешь мне распаковать мои вещи, а Эндрю расскажет тебе всё о своей истории открытия своей ориентации…
Эндрю хватает вино, пару бокалов и содовую, которую протягивает мне.
Парни смотрят, как мы выходим, но они знают, что лучше не следовать за нами.
Мне нужна минута.
Как, чёрт возьми, я должна выбрать теперь?
Пошла ты, любовь. Типа, серьёзно, нахуй тебя.
  
Глава 17
 
— Она купила тебе радужный спортивный ремешок?! — воет Зейд, перекатываясь на бок от смеха, когда Эндрю прищуривает глаза в направлении солиста. — Это так мило, но так чертовски ошибочно. Я умираю, я умираю. Нет, я уже мёртв. Я хэштег: чертовски мёртв.
— Она, по крайней мере, пытается, — говорит Эндрю, болтая ногами в бассейне. — Мой отец просил меня не приставать ни к кому из его деловых партнёров. Типа, правда? Я почти язвительно спросил его, пристаёт ли он к каждой женщине, которую видит, только потому, что он натурал, но… вроде как так и есть. Он такой молодец. — Эндрю потягивает свой напиток, и я понимаю, что он прошёл долгий, очень долгий путь от парня, который отрицал свою сексуальность перед всеми, включая самого себя. Пареня, который согласился на вынужденную помолвку, которой он не хотел… и теперь является счастливым обладателем радужного спортивного ремешка.
— Знаешь, что сказала моя мама, когда я сказала ей, что я лесбиянка? — спрашивает Миранда, и Крид закатывает глаза, как будто слышал эту историю тысячу раз. — Она сказала, что благодарит бога за это. Парни такие противные.
— Разве это не сексистские слова? — Крид возражает, и Миранда поворачивается к нему, стоя мокрая и с неё капает, когда она пытается позагорать.
— Во-первых, убирайся к чёрту с моего солнца. Во-вторых, нет. Неужели ты не понимаешь, что когда женщины говорят, что все мужчины — мусор, это не разжигание ненависти, это просто антипатриархальное движение, которое больше связано с дерьмовой системой, а не с каждым отдельным чуваком на личном уровне?
— Э-э, что? — спрашивает Крид, но тут Миранда просто хватает его за лодыжку и соскальзывает в бассейн, увлекая за собой своего близнеца. Они брызгают на меня, и я смеюсь, когда вода охлаждает мою разгорячённую кожу.
— Я действительно рада, что ты признался, — говорю я Эндрю, обхватывая пальцами край бассейна и поглядывая в его сторону. Он улыбается мне в ответ и пожимает плечами, как будто в этом нет ничего особенного.
— Если бы не ты, я, возможно, никогда бы этого не сделал. — Он отворачивается и смотрит на холмы за домом. Они тоже покрыты виноградниками, но трава там сухая, коричнево-жёлтого цвета, а не ярко-зелёная, которая окаймляет фасад дома.
— Я не могу считать это своей заслугой, — отвечаю я ему, но он просто качает головой.