Жизнь и пиратские приключения славного капитана Сингльтона

Пушкарь этот был превосходный математик, хорошо образованный человек и отменный моряк. После того, как мы с ним подружились, я выучился от него основам тех познаний, какими только я располагал в науках, полезных для мореходства и, особенно, по части географии.
Но вернемся к делу. Пушкарь, отметивший мои заслуги в битве и услыхавший о моем предложении удержать часть пленников для нашего путешествия, при всех обратился ко мне:
— Капитан Боб, я считаю, что вы должны стать нашим предводителем, ибо всем успехом предприятие обязано вам.
— Нет, нет, — сказал я, — не льстите мне. Нашим Seignior Capitanio  88, нашим генералом должны быть вы. Я слишком молод для этого.
Таким образом, все согласились на том, что он будет нашим предводителем. Но он не хотел принять это звание один и принуждал меня разделить его с ним. Так как все остальные согласились с пушкарем, я вынужден был уступить.
Первая же обязанность, которую они возложили на меня, была такая, что труднее не придумаешь: мне поручили следить за пленными. Впрочем, за это дело я взялся, не унывая, в чем вы сейчас убедитесь. Но значительно важнее было обсудить вопросы, стоявшие на очереди: во-первых, каким путем двинуться, и, во-вторых, как запастись съестными припасами для путешествия.
Был среди пленных рослый, статный, красивый парень, к которому все остальные относились с глубоким почтением; он, как мы узнали впоследствии, был сыном одного из туземных царьков. Отец его, кажется, был убит первым нашим залпом, а сам он ранен одним выстрелом в руку, другим — в самую ляжку или бедро. Вторая пуля попала в мясистую часть, и рана сильно кровоточила, так что парень был полумертв от потери крови. А что до первой пули, она раздробила ему запястье, и обе эти раны сделали его никуда не годным, так что мы решились уж бросить его, предоставить ему умереть. Поступи мы так, он через несколько дней умер бы. Но, заметивши почтительное отношение к нему, я решил извлечь из него пользу, сделать его, скажем, чем-нибудь вроде начальника над остальными. Поэтому я поручил нашему лекарю осмотреть его, а сам постарался приласкать беднягу, то есть, сколько мог, знаками объяснил ему, что мы его вылечим.
Это снова внушило туземцам уважение к нам; они решили, что мы не только умеем убивать на расстоянии чем-то не видимым для них (а пуль они, понятно, не видели), но также умеем и вылечивать. Тогда молодой князек (так мы впоследствии называли его) подозвал к себе шесть или семь дикарей и что-то сказал им. О чем они говорили, мы не знали, но все семеро немедленно подошли ко мне, упали на колени, подняли руки и стали делать умоляющие знаки, указывая на место, где лежал один из убитых.
Прошло немало времени, прежде чем я или кто-нибудь из нас мог понять, в чем дело. Но вот один из них подбежал и поднял труп, показывая на рану в глазу: человек был убит пулей, прошедшей через глаз. Другой негр стал указывать на лекаря. Наконец мы поняли: они добивались того, чтобы мы исцелили также убитого нами князькова отца, сраженного пулей в голову, как сказано.
Мы поняли их, и не сказали, что не можем сделать это, но объяснили, что убиты те, которые первыми напали на нас и вызвали нас на бой. Этих людей мы ни в коем случае не оживим. Если другие поступят так же, мы убьем и их. Но если он, князек, пойдет с нами по доброй воле и будет поступать так, как мы ему прикажем, мы не дадим ему умереть и вылечим его руку. В ответ на это он приказал своим людям принести длинную палку или посох и положить ее на землю. Когда они принесли палку, мы увидели, что то была стрела. Он взял ее в левую руку (правая не действовала из-за раны), направил на солнце, затем, переломивши стрелу пополам, направил острие себе в грудь и дал его потом мне. Это обозначало, как я узнал впоследствии, клятву: пусть солнце, которому он поклоняется, убьет его стрелою, если он перестанет быть мне другом. Острие же стрелы, переданное мне, обозначало, что я являюсь тем человеком, в верности которому он поклялся. И ни один христианин никогда не был верен клятве так, как он, ибо много трудных месяцев служил он нам верой и правдой.
Я доставил его к лекарю. Тот немедленно перевязал рану в его бедре или ягодице и при этом обнаружил, что пуля не застряла, а, зацепивши только мясо, вышла наружу. Эта рана вскоре зажила, точно ничего и не бывало. Что же касается руки, оказалось, что одна из передних костей, соединяющих запястье с локтем, сломана. Эту кость он соединил, завязал в лубки, поместил руку в повязку, конец которой надел ему на шею, и знаками объяснил, что руку не нужно шевелить. Князек так исправно слушался, что сел и двигался лишь тогда, когда лекарь разрешал ему это.
Немалых трудов стоило мне объяснить негру, каково наше предприятие, и на что мы решили использовать людей князька. В частности, трудно было научить его пониманию нашей речи, в особенности словам, хотя бы таким, как «да» и «нет», и тому, что они обозначают, и приучить его к нашим способам разговаривать. Он очень охотно и хорошо учился всему, чему я обучал его.
В первый же день он понял, что мы решили нести с собою наши съестные припасы. Он знаками объяснил, что это ни к чему, так как в продолжение сорока дней пути мы повсюду будем находить достаточно еды. Очень трудно нам было понять, когда он хотел выразить «сорок», ибо цифр он не знал и заменял их какими-то словами, с которыми негры обращались друг к другу и понимали. Наконец один из негров, по его приказанию, разложил один за другим сорок камешков, чтобы показать нам, в течение скольких дней пути у нас будет достаточно еды.
Тогда я показал ему нашу поклажу. Она была очень тяжела, в особенности же порох, пули, свинец, железо, плотничьи и мореходные инструменты, ящики с бутылками и прочий хлам. Кое-какие вещи он брал в руку, чтобы прикинуть вес, и покачивал головой. Я сказал нашим, что придется разложить вещи по небольшим узлам: так их легче будет нести. Так наши и поступили. Благодаря этому нам удалось оставить все наши ящики, которых было общим числом одиннадцать.
Затем князек знаками объяснил, что добудет нам буйволов, или бычков, как я называл их, для перевозки поклажи, и еще объяснил, что, если мы устанем, буйволы повезут и нас. Но это мы отклонили; мы удовольствовались вьючными животными, так как их, если на то пойдет, можно будет съесть, когда они перестанут служить нам.
Затем я доставил его к нашему барку и показал ему, что у нас еще есть. Он был поражен видом нашего барка, так как никогда прежде не видал ничего подобного; ведь их суда так жалки, что я хуже никогда не видывал: они без носа и без кормы, сшиты из козьих шкур, скреплены сушеными козьими и овечьими сухожилиями и по« крыты каким-то вязким составом, в роде древесной смолы и растительного масла с отвратительным, тошнотворным запахом. Передвигаются эти сооружения по воде отвратительно; хуже ни в какой части света не бывает; каноэ по сравнению с ними — первостепеннейшее сооружение.
Но вернемся к нашему кораблю. Мы доставили князька на борт, при этом помогли ему взобраться, так как он хромал. Мы знаками сообщили ему, что его люди должны нести наше имущество, и показали ему все, что у нас есть. Он ответил: «Si, Seignior», или: «Да, сударь» (этому выражению и его значению мы уже обучили его) и, поднявши узел, показал нам, что, когда его рука поправится, он сам будет для нас носильщиком.
Я опять знаками объяснил ему, что он должен заставить своих подданных таскать вещи, и что ему мы не дадим таскать тяжести. Всех пленников мы согнали в одно место, перевязали их циновочными веревками и, натыкавши вокруг них шесты, сделали что-то вроде изгороди. Переправивши князька на берег, мы вместе с ним подошли к пленным и знаками приказали спросить, согласны ли они идти с нами в страну львов. Он послушно произнес им длинную речь, из которой мы поняли, что, в случае согласия, они должны произнести: «Si, Seignior». При этом он, должно быть, объяснил им, что это обозначает. Они немедленно же отвечали: «Si, Seignior» и, сложивши ладони, взглянули на солнце. Это, как объяснил нам князек, являлось клятвой в верности. Но как только клятва была дана, один из них обратился к князьку с длинной речью. По его диковинным телодвижениям мы поняли, что они чего-то просят у нас и чем-то очень озадачены. Я, как умел, спросил его, чего они хотят от нас. Князек знаками рассказал, что они просят нас сложить ладони и обратиться к солнцу (то есть поклясться), что мы не убьем их, будем давать им чиарук (хлеб), не будем мучить их голодом и не дадим львам пожрать их. Я сказал ему, что мы обещаем это. Указавши на солнце, он сложил ладони, знаками призывая меня сделать то же самое, что я и сделал. Тогда все пленные упали ниц и затем, поднявшись на ноги, стали испускать такие странные и дикие крики, какие мне никогда еще не приходилось слышать.