Бомбардировщик

Когда экипаж Ламберта впервые получил этот самолет, ребята с недоумением и, пожалуй, даже со страхом молча смотрели на потрепанную в боях машину. Вот тогда-то Мики Мерфи, бортинженер Ламберта, произнес со вздохом: «Ну что ж, скрипучая дверь служит дольше».
Дигби так и окрестил этот бомбардировщик: «скрипучая дверь». Машине такое имя, видимо, пришлось по душе, и, хотя она в общем-то летала как птица, ее хвостовая часть немного поскрипывала, особенно в моменты, когда самолет находился над целью. Во всяком случае, старший сержант Дигби клялся и божился, что это именно так.
«Скрипучая дверь» была одним из первых самолетов типа «ланкастер». Завод выпускал злополучный двухмоторный самолет, и в порядке чрезвычайной меры конструкторы попросили разрешения попытаться поставить на самолет два дополнительных двигателя. Специалисты из министерства авиации сказали свое авторитетное «нет», но завод не обратил на них внимания и попытался-таки… «Так вот и был создан лучший за войну бомбардировщик», — утверждал Дигби.
Следующим в ряду стоял самолет, имевший бортовой знак "L" и позывной «Love». Выше нанесенных желтой краской на его носу пятнадцати бомб был нарисован портрет Сталина.
Командиром этого самолета был сержант Томми Картер. В общей сложности эта машина уже побывала в пятнадцати рейдах, но экипаж Томми участвовал только в восьми из них, за исключением, правда, Коллинза, на счету которого уже было двадцать девять вылетов. Сегодня будет его тридцатый вылет, после чего он получит право на отдых.
В другой части аэродрома, на расстоянии мили или чуть подальше, Суит увидел ближайший к нему самолет из другого отряда, а правее за небольшим холмиком — командно-диспетчерский пункт. Потом он снова посмотрел в том направлении, где разворачивался грузовик, готовясь выехать на проходившее мимо деревни шоссе. Около большой дыры в заборе старший сержант Ламберт прощался со своей женой.
— Будь добр, — обратился Суит к сержанту в другой комнате, — передай Ламберту, что мне нужно поговорить с ним. Я вот тут подумал и решил, что грузовику лучше сразу же отправиться в военно-транспортный отдел. Сейчас нельзя не быть осторожными. Передай мои извинения миссис Ламберт, ей придется пойти пешком. Скажи ей, что я очень и очень сожалею.
— Возьми мой велосипед, Рут, — предложил Ламберт.
— На велосипеде я не смогу, Сэм. В этой форменной юбке на нем невозможно ехать. Дойду пешком.
— А ты не устанешь?
— Тут всего одна миля. Для меня это полезно.
— Мистер Суит просит вас зайти, командир, — сказал подошедший к ним сержант.
Прощаясь, Ламберт крепко обнял и поцеловал Рут:
— Ты раньше меня узнаешь, куда мы сегодня полетим.
— Береги себя, Сэм.
— Я люблю тебя, Рут. Перед вылетом я забегу и мы еще увидимся.
Когда Ламберт возвращался к канцелярии своего отряда, летчики уже становились в очередь в ожидании автофургона с утренним чаем и пирожными. Он посмотрел на свои часы: было без десяти минут одиннадцать.
Войдя в канцелярию, Ламберт увидел там весело смеющихся капитана Суита и двух писарей.
— Ну что ж, Сэмбо, закрылки на взлет! — сказал Суит. — Кажется, все остальные опередили нас. Опробование самолета для ночного полета лучше, пожалуй, провести как можно скорее. Основной инструктаж в семнадцать ноль-ноль.
— А насчет цели что-нибудь известно?
— Если б даже было известно, то я все равно не мог бы сказать. — Суит перелистал несколько документов на своем столе. — Да, кстати, небольшая перетасовка в экипажах. С завтрашнего дня молодой Коэн будет штурманом на моем самолете. Дигби тоже перейдет ко мне. А мои ребята, Тедди и Спик, переходят к тебе. Считай, что тебе чертовски повезло, Сэмбо.
— Перетасовка? — спросил Ламберт, не скрывая недовольства.
— Я знаю, для тебя это самое худшее, что можно придумать, Сэмбо. Мы все ненавидим такие перетасовки, особенно если ребята в экипаже слетались и подружились. Но Коэн слишком молод. Я хочу поднатаскать его немного. Я знаю, что ты думаешь, Сэмбо, но уверяю тебя: я меньше всего хотел этого.
— Твой штурман — отвратительный склочник, а изза этого бомбардира Спика ты все время на самом последнем месте по фоторезультатам бомбардировок! — возмутился Ламберт. — Я не хочу летать с ними. В прошлом месяце ты взял у меня бортинженера, с которым я сделал пятнадцать вылетов. Тебе этого мало?
— Вот-вот, я так и знал! — сказал Суит. — Ты думаешь, что тебе отдают плохих? Как же, по-твоему, дорогой друг, я летаю с ними? — Суит примирительно похлопал Ламберта по плечу. — Слушай, Сэмбо, ты просто расстроен. Не говори мне больше ни слова. Я ненавижу неприятности, ты же знаешь меня.
«Да, — подумал Ламберт, — при условии, если б ты не создавал их для себя сам».
— Слушай, старина, — продолжал Суит после небольшой паузы, — приказ о новом составе экипажей начинает действовать с завтрашнего утра. Это не моя идея, даю тебе честное слово. Это пришло в голову какому-то кабинетному вояке в оперативном отделе. Завтра в офицерской столовой я отведу в сторонку нашего командира и припугну его: скажу, что если, мол, он не оставит твой экипаж в покое, то ты и я атакуем министерство авиации с бреющего полета.
— Я поговорю с ним сам, — сказал Ламберт.
— О, ты не знаешь, какой он упрямый и несговорчивый. Такие старые хрычи, как он, — настоящее бедствие для нас! Никакого толку не будет, если ты даже попросишься к нему на прием! Ты уж поверь мне… А ты не подумал над составом крикетной команды? — неожиданно перешел Суит на другую тему. — Мы играем в этот уик-энд в Бестеридже. У них сильная команда.
— Я занят в следующий уик-энд, сэр, — ответил Ламберт.
— Подумай, Сэмбо. Пара выигрышей в крикет — и ты мог бы оказаться в хороших отношениях со Стариком. Да и со мной, — добавил он и улыбнулся, чтобы показать, что шутит. — Кстати, Ламберт, — снова перескочил он на другую тему, — оружейные мастера сняли плексигласовый щиток с задней турели. Это ты разрешил?
— Да, я.
Ламберт сказал это тоном, заставившим Суита подумать, что приказ о снятии щитка исходил от вышестоящего командования, поэтому он осторожно поинтересовался:
— А для чего, собственно?
— Чтобы лучше видеть.
— Лучше, чем через хорошо отполированный плексиглас?
— Ты же вот только что открывал окно, чтобы лучше увидеть меня…
Суит улыбнулся. Ламберт продолжал:
— Плексиглас был настолько мутным, что сержант, оружейный мастер, хотел сменить его. Я решил, что лучше убрать его вообще.
Суит опять улыбнулся и сказал:
— Меня, как командира отряда, не мешало бы в соответствии с правилами хорошего поведения поставить об этом в известность.
— Письменный доклад. В прошлый четверг на твоем письменном стеле была докладная записка. Она вернулась к нам с твоей визой, поэтому мы и довели свою идею до конца.
— Да, правильно. Я хотел бы, чтобы ты информировал меня о результатах. Надо сказать, тебе пришла в голову неплохая идея.
— Это идея сержанта Гордона, сэр. Если результаты будут хорошие, это его заслуга.
— О'кей, Ламберт. Можешь идти. Можешь идти, дружище, и не забудь о рождественском празднике для детей, когда будешь проходить мимо кружки-копилки.
Ламберт, который был на четыре года старше и на шесть дюймов выше Суита, взял под козырек и вышел.
На летном поле запускали двигатели и рев стоял оглушительный. Старший сержант Уортингтон дождался Ламберта, и они молча направились к «скрипучей двери». Уортингтон служил в королевских военно-воздушных силах с самого их создания. Его комбинезон был отутюжен и накрахмален, туго завязанный галстук хорошо прилегал к воротнику рубашки. У него было красное, сильно лоснящееся лицо, и он мог забраться вовнутрь обильно смазанного двигателя и выйти из него, не причинив ни малейшего ущерба своему внешнему виду.
— Хорошая, черт бы ее взял, машина, Сэм, — сказал Уортингтон, кивнув на «скрипучую дверь», — жаль только, что она не молодеет, а стареет.