Тень (СИ)
— Пишите: пять пулевых ранений средней тяжести. Первое: мягкие ткани правого плеча, сквозное, кость не задета. Наложены два шва на входное и выходное отверстие. Второе: касательное ранение левого бедра, по сути — глубокая царапина. Наложен шов. Третье: проникающее ранение в области печени с незначительным повреждением внутренних органов. Пуля извлечена, внутренние повреждения устранены, наложены два шва: один внутренний и один наружный. Четвертое и пятое: левое предплечье, одно сквозное, другое глухое, с повреждением лучевой кости. Пуля извлечена, наложены три шва, требуется фиксация предплечья. Всё. Ах, да: пишите еще: все раневые каналы очищены, прогноз благоприятный. В связи с возможной баротравмой печени на неделю запретить любые спиртосодержащие препараты, рекомендуется экстракт расторопши пятнистой.
— Вот смотрю я на тебя, Татьяна, и думаю: в кого ты такая только уродилась? А если бы…
— Никаких «если бы», Прасковья Ильинична. Я таких операций пару десятков в Ленинграде сама уже сделала и знаю, что сама могу починить, а для чего других врачей звать… более опытных. А Ивану Михайловичу скажите, что если у него вопросы будут, то я на них после школы отвечу — а сейчас я все же спать пойду. И если не сложно, то разбудите меня в половину восьмого: все же немного понервничала, устала, так что сегодня подольше посплю.
— Вы там в Ленинграде все такие… железные? Четыре с половиной часа тебе — это уже «подольше»… Ладно, разбужу. И завтрак тебе в палату принесу чтобы ты время не теряла на столовую. Иди уже… докторша недоделанная!
Глава 4
С милиционером Таня Ашфаль свою работу закончила. А вот Шэдоу Бласс решила, что работа лишь начинается. Не то, чтобы ее хоть как-то взволновали грабежи на железной дороге, но… Вокруг люди вкалывают, не щадят здоровья, помогая родной стране — а кто-то этих людей убивает ради мелкой личной выгоды. Вдобавок, когда какие-то личности развлекаются стрельбой на улице, есть шанс словить случайную пулю, небольшой — но и его игнорировать нельзя. А раз уж такая стрельба — непорядок, который пресечь нетрудно (для нее, Шэдоу Бласс, нетрудно), то необходимо это и сделать. Да и навыки восстановить лишним не будет. Конечно, потерять такие навыки — это из области страшных сказок, однако проверить не мешает. Все же новое тело…
Это тело через два месяца интенсивного восстановления весило уже почти тридцать четыре килограмма. По медицинским нормам — это уже не «чрезвычайно низкий», а просто «низкий» вес, до нормы еще десяти килограммов не хватает. Но жить уже можно, и даже кое-что сделать можно. А если при этом еще и мышцы определенные целенаправленно тренировать…
Однако июнь — не лучший месяц для подобных мероприятий. Ведь ночь коротка, а работать, когда светло — не самая лучшая идея… хотя бандиты-то «работают». Но если проблему требуется решать кардинально, то и подготовиться нужно качественно — а в качестве подготовки все же стоит мышцу подкачать. И тут снова появилась работа для Тани Ашфаль, тем более что летом и времени свободного стало побольше, и на рынке кое-что появилось. За деньги появилось, причем за деньги более чем приличные — но с деньгами внезапно у девочки Тани стало совсем хорошо…
То есть не то, чтобы уж совсем — но на продукты, покупаемые на рынке, они появились. Пулеметному заводу за «изобретение» гранулятора перепала какая-то приличная премия, а директор, порасспросив народ, решил, что та, кто чуть ли не заставила его заводчан изготовить, тоже достойна вознаграждения. И после долгого и обстоятельного разговора с комсоргом механического цеха он и размер вознаграждения определил. В общем, девочке Тане досталась довольно немаленькая часть денег, присланных из Москвы для поощрения изобретателей: семь с лишним тысяч рублей. Заметно больше годовой зарплаты заводского рабочего — но доктор Ашфаль решила, что уж на месяц-то «правильного питания» этих денег хватит.
Потихоньку дни становились все длиннее — и все больше времени школьники проводили на заводе. Это в школу можно не ходить когда огороды не вскопаны — а работу прогуливать просто неприлично. Ведь завод не веники вяжет, а пулеметы делает. К тому же большая часть школьников мечтала «мобилизоваться» в заводское ФЗУ — и «рекомендация с работы» могла этому очень сильно поспособствовать. А если рекомендации не будет, то ребят вполне могли мобилизовать в другие училища, не столь престижные. И только сейчас Таня узнала, что выпускники школ, семилетку закончившие, поголовно подлежат именно мобилизации. Трудовой, как раз в фабрично-заводские училища — но в планы Шэд такое явно не входило. В законе была лишь одна лазейка (точнее, их было три, но всерьез можно было рассчитывать лишь на одну: продолжение обучения в старшей школе), но и при этом резко ограничивалась свобода передвижения по стране. В принципе, все это было понятно: война идет, страна остро нуждается в трудовых резервах — но Шэд это сильно не нравилось.
Не нравилось, да и в ФЗУ мобилизовываться она категорически не желала — но на завод работать ходила. Потому что там есть механический цех и просто горы сломанного оружия. Шэд уже прибрала случайно завалявшийся в груде присланных с фронта трофеев странный пистолетик размером с ладошку Тани Серовой и смешным калибром в шесть с третью миллиметра. И к нему даже имелось четыре патрона — но эту игрушку она припасла исключительно «на крайний случай». А для основной работы она тихо и методично делала себе то, что на вопрос мастера цеха обозвала «малый хирургический набор». То есть мастер и увидел лишь пару причудливых скальпелей, несколько крошечных зажимов и ножницы очень необычной формы — но слухи о том, что эта странная девочка в госпитале иногда и операции самостоятельно делает, уже успели просочиться, так что он лишь кивнул, позволив Тане резвиться у верстаков и дальше. А вот другие игрушки Таня не показывала вообще никому — просто людям вообще не надо знать, что такие игрушки существовать могут.
Что же до странности — когда волосы у нее немного отросли, Таня попросила одну медсестру, до войны работавшую парикмахером (да и в госпитале периодически занимающееся привычным делом) ее постричь. Аккуратно, убрав «старые волосы» — после чего на голове у нее остались лишь «новые». Снежно-белые. Врачи и медсестры, глядя на нее, лишь кивали головами и думали про себя, что же девочке пришлось пережить, чтобы стать совершенно седой, а школьники просто прозвали ее «Белоснежкой» и больше внимания на ее волосы не обращали. Да и в городе люди очень быстро привыкли, вдобавок из вежливости вообще старались на нее не пялиться. Ну, почти все старались…
Четырнадцатого июня Таня сильно задержалась на заводе: мастер попросил ее помочь с подгонкой запоров затвора пулемета. Просто двое из рабочих, которые этим занимались, заболели, а план-то выполнять надо! В принципе, работы была несложной, просто требовала внимания и усидчивости (а так же прямых рук и хорошего глазомера), поэтому ей обычно занимались уже достаточно опытные люди. Но матер-то видел, какие непростые инструменты девочка для своей медицины делала, так что в том, что она с работой справится, не сомневался. Таня тоже не сомневалась — и работу выполнила, но остальные рабочие, зная, что их товарищи еще пару дней на заводе не появятся, решили «поработать в задел» — и девочка подумала, что и ей стоит потрудиться сверхурочно. Так что в госпиталь она пошла уже в двенадцатом часу.
Когда она пересекла железную дорогу, на ее пути появилось трое парней. Давно уже не школьников, и к тому же изрядно пьяных. Увидев Таню, один из них рассмеялся и каким-то блеющим голосом обратился к ней:
— Белоснежка! А пойдем-ка с нами! Мне кажется, что нам сегодня по пути.
— Вы, вероятно, ошиблись, — как можно спокойнее ответила ему уже Шэд, — я вовсе не в жопу иду.
— А она еще и грубит! — воскликнул другой парень. — Девка, ты на кого голос повышаешь? Раз мы хотим, то ты пойдешь с нами! — и в руке у него появился нож…