Без мозгов

На математику Миха запоздал, тихо сел на последнюю парту и отмалчивался. Я чуть голову не свернул, всё искал у него признаки облысения. Волосы у Коня торчали, как обычно, рыжим ёжиком. Но сам он был какой-то удручённый: не жевал шарики из бумаги, не пулял их через ручку в Рубанову, подушку-пердушку – и ту ни разу не достал. Только облизывал всё время губы, как муравьед. И вообще, складывалось впечатление, что он очень устал.
– Миша, ты не заболел? – спросила математичка.
– Можно выйти? – бахнул Конь.
И, не дождавшись разрешения, вывалился в коридор.
– Ему на биологии влетело, – объяснила Маринка Дёмина. – Он экспонаты разбил.
Математичка кивнула, словно не сомневалась в способностях Коня, а я дёрнул Маринку за рукав, мы с ней вместе сидим:
– Откуда ты знаешь?! Про экспонаты?
– Я видела, как Конь пытался отдубасить Огурца. А потом осколки в Рининой мусорке. Слушай, ну Миху каждый вычислит, он один у нас цунами-землетрясение.
– А что разбилось-то? Ну, что в мусорке было? Лёгкие? Печень?
Маринка задумалась, убрала за ухо чёлку со лба, почесала бровь:
– Знаешь, кроме осколков, ничего не было. Но разве такое в ведро выбрасывают?
– А ты…
Математичка на нас зыркнула, но промолчала. Потому что Маринка – всеобщая любимица. Не какая-то особенная красавица, а просто девчонка: обычные волосы до плеч, глаза обычные – карие, рот… ну тоже, рот как рот, внизу зубик один кривой. А общее впечатление… Как от девочки с открытки в стиле хюгге, на которых она, кстати, помешана. Странное дело, учителям Дёмина нравится, но и одноклассники при этом не злятся. Мы замолчали на время, но вопрос я не закрыл. Маринка помогала убирать подсобку и могла знать про содержимое банок.
По горячим следам я подловил Дёмину в столовке. Мог бы и на уроке каком-нибудь, но на второй парте не больно-то разговоришься. Поэтому я дождался, когда её подружки отчалят с остатками макарон, и подсел как бы случайно доедать около Дёминой свою котлету. Не подумайте, что я её подружек стесняюсь, просто так принято – на переменах девчонки с девчонками, мальчишки с мальчишками. Маринке, правда, плевать, она сама, когда захочет, подходит, не соблюдает школьный этикет. Так что она не удивилась, а спокойно мне свой компот подвинула и сразу догадалась, что меня мучает нехватка информации.
– Не получилось нормально посмотреть. – Она даже вздохнула. – Там Конь всё время ошивался. Пытался помочь, но только мешал. Всё выхватывал прямо из рук, сам психованный. Я и не разглядела толком. По-моему, там были медузы.
– И всё?
– А тебе этого мало?! Красивые! Похожие на… ядерный взрыв. Меня это напугало немного, но всё равно красиво. Такая шапка на ножке, а вокруг неё щупальца ленточками… Как будто из парафина сделаны, трудно поверить, что настоящие. Я и подумала, может, фейк. Ну, знаешь, как грибы пластмассовые в начальной школе. А зачем тебе?
Я и сам не знал зачем. Затем, наверное, что друг у меня всего один, и тот в гимназию не пришёл. Значит, мне остаётся внимательнее, чем обычно, смотреть и слушать. Так я себя развлекаю – типа смотрю стрим про образовательный процесс. Вы бы удивились, сколько чужих секретов хранит моя голова.
Я, например, вижу, что Лидочка Рубанова перестала в математику втыкать. И все самостоятельные потихоньку списывает у соседки – Ольки Кусковой. И Олька эта очкастая в последнее время начала Рубанову мало-помалу шантажировать.
Сначала всё некритично было: булочку купи, шоколадкой угости, лайкни-подпишись. А вчера Рубанова калькулятор Ольке принесла. Плоская панелька в форме собачки, на пузе – кнопочки. Тут я понял, что Кускова взяла разбег. А Рубанова по-крупному влипла, по собственной воле она собачку не отдала бы – она на всех этих зверюшках крепко сдвинута.
Хотя это их дело. Я к тому только, что, если смотреть в оба, люди всегда себя выдают: жестами, позами, выражением лица, положением в пространстве… И когда что-то выпадает из привычного узора, ты немедленно это улавливаешь.
Экспонаты тоже в обыденность не вписывались. Странно, что Рина Викторовна до сих пор ничего не выставила на стенд. Разве трудно донести до шкафа пару банок? Но она про них словно забыла. К тому же я чувствовал себя уязвлённым: Рина всегда поддерживала меня с биологией. Доступ дала к одному учительскому ресурсу, и видосики иногда присылала, и книжки разные приносила… А экспонаты – зажала.
 
На этой грустной ноте к нам подошёл Миха-Конь, и мы с Маринкой переглянулись. Конь в жизни к девчонкам не приближался, атаковал всегда издалека. Маринка нахмурилась, а я на всякий случай прикинул, много ли будет ора, если залепить в Коня остатком котлеты. Вилкой я боялся обороняться, вилкой мне один раз Юрик четыре дырки сделал во лбу, хотя и не со зла.
Но Миха на нас даже не посмотрел. Он взял Маринкин компот – почти уже мой – и опрокинул его в свою конскую глотку, словно в воронку.
Маринка взяла меня за руку и осторожно потянула к выходу. Я немного растерялся: не каждый день девчонки меня за руку берут. Так что я пошёл, но в дверях оглянулся. Конь стоял у мойки, куда уносят грязную посуду, и вливал в себя остатки компота из чужих стаканов.
А Юрик заболел по-настоящему. Заразился ветрянкой от трёхлетней соседки. Я ветрянкой уже болел, мне плевать, так что я после тренировки сразу дёрнул к Юрику. Мне надо было обсудить с ним все эти странные вещи: Рину с пустыми глазами и бесповоротно одичавшего Коня.
– Он меня навещал, – сообщил Юрик, стоявший у окна.
– Че-е-его?!
– А что такого? – спросил Юрик. – Разве Миха плохой друг? Он сразу пришёл. А ты, наверное, только после баскетбола вспомнил.
– Юрик, ты… обалдел?! В субботу же игра с седьмыми классами. Они нас порвут, если облажаемся.
Я не стал добавлять, что их капитан – Петька Брынцалов. Который меня раздражает без видимой причины. Если залезть в мою голову поглубже, то причины, конечно, найдутся. Но я предпочитаю думать, что Петька бесит меня просто так.
Юрик смотрел с укоризной. Мне стало с одной стороны неловко, а с другой – обидно. Миха ему теперь друг, пусти коня в огород…
– Ну и как там Миха? – Я изо всех сил изображал безразличие. – Небось, и паролем от игрового аккаунта поделился?
Юрик вздохнул, как взрослый: снисходительно и противно.
– Юрик, – сказал я. – Ну ты же не умираешь. Если бы ты правда умирал, я бы к тебе сразу прибежал.
– А, – сказал Юрик, – понятно.
Из этого «понятно» выходило, что я какой-то ненадёжный товарищ и вообще так себе человек. В ванной шумела вода: кто-то собирался мыться. Юрик стоял у окна, сложив руки на груди, подпирая подоконник.
– У меня припадок был, – сообщил Юрик как бы между прочим.
– Серьёзно?! Юр… – Я оглядывал его, стараясь понять, каково это, упасть и валяться, а потом прийти в себя. – Больно было? А мама что? Тебя в больницу теперь?
В детстве у Юрика случалось что-то вроде полуобмороков – внезапные головокружения, а пару раз он реально терял сознание. Его даже со школы снимали, на обследование.
– Мама не знает, – спокойно сказал Юрик. – Мы с Конём решили не рассказывать. Тем более, я быстро пришёл в себя. Это возрастное.
Ну… наверное. Юрик в последнее время резко вымахал. Я слышал, как его мама говорила моей, что из-за этого снова может наступить обморочный период. Так бывает, пока давление не наладится. Я выучил наизусть, что нужно делать, если Юрик вдруг упадёт. Только он никогда при мне не падал. А при Михе завалился.
– А сейчас?.. – Я заглянул Юрику в глаза, и они показались мне какими-то поблёкшими, не таким карими, как обычно. – Ты… нормально себя чувствуешь? Точно?
Он поморщился, как будто не верил в мою искренность. Как будто я заволновался, только когда узнал, что ему было плохо. А до этого я как будто плевать на него хотел.
– Лучше некуда. – Юрик втянул щёки, прислушался к шуму воды и скривился мне в ответ. – Как видишь, не умираю.
Мы оба помолчали, разговор не клеился.