Бабочка

— Я говорю серьезно, — сказала она и прицелилась. — Я выстрелю, если вы не уйдете.
Черные глаза внимательно наблюдали за ней через прорези маски. Когда он заговорил вновь, тон был несколько обескураженный, как будто он только что совершил неожиданное открытие.
— Вы красивы, — сказал он.
— Пожалуйста…
Он сделал еще один шаг.
— Простите меня, — произнес он. — Я и понятия не имел, что вторгаюсь в дом к леди.
Ее голос снизился до шепота:
— Прекратите.
В руке он держал ожерелье, которое только что вынул из сейфа в стене. Это была длинная нитка жемчуга, завязанная узлом на одном конце.
— У меня нет права брать это, — сказал незваный гость, глядя на ожерелье. — Оно принадлежит вам, и вы должны носить его.
Линда стояла как парализованная, а руки в черных перчатках осторожно надели на нее ожерелье, и она ощутила теплое прикосновение жемчуга.
Тишина ночи казалась наэлектризованной. Не отводя глаз, вор медленно снял перчатки, приподнял узел жемчуга и положил его посредине ее груди.
От его прикосновения у Линды перехватило дыхание.
— Я не хотел напугать вас, — сказал он тихим, вкрадчивым голосом. Его лицо было всего лишь в нескольких сантиметрах от нее. Черные глаза оттенялись черными ресницами и черным цветом маски. Она видела его рот, тонкие прямые губы и белые зубы. Он наклонил голову и сказал еще тише.
— У меня нет права пугать вас.
— Пожалуйста, — прошептала она, — не надо…
Он поднял руку и дотронулся до ее плеча. Она почувствовала, как соскользнула бретелька пеньюара.
— Если вы действительно хотите, чтобы я ушел, — сказал он, — я уйду.
Линда почувствовала, что тонет в его взгляде. Когда обе бретельки соскользнули с плеч, руки ее поникли, и револьвер упал в густой ковер. Линда горела, как в лихорадке. Прикосновения его рук были такие же ловкие и неторопливые, как некоторое время назад, когда он окрывал сейф. Кажется, он наслаждался тем эффектом, что производил на Линду. Когда он обнажил ей грудь, Линда закрыла глаза.
— Я никогда не встречал такой красивой женщины. — Он нежно гладил ее. Он знал, как дотронуться, когда сделать паузу, как обнять ее. — Скажите мне, чтобы я ушел, — повторил он, наклонив голову так, что его рот почти касался ее губ. — Скажи мне, — сказал он.
— Нет, — выдохнула она. — Не уходи.
Когда его губы прикоснулись к ее губам, Линду пронзило жгучее желание. Здесь. Сейчас.
Он заключил ее в свои объятия. Она почувствовала жесткую ткань его свитера на своей груди. Его руки гладили ей спину, потом спустились ниже. Линда едва дышала. Он душил ее поцелуями, его язык жег ей рот. Не помня себя, она прижималась к нему всем телом и чувствовала его возбуждение.
Возможно ли это? — думала она с отчаянием. — Возможно ли, что после долгих лет у нее получится с этим незнакомцем…
И в этот момент тишину нарушил посторонний звук. Он доносился из спальни — резкий настойчивый гудок.
Он поднял голову.
— Что это?
— Это меня. Черт возьми!
Линда оттолкнула его, добежала до своей сумочки, схватила миниатюрный пульт и выключила зуммер.
— Мне нужно позвонить. Это настоящий телефон? — спросила она, показывая на вычурный аппарат стоявший на ночном столике. — Можно по нему позвонить в город?
Он стоял скрестив руки на груди и прислонившись к двери.
— Просто возьмите трубку. Телефонистка соединит вас с любым городским номером.
Пока ее соединяли, Линда украдкой бросала взгляды на его роскошное тело, которое лишь подчеркивал черный цвет, и чувствовала, как растет ее раздражение. Она решила рискнуть, потому что не было выбора. У нее был шанс ухватить пару тихих и спокойных часов, прежде чем вернуться в больницу, но судьба обернулась против нее.
— У него упало давление, — докладывала по телефону медсестра, дежурившая в реанимационном отделении. — Доктор Кейн думает, что у него кровотечение.
— Так. Везите в операционную. Скажите Кейну вскрыть шов. Я в Беверли — Хиллз. Через двадцать минут буду в больнице.
Линда положила трубку и повернулась к незнакомцу в маске.
 
— Очень жаль не ничего не поделаешь, — сказала ока, торопливо сняла жемчужное ожерелье и стала одеваться.
— Ничего, все нормально. Мне тоже жаль.
Она посмотрела на него. Лица не было видно, однако голос звучал искренне. Но Линда знала, что это все ненастоящее. Ему платили, чтобы он ублажал ее.
Одевшись, Линда схватила больничный халат, сумку с медицинскими принадлежностями и поспешила к двери. На секунду она задержалась рядом с незнакомцем и улыбнулась ему, с легкой грустью подумав о том, что могло бы быть между ними. Затем она полезла в сумочку, достала стодолларовую бумажку и положила ее на столик у двери. Это была причитавшаяся плата. Ведь их прервали не по его вине.
— Но ведь я ничего не сделал, — сказал он тихо.
— Ничего, в следующий раз.
Линда вышла в коридор, похожий из любой коридор в любом дорогом отеле. Она тороштво шла мимо закрытых дверей, поглядывая на часы. Глупо с ее стороны было приходить в клуб «Бабочка» сегодня, когда пациент находился в реанимации. Но она так долго ждала этого дня, столько раз откладывала из-за разных непредвиденных ситуаций, которые возникали у нее на работе. Повернув за угол, Линда столкнулась с администратором, молодой женщиной, одетой в черную юбку и белую блузку с бабочкой, золотом вышитой на кармане.
— Все в порядке мадам? — спросила она. Администратор не знала имени Линды — членство в клубе было анонимным.
— Меня вызвали по делу.
— Партнер вам понравился?
Они остановились перед лифтом.
— Он был великолепен. Мне хотелось бы назначить еще одну встречу. Я перезвоню.
— Хорошо, мадам. До свидания.
Когда двери лифта бесшумно закрылись, Линда быстро стянула маску с лица, сложила ее и положила в сумочку. Чтобы от маски не остались следы, она на всякий случай потерла щеки.
Лифт доставил Линду на первый этаж, и она очутилась в магазине Фанелли, одном из самых престижных магазинов для мужчин в Беверли — Хиллз. Вокруг нее тускло поблескивала медь, и темнело красное дерево. Да, респектабельность здесь чувствовалась во всем. Стеклянные двери автоматически открылись, и она вышла на Родео Драйв. На улице Линду ослепило солнце, какое может быть только в прозрачное январское утро. Линда надела огромные черные очки и сделала знак служителю, чтобы он подогнал ее машину. Какой же все-таки сегодня красивый день! Бывают такие в Южной Калифорнии, когда хочется бродить с любимым по тенистым аллеям. Линда бы тоже с удовольствием разделила с кем-нибудь радость это дня.
Но она была одна и, пожалуй, с этим уже ничего не поделаешь. Линде приходилось мириться с мыслью об одиночестве: все-таки ей тридцать восемь лет, она уже два раза была замужем, и ни один из ее бесчисленных романов не имел счастливого конца.
Линда еще раз посмотрела на скромный, непритязательный фасад клуба «Бабочка» и подумала, что там находится человек, с которым можно было бы разделить этот божественный день. Однако ей нужно в больницу, а у него свидания с другими женщинами.
Служитель подъехал на ее красном феррари, Линда щедро расплатилась с ним и выехала на оживленный бульвар Уилшар. Окна машины были открыты, свежий ветер развевал ее светлые волосы, и Линда почувствовала, что улыбается. В конце концов она рассмеялась и сказала:
— Я вернусь! — обращаясь к машинам, проносившимся мимо. — Что бы там ни было, Бабочка, я вернусь!
Когда Джеми первый раз выкупался в бассейне мисс Хайленд в чем мать родила, он думал, что ее нет дома. Он вылез из бассейна и стоял, обсыхая, потом случайно поднял глаза и увидел хозяйку. Она у окна второго этажа наблюдала за ним. Это его встревожило, потом он испугался. Богатая Беверли Хайленд могла сделать так, чтобы он не работал ни в Южной Калифорнии, ни где-либо еще.
Но, к его удивлению, она не отошла от окна, не закричала и не позвала охрану, которая следила за порядком в ее огромном особняке в Беверли — Хиллз. В сущности, она вообще не проявила каких-либо эмоций. Она просто стояла, рукой держась за шторы, а глазами будто прикованная к нему. Вдруг он подумал, что сейчас сюда прибудут полицейские и арестуют его. Джеми поспешно натянул джинсы и занялся работой. Пока чистил бассейн, он то и дело поднимал глаза и с удивлением обнаруживал, что мисс Хайленд еще там.