Дядя самых честных правил 5 (СИ)
Я проморгался и увидел Кижа, новенького, будто и не было никакой драки. Вот только руку влитая сила не вернула, оставив культю безжизненно болтаться.
— Жаль, — Киж усмехнулся, — я был так привязан к этой руке. Мы столько лет были вместе, а теперь придётся искать новую.
— Э-э-э-э… Что?
— Мне раз десять руку отрубали, — пояснил Киж, усаживая меня в дормез, — но Василий Фёдорович каждый раз пришивал новую. Вы же подберёте для меня что-нибудь подходящее? Только дворянскуюе, пожалуйста, я не могу сражаться рукой простолюдина.
Представив, что мне нужно искать свежий труп, отпиливать ему руку и приделывать Кижу, я покачал головой.
— Нет уж, Дмитрий Иванович, обойдёмся без этого. Каждый раз ходить на кладбище за запчастями для тебя слишком накладно. Сделаю тебе крюк, будете на пару с Бобровым изображать банду пиратов.
На меня напал нервный смех, и Киж неодобрительно покачал головой. Закрыл дверь в дормез и скомандовал Ваське везти нас домой.
Глава 3
Допрос и обыск
Стоило дормезу тронуться, как на меня накатила сонная одурь. Я закрыл глаза, но вместо отдыха провалился на изнанку бытия.
В этот раз поле с жухлой травой встретило совершенно по-другому. Туман смыкался плотной пеленой, такой густой, что его можно ощутить под пальцами. Но я не ослеп и не потерялся — туман был прозрачен, позволяя «чуять» всё вокруг. Будто я волк или шакал, вышедший на охоту в свои угодья.
Едва я «принюхался» и освоился с новой ролью, как почувствовал далеко впереди добычу. В молочном мареве тумана она выглядела для меня как кроваво-красное пятно, манящее и беззащитное. Я завыл и рванул наперерез движущейся цели.
Преследование увлекло всё моё существо, не давая думать ни о чём, кроме неё. Лапы несли меня по жухлой траве так легко и привычно, словно я охотился в этих угодьях уже тысячи и тысячи лет. Я был здесь хозяином, и ни одна добыча не могла от меня скрыться.
На мой азартный клич пришёл ответ. Где-то вдалеке послышался вой, и я сразу узнал его хозяина, волка по имени Тот-кто-открывает-дороги. Он желал мне доброй охоты, как старому другу. Я ответил ему приветственным тявканьем и рванул дальше.
Настигнуть жертву оказалось легче лёгкого. Но я не кинулся в атаку, а начал кружить вокруг неё, заставляя остановиться и ждать своей участи. Душа замерла в центре пятачка свободного от тумана, оглядываясь и выставив перед собой руки в защитном жесте. Увидеть охотника добыча не могла, и только мои горящие алым огнём глаза появлялись в тумане то тут, то там.
— Выходи! Я не боюсь тебя!
Голос добычи звучал тускло, едва прорываясь сквзь стену тумана. Тем не менее я узнал её. Диего! Зарычав, я поднялся на ноги, отряхнулся, как пёс, и шагнул к ней.
— Ты⁈
Она была и так бледна, а, увидев меня, стала совершенно белой. Руки её сжались в кулаки, в глазах отразилась ненависть.
— Не боюсь! Ты не властен здесь надо мной, некрот. — Отступив на шаг, мёртвая испанка затянула: — Nam et si ambulavero in valle umbrae mortis, non timebo mala…
— Умолкни.
На её плечо легла рука с тонкими пальцами. Диего тут же замолчала и будто выцвела, как старая фотография.
— Какой замечательный подарок. — Смерть обошла вокруг застывшей испанки, разглядывая, как музейный экспонат. — Ты сумел меня по-настоящему удивить и порадовать. Редкая добыча! Тебе полагается щедрая награда, Костя.
Моя работодательница обернулась ко мне и улыбнулась. Я почувствовал, как в мои песочные часы сыплется чёрный песок. Лет тридцать, не меньше.
— Пожалуй, ты моё самое удачное приобретение за последние века.
Быть «приобретением» мне не слишком нравилось, но возражать я не стал: спорить со Смертью — не самая лучшая идея.
— Какое счастье, милочка, что вы заглянули ко мне на огонёк, — Смерть заглянула испанке в лицо. — Ваши коллеги всегда такие скрытные, всё время пытаются утаить свою сущность и проскользнуть под видом обычных людей. А тебе, моя дорогая, придётся со мной побеседовать.
Судя по выражению лица Диего, на неё напала самая настоящая паника.
— Я умерла, — просипела она, — и не буду отвечать ни на какие вопросы.
— Ошибаешься, милочка. Ты мне расскажешь всё-всё.
— Нет! — Крик испанки походил на слабый писк. — Я умерла! Ты должна отвести меня…
— Т-с-с-с!
Смерть приложила палец к губам, и Диего тут же замолчала, застыв как статуя.
— Я никому не должна из смертных, деточка, и уж точно не тебе. А вот ты — наоборот. Ты забирала Таланты некромантов и, значит, обворовывала меня. Так что придётся тебе немного задержаться. Я тебя отведу на ту сторону. Потом. Если от тебя что-то останется. Констан, у тебя есть вопросы к этой воровке?
Допрос занял не слишком много времени. Диего стояла будто замороженная и послушно рассказала мне всё.
Испанку представили Голицыну его заграничные друзья, и там настолько всё переплелось, что непонятно было, кто на кого работает. Князь, за некоторые преференции в Европе, поставлял интересную Риму и инквизиции информацию, а Диего иногда выполняла для Голицына деликатную работу, не всегда чистую. Сама же она была по сути шпионом, агентом влияния и слегка диверсантом, причём не только Рима, но и подрабатывая на Испанию, Пруссию и Авалонцев. Впору было смеяться — я сделал работу Тайной канцелярии и поймал вражеского тройного или даже четверного агента.
Но всё это были «мелочи» и, скорее, дополнительный приработок. Основной задачей Диего было уничтожение особо неугодных инквизиции некромантов. Одного, Ивана Извольского, она уничтожила, а вот до моего Василия Фёдоровича добраться не смогла даже с помощью Голицына. А когда дядя вызвал меня из Парижа, чтобы сделать наследником, Диего клещом впилась в князя, требуя подманить и «сдружиться».
По каким-то причинам меня нельзя было убивать сразу. То ли неприжившийся Талант мог сбежать и найти другого носителя, то ли ещё что-то, но Диего требовалось наблюдать за мной, желательно с близкого расстояния. А тут и случай подходящий подвернулся — я искал учителя и сам рассказал об этом Голицыну.
Единственное, что потребовал князь у Диего, — следить за мной и докладывать обо всём. «Добрый дядюшка» Голицын ненавидел Василия Фёдоровича и это чувство перенёс на племянника. Князь мечтал унизить и растоптать меня, а Диего — убить, когда придёт время. Одно другому не мешало, и они копали под меня с двух сторон.
— Довольно, — Смерть одёрнула меня и подтолкнула в сторону тумана, — иди. А у нас с милочкой сейчас будет отдельный разговор.
Уже на границе тумана в спину ударил голос:
— Констан, освободи меня!
— Нет, — я не стал оборачиваться.
— Констан! Не оставляй меня!
Я поднял руку и помахал ей.
— Ты сама выбрала, Диего. Прощай.
— Констан!
Туман захлестнул меня, и я закрыл глаза. Но прежде чем я вернулся в обычный мир, меня догнал душераздирающий крик, полный ужаса и боли.
* * *Возвращение в Злобино вышло суетным, шумным, наполненным ахами, причитанием и слезами. Вид раненых, с трудом выбирающихся из дормеза, вызвал у моих домашних лёгкую панику, но Марья Алексевна железной рукой навела порядок и всё вокруг завертелось.
Я, можно сказать, практически не пострадал, синяки и разбитые губы не в счёт. Но вот видок у меня был ужасный, и пришлось минут пять убеждать, что помощь не требуется. Всё внимание переключилось на Боброва и Апполинария: над ними хлопотали, охали, промывали и перевязывали. Срочно послали за хирургом из Меленок, а раненых разнесли по комнатам.
Киж отбрыкался от любого участия, попросил выдать рябиновки и сбежал куда-то в сторону кухни. А вот Ваське повезло больше всех: досталось ему не сильно, но вид у новоиспечённого камердинера был такой несчастный, что его поручили заботам молодой орки-горничной. Девушка так на него смотрела, что было ясно — уход за ним будет выше любых похвал и холостым ему ходить недолго.
Пусть ран у меня не было, но вот сил не осталось совершенно. Не физических, а внутренних — Анубис потратил всё, что мог, и даже поскрёб по донышку. И не во время боя, а при допросе Диего: именно Талант вытягивал из испанки нужные сведения. Не зря меня выгнали в туман, пробудь я там дольше и задай ещё парочку вопросов, может, и не смог бы вернуться. Так что я отказался от помощи, ушёл в свою комнату и рухнул на постель, заснул, едва голова коснулась подушки.