Бессердечный (ЛП)
— Возвращайся утром в «Холдингс», — приказал он. — Если ты возьмешь еще один выходной от дел, я пошлю Симуса и Дункана присматривать за твоей должностью. Они могут доложить мне.
— Это угроза? — надавил я. — Симусу и Дункану не место в «МореллиХолдингс». Они бесхребетные хорьки. Безмозглые и жалкие. И при этом МакТирнансы даже не Морелли.
— Они кровные родственники, заинтересованные в семейном бизнесе, — возразил он, и я не стал продолжать дальше. Не сегодня.
Я мог представить их лица, самодовольные и хитрые, пока они крутятся вокруг моего отца, как гиены в поисках еще одной косточки. Они уж точно не получат мою.
— Я вернусь в «МореллиХолдингс» завтра, — заверил я и встал.
И не стал задерживаться, чтобы увидеть, как мама вернулась в комнату, просто вышел с салфеткой, все еще туго обернутой вокруг моей кровоточащей руки. Это было правдой, завтра я вернусь в «МореллиХолдингс», а Симус с Дунканом могли идти нахер. Они не имели никакого отношения к власти в моем мире.
Мне хотелось, чтобы моя ладонь вспыхнула от боли, просто чтобы удерживать мою клятву в уме, но мое обещание уже было потеряно для меня, когда я покинул особняк.
Это не имело значения. Ничто не имело значения, и я знал это. Я понял это именно в тот момент.
У меня на уме было только одно.
Илэйн гребаная Константин.
Ее трекер был бесполезен для меня теперь, когда ее клатч был бесполезен для нее.
Мне оставалось использовать только одну вещь. Ее дневник.
Я открыл его на своем мобильном еще до того, как покинул территорию.
Глава 24
Илэйн
Не понимаю, как я смогла пережить ночь. Меня била дрожь и одолевали слезы от осознания того, что отныне мое сердце принадлежало монстру.
Не понимаю, как мне удалось подготовиться к воскресному семейному обеду. Не понимаю, как смогла дрожащими пальцами сделать прическу и подготовиться к выходу в свет.
Я старалась избегать свою маму на лужайке перед семейным особняком, но понимала, что это бессмысленно. Она всё равно не оставит меня в покое.
Я проходила мимо родственников, перебрасываясь с каждым парой фраз, и пыталась побороть хаос в своей голове. Не получалось. Я тряслась, как осиновый лист на ветру, в дамской комнате, умываясь холодной водой, и впервые в жизни решила избегать алкоголя. Никакого шампанского для меня. Никакого шампанского. Никакого шампанского. Никакого шампанского.
Я не могла рисковать, даже бокалом. Не могла по пьяни открыть рот и всё рассказать.
Харриет пыталась поговорить со мной и отвести к забору при каждой удобной возможности, но я не поддавалась. Потому что не смогла бы выдержать ее вопросов, не в тот день, когда в моей голове и на моих руках была еще свежа кровь Стефана Кэннона.
Когда моя задница до сих пор горела от члена Люциана Морелли, а сердце болело от его прикосновений.
Я ощутила инстинктивную дрожь, потянувшись к символическую кексу в кэнди-баре. Я знала. Чувствовала. Одно лишь движение, и я почувствовала, что за моей спиной стоял дядя Лионель и плотно ко мне прижимался.
Я ненавидела его тело. Всегда ненавидела его тело.
Ненавидела его всеми фибрами своей израненной души.
— Твоя мать хочет поговорить с тобой, — прошептал он, и в его голосе слышался столь знакомый оттенок яда и грязи.
Я не смогла сдержать рот на замке.
— Ну, может, я не хочу с ней разговаривать.
Он провел пальцами по моим ребрам, а потом схватил за руку.
— Если в твоей дурацкой голове есть хоть капля здравого смысла, ты пойдешь и поговоришь со своей матерью. У нее заканчивается терпение.
Я повернулась к нему, его отвратительное дыхание ударило мне в лицо. Должно быть, в моих глазах горела ненависть, а сердце не отставало в схожих чувствах. Для меня стало бы огромным удовольствием схватить нож со стола и вонзить его глубоко в живот мужчины, как сделал Люциан со Стефаном на моих глазах. Моя душа вознеслась бы к небесам при виде его боли.
Он не стал ждать и вновь заговорил.
— Она знает, что тебя опять видели с этими неудачниками-наркоманами в Даунтауне, Илэйн. Знает, что ты вновь платила за отбросов общества, — фыркнул он. — Ты позоришь семейное имя. Какая же ты маленькая глупая девочка. Если у тебя есть хоть капля рассудка, ты выслушаешь и примешь ее предложение.
— Предложение? — спросила я, не представляя, о чем он говорит.
— Да, — ответил он. — Предложение. У нее для тебя есть предложение. Я его озвучил. Позже сможешь отблагодарить меня.
— Предложение, освобождающее меня от спасения людей в Даунтауне. Я такая преступница, да?
Я поняла, что улыбаюсь и смеюсь над разницей между моими реальными преступлениями и их воображаемыми. Если бы они только знали правду.
Интересно, они уже наслышаны о моей связи с кланом Морелли? Или еще нет?
— А знаешь, ты прав, — произнесла я. — Да, я вновь спасала людей. Мне больше нравится компания неудачников-наркоманов в Даунтауне, чем свора идиотов на подобных мероприятиях. Здесь так много больных эгоистичных придурков.
— Следи за своим языком, — тихо прошипел он, и, хотя внутри всё сжалось от страха, я не позволила себе отступить. Не сегодня. Больше никогда.
— А знаешь что, дядя, — прошептала я. — Можешь представить, что случится, если я громко озвучу все твои грехи прямо здесь и сейчас перед всеми присутствующими?
Его дыхание сбилось, но Лионель не пошевельнулся, продолжая крепко прижиматься ко мне.
— Могу представить, — ответил он. — Могу представить, как все бы назвали тебя сумасшедшей и рассмеялись в лицо над твоими мерзкими фантазиями, малышка.
Он провел пальцами по моей спине, и я напряглась, когда тот добрался до расщелины моей задницы сквозь тонкую ткань моего платья. Если бы он только знал, кто был внутри меня.
— Я могу преподать тебе урок поведения в любое время, когда захочу, малышка, — произнес он. — Не забывай, с кем ты разговариваешь. У меня по-прежнему есть целая орава учителей, готовая преподать тебе урок.
— Ты уже ничему не сможешь научить меня, — прошипела я. — Я давно покончила с твоими уроками и твоей грязью. Ты вызываешь у меня отвращение.
— Ты всегда так любишь врать, — возразил он. — Тебе никогда не удается продержаться долго без уроков, дорогая. В противном случае ты не была бы какой непослушной девочкой. Я до сих пор помню, в каком нетерпении ты ждала своих учителей.
Мне стоило убежать от него, но я этого не сделала. Мои ноги приросли к месту.
Его губы оказались прямо у моего уха, и я задрожала, но не дернулась.
— А помнишь, какой влажной ты становишься, будучи непослушной маленькой девочкой, Илэйн? — спросил Лионель у меня. — Я уже говорил тебе: хорошие девочки не намокают, когда пытаются усвоить урок. Несколько моих человек пытались преподать тебе урок послушания, но ты так и не послушалась.
— Прекрати, — произнесла я, но тот не послушал. Как и всегда.
Кивком он указал на лужайку, где проходила вечеринка, и я почувствовала, как вокруг все закружилось, мир начал вращаться под моими ногами.
— Скоро к нам присоединится полковник Хардвик, — сообщил он. — Как и барон Роулингс. Мне, наверное, стоит рассказать ему, какой ты была непослушной и как порочила имя нашей доброй семьи в Даунтауне с дураками, которые представления не имеют, что такое престиж в этом мире? Или, может, нам стоит позвонить Преподобному Линчу. Уверен, для тебя у него заготовлено много новых уроков. Так много уроков.
— Хватит, — выпалила я. — Я ненавижу их. Я бы перерезала горло каждому по очереди, если бы могла.
— Ну вот, — проворчал он. — Снова врешь. Ты настоящая лгунья, Илэйн. Всегда лжешь. Тебе всегда нравились эти уроки, даже когда ты была маленькой милой девочкой, которой следовало быть осторожнее.
— Нет, — ответила я, но всё слышала в своем голосе. Замешательство. Всегда было то самое замешательство, даже где-то глубоко среди боли и ненависти.