Закон хабара

Но вздохнуть не получилось. Так как Шатуна вдруг приподняло в воздух и нехило так шарахнуло о сосну, скрюченную от радиации.
–Что за нах?– выдохнул у меня за спиной Гаврилюк.– Аномалия?
Однако я знал, что это была не аномалия…
–Стреляйте, мать вашу!– взревел я, падая на колени – если идущие за Гаврилюком бойцы последуют моей команде, не хотелось бы оказаться на линии огня.
–Дык куда стрелять-то?
…Они не видели. А я – видел. Но лишь потому, что знал, куда смотреть и что там должно быть.
И оно – было. Студенистый, практически прозрачный силуэт очень высокого и мускулистого человека, сквозь который были видны стволы деревьев.
Но это был не человек, а тварь, убить которую из ручного стрелкового оружия крайне сложно. Практически нереально – если, конечно, не знать, куда стрелять, и не долбить туда прицельно. Что, кстати, было непросто, так как в сложной ситуации тварь умела обесцвечивать свое тело, становясь практически невидимой.
–Руки!– заорал я.– Освободи мне руки!!!
–Не положено,– проговорил Гаврилюк.– Командир скажет, тогда…
Речь Гаврилюка я слушал, уже падая набок, так как практически прозрачный силуэт двинулся в нашу сторону.
Он не торопился. А чего спешить, когда добыча – вот она, теперь уже никуда не денется. Медлительная, бестолковая, доступная. Подходи, бери сколько нужно, ешь… А точнее – пей, так как эти монстры Зоны хоть и умеют есть мясо, но предпочитают ему свежую кровь.
То, что ктулху – а это был именно он – выпьет всех нас, я не сомневался. Двухметровый взрослый мутант запросто осушает несколько человек, после чего уходит, поддерживая лапами раздувшееся брюхо и оставив за спиной несколько обескровленных трупов. И, что самое паскудное, шансов выжить у меня не было – слишком уж основательно зафиксировал мне запястья здоровенный, но туповатый борговец, который сейчас бестолково вертел головой, пытаясь понять, что за неведомая сила так эффективно вырубила командира и куда по этому поводу надо стрелять.
А я думал…
Думал о том, что если «Бритва» вмоей руке находится в состоянии полужидкой субстанции, то обязательно ли через ладонь она должна выходить наружу? Просто я привык, что нож извлекается из моей руки именно таким образом, но, может, можно его достать и как-то по-другому?
И я, закрыв глаза, принялся представлять, как клинок цвета ночи вылезает у меня из середины предплечья… И немедленно непроизвольно заскрежетал зубами от невыносимой боли. Ощущение было, что у меня на живую, без наркоза вытаскивают из руки лучевую кость. В глазах потемнело, я был реально готов потерять сознание и удерживал его только усилием воли, чувствуя, как из моей руки, раздвигая мясо и кожу, лезет наружу сгусток дикой, концентрированной боли.
Выход «Бритвы» через ладонь был болезненным, но к той боли я уже привык, и все проходило как бы по накатанной. Сейчас же мой нож шел новым путем, куроча мою плоть и раздвигая кости, словно ледокол, проламывающий себе путь через ледяные торосы.
И при этом мне еще нужно было сохранять контроль движения клинка, чтобы он шел куда нужно, и подгонять мысленно: «Быстрее, мать твою, шевелись, иначе сейчас твои живые ножны подохнут на хрен!»
«Бритва» иправда будто пинок получила – задвигалась шустрее, и я почувствовал, как распадаются наручники на запястьях. Правда, боль в предплечье меньше не стала – по ходу, сейчас из него рукоять выходила. Да бллллиииин!!! Когда ж это закончится?
Над моей головой застучал автомат – видать, Гаврилюк наконец рассмотрел противника. Правда, очередь тут же и прервалась, и следом рядом со мной плюхнулась нехилая гора безжизненного мяса. Да уж, лесной кровопийца если ударит, то это смерть на девяносто девять процентов. Там силища нечеловеческая…
А «Бритва», между тем, из моей руки вышла полностью, и до хомута, стягивающего пальцы, лезвие не достало. Совсем немного, думаю, пары сантиметров не хватило. При этом я ощущал кончик клинка ножа, зажатый между ладонями, и понимал: еще мгновение, и нож упадет на землю. А еще я видел ноги ктулху, который, поймав туловищем очередь Гаврилюка, утратил невидимость, что, впрочем, нисколько не мешало ему оставаться совершенной машиной убийства. Регенерация у ктулху бешеная, и автоматные пули им особого вреда не наносят – поврежденные ткани моментально восстанавливаются. Потому, чтоб завалить этого монстра, нужно стрелять в него из нескольких стволов одновременно, дабы регенерация не успевала за наносимым ущербом. Или всю очередь в башку выпустить, что во время боя практически невозможно – ктулху тварь не только сильная, но и экстремально шустрая, которая не будет стоять на месте и ждать, пока ты опустошишь свой магазин.
В общем, у меня была секунда, чтоб принять решение до того, как монстр расправится со мной как с более легкой добычей, валяющейся под ногами. Да, его с двух стволов поливали свинцом оставшиеся члены небольшого отряда, но надолго ли их хватит? Сейчас у боргов опустеют магазины, и ктулху, метнувшись вперед, посворачивает им головы – а перед этим, разумеется, одним ударом ноги раздавит мне голову. Просто чтоб не оставлять у себя в тылу хомо – пусть связанного, но еще живого, а значит, опасного.
И тогда я рванулся изо всех сил, чувствуя, как проклятый пластиковый хомут тут же врезался в пальцы, просек мясо, уперся в кости – и лопнул, потому что рывок был и правда мощным. Кровь немедленно хлынула из моих больших пальцев, но это было уже неважно и не особо больно на фоне той боли, что не успела утихнуть после выхода «Бритвы» из предплечья. Да и не до переживаний по поводу боли было, потому что ктулху уже занес ногу над моей головой…
Однако инерции моего безумного рывка хватило, чтоб я, добавив скрутку телом, резко перекатился вбок – и прямо перед моим лицом в землю врезалась когтистая лапа, одного удара которой хватило бы, чтоб моя голова лопнула как воздушный шарик.
Но теперь в моей руке была «Бритва», рукоять которой я поймал липкими от крови пальцами и сжимал изо всех сил, чтобы она не выскользнула из руки. И когда в десяти сантиметрах от моих глаз появилась лапа ктулху, я из положения лежа наотмашь рубанул по ней ножом – и сразу же, крутанувшись несколько раз, откатился в сторону, понимая, что сейчас будет.
Жуткий, нечеловеческий рев разнесся над лесом. Оно и понятно. Мой нож, способный прорубать проходы между мирами, сквозь плоть и кость прошел так, будто их и не было. И когда ктулху поднял ногу вторично, чтобы еще раз ударить вертлявую жертву, то нога-то поднялась, а вот ступня осталась стоять на земле. И какая б у тебя ни была бешеная регенерация, с ходу отрастить кусок конечности никак не получится. А еще, хоть у ктулху и очень высокий болевой порог, думаю, потерять ступню – это все-таки больно. Как и наступать на свежую культю. Ктулху попробовал, опустил обрубок ноги на землю – и, не выдержав экстремальных ощущений, упал. И пополз ко мне, растопырив лицевые щупальца, вылупив белые глаза без зрачков и ревя как бегемот.
Жуткая картина, если честно, но я такое уже не раз видел. Потому, поднявшись из положения лежа на четвереньки, рубанул «Бритвой» по выброшенной вперед когтистой лапе.