Бархатная песня
Аликс молча вошла в шатер. Рейн сидел на постели, обхватив голову руками.
— Рейн, — прошептала она, коснувшись его волос. Он яростно схватил ее руку и поцеловал в ладонь.
— Я никчемный человек, — ответил он, — мою сестру убили, а я ничего не делаю. Ничего!
Она села рядом, заключив его в объятия, и опустила голову ему на плечо.
— Давай ляжем. Уже поздно. Завтра мы напишем Гевину письмо. Может быть, он что-нибудь придумает.
Рейн послушно позволил себя уложить, но, когда Аликс направилась к своему ложу, он схватил ее за руку:
— Останься со мной.
Она и не думала, да и не смогла бы отвергнуть такое предложение. Улыбнувшись, она скользнула в его объятия.
И всю ночь, даже когда она засыпала, Аликс чувствовала, что Рейн лежит рядом не смыкая глаз.
Наутро у него были тени под глазами и мрачнейшее настроение.
— Подай вина, — уронил он, — а потом неси перо в бумагу.
Письмо брату, продиктованное Рейном, дышало гневом и чувством мести. Он клялся, что убьет Роджера Чатворта, и предупреждал: если Гевин не выступит с ним вместе, он это сделает один.
В конце Аликс сделала приписку, умоляя Гевина вразумить Рейна, потому что он готов бросить вызов всей армии Чатворта. Запечатывая письмо, она не могла не думать, как воспримет важный лорд Гевин ее непрошеное вмешательство.
Через два дня пришел ответ. Посланец, полумертвый от спешки, чуть ли не упал на Аликс без сил. Дрожащими руками она распечатала письмо.
Король Генрих страшно гневался на оба семейства — Монтгомери и Чатвортов. Он наложил огромный штраф на Роджера Чатворта и заново подтвердил свой указ, объявлявший Рейна изменником. Он желал, чтобы оба дворянина покинули Англию, и собирался предпринять все возможное, чтобы добиться этого. Он негодовал на то, что Рейн все еще не покинул английские берега и прячется в лесах, и поговаривают, будто он собирает армию и намерен выступить против короля.
— Чем король старее, тем глупее, — отмел это предположение Рейн. — Да и кто бы мог научить эту рвань воевать?
— Но это доказывает, что ты должен по-прежнему скрываться, сообщает твой брат. Король Генрих с удовольствием бы доказал на твоем примере, что он сделает с другими, кто не верит в его могущество.
— Гевин беспокоится, как бы не потерять свои земельные угодья, — заметил с отвращением Рейн. — Мой брат больше заботится о земле, чем о чести. Он уже позабыл о смерти сестры.
— Ни о чем он не забыл! — прикрикнула на него Аликс. — Но он помнит также, что в его семье есть и другие. Неужели тебе было бы приятно, чтобы он послал тебя на верную смерть? Недавно он потерял свое неродившееся дитя, утратил сестру, пропала жена его другого брата, и что же ему теперь делать: поощрять твои глупые мысли о мести, с которыми ты так охотно готов идти на смерть?
— Но я хочу отомстить за смерть сестры, — заорал он в ответ. — Ты хочешь, чтобы я спокойно относился к нанесенному мне оскорблению? Неужели в твоем сословии нет людей, которые понимали бы, что означает слово «честь»?
— Мое сословие! — крикнула она в ответ. — Ты считаешь, что раз ты высокого происхождения, то один лишь умеешь чувствовать? Однажды ночью вот такой, как ты, перерезал моему отцу горло и сжег мой дом. И словно этого недостаточно, обвинил меня в воровстве и колдовстве. И все из-за того, что был распален похотью. А теперь ты долбишь мне о мести и хочешь знать, понимаю ли я тебя. Но я шагу не могу ступить из этого леса, потому что мне угрожает смерть.
— Аликс, — начал он.
— Не дотрагивайся до меня! — закричала она. — Ты со своими благородными манерами высмеиваешь таких, как я, потому что мы много думаем о деньгах. А что нам остается делать? Мы всю жизнь жилы из себя тянем и отдаем вам большую часть своих доходов, чтобы вы могли вольготно жить в прекрасных домах и на досуге рассуждать о чести и мести. Если бы тебе приходилось тревожиться, что ты будешь завтра есть, то вряд ли бы ты разглагольствовал о чести.
— Ты не понимаешь, — угрюмо отвечал он.
— Нет, я все прекрасно понимаю, и тебе это чертовски хорошо известно. — И Аликс выбежала из шатра.
ГЛАВА 10
Прошло немало времени, прежде чем Аликс успокоилась. В одиночестве она сидела у реки. Наверное, она права, что ненавидит Рейна за его знатное происхождение. Между ними существует преграда, которая никогда не рухнет. Все, во что он верит, противоречит ее представлениям об истине. Всю жизнь ей приходилось неустанно работать — до занятий музыкой и после них. И всегда в доме жила тревога, будет ли завтра пища. Если бы не священник, им зимой часто нечего было бы есть. Рейн иногда жаловался на еду в лагере, но она никогда в жизни не ела так разнообразно и много.
Когда Пагнел убил отца, ей надо было думать о том, как выжить. Выжить! Что это такое — ни Рейн, ни его могущественные братья понятия не имеют. Кровная месть, защита чести, похищение заложников — все эти незрелые забавы никогда ее не интересовали.
— Мне можно посидеть с тобой? — спросил Джослин. — Не хочешь поделиться своими раздумьями? Глаза Аликс блеснули.
— Я представляю, как Рейн пашет. Если бы ему пришлось беспокоиться о хлебе насущном, ему некогда было бы думать об убийстве Чатворта. А если бы Чатворту пришлось управляться с волами, ему было бы не до похищения Мэри.
— А, ты мечтаешь о равенстве, — ответил Джос. — Примерно того же хочет король Генрих — все у всех отнять в свою казну, чтобы остальные были одинаково бедны.
— Ты рассуждаешь, как Рейн, — упрекнула Аликс. — А я думала, ты на моей стороне. Джослин оперся спиной о камень и улыбнулся:
— Я ни на чьей стороне. Я знаю, как живут и те, и другие. Бедность низших классов так же меня не привлекает, как… развращенность вышестоящих. Конечно, есть люди среднего положения. Я бы, наверное, не возражал быть богатым торговцем, закупать и продавать щелка и отрастить толстое брюхо.
— В Мортоне жили богатые торговцы, но они тоже были недовольны жизнью, потому что все время боялись потерять свое богатство.
— Вроде Рейна, который все время боится утратить честь?
Аликс улыбнулась, поняв, что он наводит ее на какую-то мысль.
— Что ты хочешь этим сказать?
— А то, что все мы разные и что нет ничего совершенно хорошего или абсолютно плохого. Если ты хочешь, чтобы Рейн понял твои привычки и мысли, прояви терпение. Пилить его — бесполезно. Ты вряд ли чего-нибудь этим достигнешь.
Аликс рассмеялась:
— Так я его пилю, да? Пожалуй, мой голос звучит погромче. Джослин притворно застонал:
— Но ты ведь такая же упрямая, как он, ты это понимаешь? Оба вы так уверены в своей исключительной правоте!..
Наступило минутное молчание. Аликс раздумывала над его словами.
— Джос, как ты думаешь, почему я его люблю? Да, он красив, на него приятно смотреть, но ведь ты тоже красивый. Почему же я люблю именно Рейна, хотя знаю, что эта любовь никогда ни к чему не приведет? Самое большее, на что я могу надеяться, это на то, что он даст мне место домашней музыкантши, и я буду… услаждать слух… его жены и детей.
— Кто же знает, что заставляет нас любить? — ответил Джос, задумчиво глядя вдаль.
— У меня такое чувство, будто я знала Рейна еще до встречи с ним. Во время бегства в лес я все думала, как ненавижу знать, но как только увидела Рейна… — Аликс снова засмеялась. — Да уж, я действительно постаралась в него влюбиться.
— Ладно, давай возвращаться. Уверен, что у Рейна полно работы для нас обоих. И постарайся помнить, что сейчас ему требуется утешение, а не только нотации насчет его ослиного упрямства.
— Я постараюсь. — И она взяла его протянутую руку, чтобы встать.
В тени деревьев стояла женщина, о которой, казалось, они совсем позабыли, — Бланш. Ее лицо безобразно исказилось, когда она увидела, как Джос подает руку Аликс. В последние дни Аликс и Рейн бурно ссорились, как ссорятся только влюбленные. Они, наверное, думали, что раз все происходит внутри титра, то их никто не слышит, но они ссорились так громко, что и каменные стены не заглушили бы их голоса. Люди в лагере бились об заклад, кто переспорит, и поговаривали, что мальчик может постоять за себя. Они радовались, слыша речи Аликс о том, что ее сословию некогда разглагольствовать о чести, оно для итого слишком много работает. Но кое-чего бродяги не слышали. Это кое-что слышала только Бланш, плотно прижимаясь ухом к стенке шатра: а именно то, что Аликс объявили ведьмой, так как кто-то ее возжелал, и что Аликс любит Рейна, а по ночам до слуха Бланш доносились безошибочные звуки любви.