Четыре угла
Эта появившаяся совершенно недавно неуверенность в себе часто вводила Полину в недоумение: каким образом они с Кристиной сохранили дружбу, уходящую корнями в начальную школу. Две первоклашки с огромными белыми бантами нашли друг друга на линейке, вычленив среди одноклассников две одинаковые блузки. Осмотрелись, примерились, поворотили носы, но взялись за руки и, не размыкая, дошли до одиннадцатого класса. Девочкам всегда было уютно друг с другом, и никогда в их скромной компании не было третьего лишнего. Одиннадцать лет за одной партой, обмен шмотками и ночёвки с хихиканьями до полуночи, разговоры о мальчиках, признания, секреты и угар над энциклопедией для девочек в разделе про пестики и тычинки.
Кристина была старше Полины на несколько месяцев, а казалось, что на несколько лет. Кристина Гордеева в их компании считалась первопроходцем: первые «женские дни», первый поцелуй, первый опробованный глоток алкоголя, первый секс… Она с радостью и неприкрытой гордостью делилась личными наблюдениями с Полиной, считая себя взрослой и опытной. Даже грудь у Кристины сформировалась раньше, в то время как свою Полина Макеева смогла обнаружить лишь к двадцати годам, и то настолько скромную, что лучше бы её вообще не было, чем так – как верблюжий плевок.
А у Кристины с фигурой был полный порядок. Лет с четырнадцати она поняла, что нравится парням: блондинка с ясными голубыми глазами, аккуратной барельефной фигурой и нарядами, которые по-дружбе перепадали Полине, модно одевать которую у ее семьи, состоящую из нее и мамы, не было возможности.
Но несмотря на их разность, девчонки были не разлей вода. Закончили школу и поступили в один в университет и на одну специальность. Правда на ту, которую выбрала для себя Полина, а Кристине было все равно, за что будут платить ее родители. Главное – учиться с Макеевой в одной группе, а на кого – дело второе. Строить карьеру Гордеева не планировала: не для того ее мать красивой родила, чтобы горбатиться за копейки. Выскочит удачно замуж и плевать, какая специальность указана в дипломе.
Да вот только последний год Полина стала чувствовать себя той самой «и подружку с собой возьми». Эта разница как никогда ощутимо рознила девушек и расстраивала Макееву, особенно в такие моменты, как сейчас, когда приглашения где-нибудь потусоваться стали походить на «предложения из жалости» или «по старой дружбе». Полина ясно понимала, что компания из нее вот в таких заведениях – так себе: она не танцевала, не пила, не флиртовала с парнями и не умела поддержать разговор. Она была просто для массовки, как сопровождающая или нянюшка при королевне.
– Макеева, тебе сколько лет? Может, уже пора повзрослеть и отрастить зубы? Ты до пенсии будешь слушаться маму? – фыркнула Кристина и манко улыбнулась парню, проходившему мимо.
Месяц назад Полине исполнилось двадцать два года. Возраст, когда слушаться маму выглядело как патология и ненормальная зависимость. Возраст, когда запивать глоток джин-тоника целой бутылкой колы, чтобы мама не унюхала, – малодушно и подозрительно. Но мало кто знал, какой иногда была Татьяна Борисовна, мама Полины, в тот момент, когда ее словом пренебрегали. А Гордеева знала… как никто другой знала, и от этого Полине было обиднее вдвойне.
– Кристин, – умоляюще выдохнула Полина, обессиленно свесив плечи.
Она не могла противостоять матери. Не могла и вовсе не от слабоволия. Она была так воспитана. Татьяна Борисовна растила ее одна, без мужской помощи и поддержки. У женщины было слабое сердце, и каждое проявление характера дочери заканчивалось сердечным приступом. Девушка чувствовала себя обязанной. Постоянно обязанной и виноватой… Возможно, даже в том, что вообще появилась на этом свете, и родилась как две капли воды похожая на своего отца…
– Полчаса, Полина. Окей? Ничего не случится, если ты задержишься на полчаса, – подпрыгивала на месте Гордеева, одной ногой уже вовсю отплясывая на танцполе. – Блиин! – завопила. – Какая песня крутая, – послав подруге воздушный поцелуй, скрылась в возбужденной толпе.
Полина оглядела танцующих и печально воздохнула.
Зал сходил с ума.
Поднятые вверх руки раскачивали задымленный кисловатый воздух. Официанты сновали между вибрирующей молодежью. Сегодня с размахом отмечали какую-то вечеринку, и чтобы достать входные флаеры, Кристине Гордеевой пришлось буквально попотеть.
Стиснув обреченно губы, Полина вернулась к своему обыденному занятию, которым занималась несколько часов подряд, а именно лицезрению, как болтается в пустом бокале кубик льда.
Глава 3.
Пять лет назад, начало мая
– Нормально качает! – прокричал Алексей Воронцов, покачивая головой в такт разрывающей перепонки электронной музыке, и сделал глоток качественного виски прямо из бутылки.
Зажмурился и уткнулся носом в предплечье, задержав дыхание.
Резкий и крепкий, собака…
Дождался, пока обжигающая жидкость опалит гортань и упадет в желудок, и выпрямился совершенно довольный жизнью.
Он и Роберт Гризманн стояли на втором этаже своего ночного клуба, в честь которого сегодня гремели басы и вибрировали стены.
Ровно год.
Год, как два лучших друга занимались делом, которое приносило обоим удовлетворение сейчас и принесет приличные бабки в будущем. Пока они уходили в ноль, но это совершенно нормально с учетом того масштаба, на который замахнулись приятели.
Они начинали три года назад с захудалой кофейни в шаговой доступности от студенческого городка, чуть позже ставшей местом тусовки молодежи. Кофейня росла, обзавелась летней верандой, популярностью и хозяйскими амбициями.
Стало скучно.
Скучно, однообразно, налажено… В первую очередь для Алексея Воронцова с его неугомонной бунтарской душой.
Крепли связи, разрасталось кафе, увеличивались запросы. Хотелось больше, мощнее, драйвовее. Именно тогда к Воронцову пришла мысль, что умиротворенному, размеренному и убаюканному юго-западными ветрами Калининграду не хватает шума, движа, энергии.
Тяжело и дорого дался верным друзьям клуб. Затраты до сих пор превышали выручку, но этот дисбаланс не стал причиной тому, чтобы спустя год не отгрохать мощнейшую вечеринку, посвященную годовалому юбилею «Карфагена».
Воронцов, облокотившись на стальные хромированные перила второго этажа, орлиным взором обвел свои владения: мерцающий неоном зал, плотно забитый молодежью, полуголые симпатичные девчонки гоу-гоу, зажигательно поднимающие всё, что можно поднять, крутые профессиональные бармены, подстегивающие пьяно расслабляться, соблазнительные девчонки-официантки, широко и призывно улыбающиеся потенциальным кандидатам их сегодняшних чаевых и популярная музыкальная группа, за которой Воронцов гонялся несколько недель.
Дааа… Что скрывать? Он гордился! Всё, что сейчас гудело в этом заведении и несло рекой бабки, несомненно происходило благодаря Воронцову. Он гордился работой, ради которой рвал задницу, чтобы их с Гризманном детище носило почетное звание самого фееричного в городе. И это понимал даже сам Роберт, потому что его работа заканчивалась в стенах кабинета за финансовой отчетностью.
– Охеренно получилось, братишка! – вновь горделиво проорал Алексей, опустив голову вниз, где под ними визжал народ под известный трек.
Но рядом стоящий Гризманн никак не комментировал восторг Воронцова, чем озадачил приятеля.
Алексей повернулся к другу и оглядел Роберта.
Тот стоял истуканом, сложив руки на груди, и на его лице выразительно читалось, что слова Воронцова прошли мимо парня. Глубокий мыслительный процесс Гризманна рассмешил Алексея, решившего, что в данный момент в калькуляторной башке друга идет подсчёт затрат и убытков на сегодняшнее мероприятие.
Но за целенаправленным взглядом Воронцов всё же проследил.
И завис.
Точно так же, как подвис его друг, который несколько минут, не моргая, смотрел на девушку, сидящую на высоком барном стуле полубоком.