Леденящее пламя
Она не сделала и двух вдохов, когда почувствовала, как ее с силой оттащили прочь.
Ли так оттолкнул ее, что она чуть не упала, а сам стал прочищать женщине горло. Через несколько минут пациентка снова смогла дышать с легкостью, и он перепоручил ее заботам медицинской сестры.
— А ты зайди в мой кабинет, — сказал он Блейр, едва на нее взглянув.
В последовавшие затем двадцать минут Блейр получила такую порцию словесных упреков, как никогда до этого в своей жизни. Ли, похоже, думал, что она пыталась вмешаться в его работу и могла убить его пациентку.
Никакие оправдания Блейр не помогли. Он сказал, что ей следовало позвать на помощь, а не браться за больную, о которой она ничего не знает, что ее действия могли оказаться неверными и она могла принести больше вреда, чем пользы.
Блейр знала, что он прав, и заплакала.
Лиандер смягчился, прервал свою тираду и нежно обнял ее.
Блейр отодвинулась, выкрикнув, что ненавидит его и не желает его больше видеть. Она сбежала вниз по лестнице и спряталась в тамбуре за дверью. Он пробежал мимо, не заметив ее. Когда путь освободился, она вышла из здания и на конке доехала до дома, где и находилась сейчас, плача и никогда больше не желая видеть этого отвратительного человека.
К одиннадцати часам ей удалось взять себя в руки, чтобы встретиться с Аланом. Она сказала матери, что идет играть с Ли в теннис. Опал одобрительно кивнула в ответ.
Опал сидела на заднем крыльце, наслаждаясь весенним днем. В руках она держала пяльцы. Она подняла голову и увидела стоявшего на пороге Ли.
— Ли, какой приятный сюрприз. Я думала, что вы с Блейр пошли поиграть в теннис. Ты что-то забыл?
— Вы не против, если я немного посижу с вами?
— Конечно нет.
Она посмотрела на него. Приятное лицо Ли редко бывало нахмуренным, но сегодня он выглядел так, словно его что-то заботило.
— Ли, ты хочешь о чем-то поговорить со мной? Ли ответил не сразу. Сначала он достал из внутреннего кармана сигару и жестом попросил у Опал разрешения закурить.
— Она вместе с человеком по имени Алан Хантер, — с человеком, за которого, как она говорит, собирается замуж.
Опал отложила рукоделие.
— О Боже, еще одно осложнение. Тебе лучше все мне рассказать.
— Кажется, она приняла предложение этого человека в Пенсильвании, и в понедельник он должен был познакомиться с вами и мистером Гейтсом.
— Но к понедельнику Блейр уже… И объявление о вашей свадьбе было сделано… — голос ее оборвался.
— Это я сделал так, чтобы о нашей помолвке объявили. И Хьюстон, и Блейр хотели обо всем умолчать и забыть, как будто ничего и не было. Мне почти стыдно, что я шантажом вынудил Блейр остаться в Чандлере и участвовать в состязании.
— В состязании?
— В понедельник я встретился с Хантером на вокзале и уговорил его соревноваться со мной за руку Блейр. До двадцатого я должен завоевать ее, потому что в этот день она собирается решить, выходит ли она за меня или уезжает с Хантером. Он повернулся к Опал:
— И боюсь, что я проигрываю, потому что не знаю, как завоевать ее. До этого я никогда не ухаживал за женщинами и не очень-то знаю, как это делается. Я попробовал цветы, конфеты, строил из себя дурака перед всем городом — мне казалось, что женщинам нравятся подобные вещи, но все это безуспешно. Двадцатого она уедет с Хантером, — повторил он, словно это было самой большой трагедией, и, вздохнув, поведал Опал обо всех событиях последних нескольких дней, включая происшествие на озере, историю с лошадьми. Закончил он пересказом утренней сцены в больнице, отметив, что был излишне суров с Блейр.
Некоторое время Опал размышляла.
— Ты ведь очень сильно любишь ее? — с удивлением в голосе сказала она. Ли выпрямился на стуле.
— Не знаю, любовь ли это… — Он взглянул на Опал, кажется, вдруг осознав, что бьется в безнадежной схватке. — Что ж, наверное, я и правда люблю ее, так люблю, что не побоюсь показаться дураком в глазах окружающих… если только я смогу получить ее. И тут же начал защищаться:
— Но я не собираюсь идти к ней с виноватым видом и говорить, что меня угораздило полюбить ее с первой же проведенной вместе ночи. Одно дело, когда в лицо тебе швыряют твои розы, и совсем другое, когда то же проделывают с твоим признанием в любви.
— Думаю, ты прав. А ты знаешь, как этот другой мужчина ухаживает за ней?
— Вот об этом я не спросил.
— Это должно быть тот «друг», что посылает ей медицинские книги. Она читает, а через час уходит, говоря, что идет на встречу с тобой.
— Моя комната набита медицинскими книгами, но мне и в голову не приходило посылать их женщине. Боюсь, что я согласен с мистером Гейтсом, когда дело касается медицины. Я бы хотел, чтобы она оставила свою нелепую затею и успокоилась бы и…
— И что? Стала бы, как Хьюстон? Тебя ждала прекрасная домохозяйка, но ты влюбился в кого-то другого. Тебе даже не приходило на ум, что, если бы Блейр оставила медицину, она уже не была бы Блейр?
Несколько мгновений стояла тишина.
— И все же я бы хотел что-нибудь предпринять. Так вы считаете, что мне следует послать ей учебники по медицине?
— Ли, — мягко сказала Опал, — почему ты стал врачом? Когда ты впервые осознал, что хочешь посвятить свою жизнь медицине?
Он улыбнулся:
— Когда мне было девять лет. Мама тогда болела. Старый док Бреннер провел у ее постели два Дня, и она выздоровела. И тогда я понял — вот то, чем я хочу заниматься.
Опал перевела взгляд на сад:
— Когда моим дочерям было по одиннадцать лет, я взяла их в Пенсильванию навестить своего брата-врача Генри и его жену Фло. Не успели мы приехать, как Фло, Хьюстон и я заболели лихорадкой. Ничего серьезного, но мы лежали в постели, а Блейр была поручена прислуге. Брату показалось, что она скучает, и он стал брать ее с собой в больницу. Опал остановилась, чтобы улыбнуться. — Я не знала о том, что происходит, пока через несколько дней Генри уже не мог более сдерживать своего возбуждения. Оказалось, что Блейр не послушалась Генри, когда он наказал ей держаться подальше от пациентов, которых он лечил. В первый день Блейр помогла дяде принять трудные роды, причем голова ее оставалась ясной, и она не поддалась панике, даже когда у женщины началось кровотечение. На третий день она ассистировала ему при срочном удалении аппендикса, произведенном на кухонном столе. Генри сказал, что никогда не видел человека, более подходящего для медицины, чем Блейр. Мне понадобилось некоторое время, чтобы преодолеть шок при мысли о том, что моя дочь будет врачом, но, когда я заговорила об этом с Блейр, ее глаза зажглись огнем, которого я никогда в ней раньше не видела. И я поняла, что, если это вообще будет возможно, я помогу своей дочери стать врачом. Она вздохнула.
— Я рассчитывала на мистера Гейтса. Когда мы вернулись в Чандлер, Блейр могла говорить только о том, что станет врачом. Но мистер Гейтс сказал, что ни одна девушка, за которую он несет ответственность, не станет заниматься таким неподходящим для леди делом. Я подождала год и увидела, что Блейр все больше и больше падает духом. Думаю, последней каплей стало распоряжение мистера Гейтса, чтобы библиотека не выдавала Блейр книг, связанных с медициной.
Опал негромко рассмеялась:
— По-моему, единственный раз я пошла против мистера Гейтста. У Генри и Фло нет детей, и они умоляли меня отпустить Блейр жить с ними, обещая, что Генри проследит за тем, чтобы Блейр получила лучшее образование, которое доступно женщине за деньги. Я не хотела, чтобы дочь уезжала, но я знала, что это единственный выход. Если бы она осталась, ее дух оказался бы сломленным.
Она повернулась к Ли:
— Так что ты видишь, как много медицина значит для Блейр. Она была ее заветной мечтой с самого детства, а теперь… — Она замолчала, вытаскивая из кармана конверт. — Это пришло позавчера от Генри. Он переслал его мне, чтобы я как можно деликатнее сообщила Блейр. В письме говорится, что несмотря на то, что она получила квалификацию интерна в больнице св. Иосифа, что она была лучшей в трехдневных экзаменах, комиссия города Филадельфии наложила запрет на предоставление ей места, поскольку признано невозможным для леди работать в такой близости с мужчинами.