Мое падение
– Пап, привет. Как ты? – настороженно спрашиваю я, прислушиваясь к каждому его вздоху.
– Все хорошо, Данил. Разве у меня может быть по-другому? – довольно убедительно отвечает он. Может мать, как всегда, преувеличивает и не все так плохо как ей кажется?
– Пап, звонила мама и сказала, что ты немного не в форме.
– Я так и знал, что ты не просто так звонишь. Ты же не общаешься с ней, так какого черта ты сейчас взял трубку?! – раздражено кидает мне отец.
– Пап, это правда? Она не преувеличивает?
– Конечно, преувеличивает. Со мной все хорошо. Мне не нужно никакое лечение. Я врач и знаю, что говорю. Лечение только принесет очередную боль и муку. Но оно не поможет, сынок. А так я еще поживу пару месяцев нормальным вменяемым человеком. Если бог даст, может, полгодика протяну, – я молчу. Не знаю, что сказать. Это правда. Он болен. И если уж мой отец, врач с большим стажем, говорит, что ничего не поможет, значит это – так. На меня накатывает чувство вины за то, что последнее время игнорировал его. Мало с ним общался. Глубоко вдыхаю. Не может быть, что все потеряно. Должен быть выход, шанс. Не здесь, в другой стране. Германия, Израиль, Соединенные штаты. Нужно пробовать, искать варианты, медицина не стоит на месте. Сейчас столько возможностей.
– Пап, давай поговорим. Помнишь, в детстве ты мне говорил, что нельзя ничего скрывать от близких. Как бы тебе не было плохо, они тебе помогут. Давай начистоту. Ты же врач. Вот и расскажи мне, как врач, что с тобой? – отец долго молчит, обдумывая мои слова. Я подхожу к окну, распахиваю его настежь, глотая прохладный вечерний воздух.
– У меня злокачественное поражение костной системы. Вторичная костная онкология. Хондросаркома. Я предполагаю, что это все возникло из-за травмы, перенесенной десять лет назад.
– Пап, – прерываю его. – Почему ты отказываешься от лечения?
– Почему? – задумчиво спрашивает он, кажется сам себя. – Потому что, чтобы вынести химиотерапию, нужно само по себе хорошее здоровье, – усмехается он. – А я уже не молод. Некоторые пациенты умирают от самого лечения раньше, чем их заберет рак. То же самое можно сказать и об операции. Вскрытый рак развивается быстрее – это мое твердое убеждение. Стоит ли терпеть послеоперационные мучения, если умереть все равно придется?
– Пап, ну что ты говоришь, – не могу слышать, как он спокойно рассуждает о своей смерти.
– Ты сам хотел ответа, почему я не хочу лечиться. Так вот, теперь выслушай мое мнение. И больше не задавай мне подобных вопросов, – резко отвечает он. – Неизвестно стоит ли терпеть муки лечения, если мучение от рака будет меньше чем от последствий операции. Так что все это – псевдо лечение, впустую потраченные деньги. Лучше пустить их на поправку здоровья Славика, он молод, у него есть шансы. И не все так безнадежно, – сжимаю подоконник с такой силой, что мне кажется, он начинает трещать в моих руках. Он заботится о здоровье Славки, жертвуя своим. Но я молчу, сейчас не тот случай, чтобы поднимать эту тему.
– Да, видимо время мое пришло. Знаешь, один профессор из Германии сказал: «В каждом человеке сидит свой рак, только не каждый до него доживает» и я полностью с ним согласен, – отец замолкает. Мы долго молчим, слушая тишину. Я хорошо знаю своего отца, если он что решил, никто и никогда его не переубедит. Но я не могу вот так просто с ним согласиться. Не могу это принять, сидеть на месте, бездействовать и смотреть, как он медленно умирает, даже не пытаясь бороться.
– Меня больше интересует другой вопрос, – неожиданно продолжает отец. – Тебе уже тридцать один год. Ты не женат. Детей нет. То, что я не дождусь внуков – это уже факт. Но я хотел бы погулять на твоей свадьбе. А то знаешь, меня мучают сомнения по поводу твоей ориентации, – насмешливо произносит папа.
– Пап, что ты несешь? Ты прекрасно знаешь, почему я не женюсь. Но у меня есть девушка, женщина. Мы живем вместе и у нас все хорошо. Возможно, со временем я сделаю ей предложение, – нагло вру отцу. Но он не оставляет мне выбора.
– Вот и прекрасно. Это то, что я хотел от тебя услышать. Завтра я жду вас на семейный ужин, – закрываю глаза, вдыхаю. Семейный ужин! Семейный! А где эта семья? Это миф. У нас нет семьи как таковой, в общем ее понятии. По крайней мере, для меня ее не существует. Возможно, там они и играют в семью, в семью, где я оказался изгоем. Возможно, я сам в этом виноват. Но…
– Пап, ты же знаешь, что это не возможно. Я не смогу изображать то, чего нет. Может, мы просто с тобой вместе поужинаем где-нибудь в тихом спокойном месте и обсудим варианты возможности твоего лечения за границей, раз ты не доверяешь нашей медицине? – Отец опять долго молчит.
– Вот завтра за ужином в нашем доме, мы все вместе это и обсудим, раз вы так хотите! Данил, я все понимаю. Но вы можете хотя бы создать видимость нормальной семьи? Хотя бы на один вечер? Разве я многого прошу? Я просто хочу, что бы мы как раньше собрались все за одним столом. Хочу видеть тебя и твою девушку. Хочу знать, что у тебя все хорошо и быть уверенным, что у тебя тоже будет своя семья. Хочу доказать твоей матери, что ты не безнадежен в этом плане. Я знаю, что ты умеешь любить. Так докажи это вместе со своей женщиной, если она, конечно, есть. Заткни им всем рты. Хватит прятаться. А вот если у тебя до сих пор никого нет, то это уже серьезная проблема. Тебе нужна помощь. У меня есть хороший знакомый психолог, могу договориться о встречи с ним. Сын, жизнь, она не заканчивается на одной неудаче. Ты должен подниматься и идти дальше. Я должен быть уверен, что, когда меня не станет, о тебе позаботятся любящие женские руки, – во мне закипает злость. Почему я не могу просто жить, как живу, меня все устраивает в моей жизни. Женских рук, и не только рук, у меня предостаточно. По жизни мне никто не нужен. Почему я должен кому-то что-то доказывать, устраивая показуху. И мне не нужен никакой психолог. Я сам себе психолог. Это не проблема. Это мой образ жизни. Но я не могу отказать отцу. Только не в данный момент.
– Хорошо. Я приеду завтра. Приеду со своей женщиной. Устрою показуху, раз ты этого хочешь.
– Вот и хорошо. Я знал, что ты мне не откажешь.
– Пап, ты в курсе, что ты сейчас мной манипулируешь?
– Да, Данил, я этого и не скрываю. Но могу я хоть в конце жизни кем-то поманипулировать? – смеется он.
– Мать всю жизнь тобой манипулировала. Как ты это терпишь? – немного расслабляюсь, усмехаясь ему в ответ.
– Ты уверен, что любишь свою мифическую женщину? – не понимаю вопроса. Причем здесь моя любовь?
– К чему этот вопрос?
– А к тому, что когда любишь, ты готов на все ради своей женщины. И ты позволяешь ей собой манипулировать, лишь бы ей было хорошо. А я, не смотря ни на что, люблю твою мать, – а, вот он это к чему. Я понимаю, о чем он говорит. Очень хорошо понимаю. Мной уже манипулировали, да так умело, что я этого не замечал. И я никогда в жизни не допущу, чтобы это повторилось.
– Пап, я… Мы приедем только в одном случае, если ты поговоришь о лечении за границей, – теперь я ставлю ему ультиматум.
– Поговорим, обязательно поговорим. Ждем вас завтра к семи вечера.
– До завтра, пап, – сбрасываю звонок. Смотрю на уже ночной город. Нахожусь в полной прострации. Отец всегда много значил в моей жизни. Говорят, мальчики больше любят мам. Отец всегда был мне ближе, чем мать. Славка, мой старший брат, всегда был маменькиным сыночком, и она это знала. Отец научил меня быть сильным, он всегда меня понимал и поддерживал. Четыре года назад наши отношения разладились, и даже в той ситуации отец не отвернулся от меня, он просто занял нейтральную позицию наблюдателя, позволяя нам самим во всем разобраться. Но почему сейчас такой сильный человек как мой папа сдается? Не хочет бороться? Я просто обязан его уговорить бороться за жизнь.
– Дан? Котик, ужин готов, – слышу за дверью голос Инны, – сколько раз мне еще надо сказать этой девчонке, что я терпеть не могу, когда меня так называют! Быстро подхожу к двери, открываю ее. На пороге стоит довольная Инна.