День за днем
<Кл@удия> Привет! Тебе сколько лет?
<М@ксдобрейший> Что ты сейчас делаешь?
<Роберт@> Кто ты?
<@урор@> Откуда набираешь?
<Дебби>;)
<Роби>;)
<Китти>;(
<Патти>; (((
Кликнешь на имя, можешь прочитать краткое, в несколько слов, резюме, если оно есть. Но мне сейчас наплевать на чужие истории. С меня хватает моих собственных.
«Грустныймальчик87» (х Мара, Т. В. Б.)»
«Рамонес88» (охренительный)
«Торчилово86» (Бумалек Бумалек Шивааа!)»
– Послушай, Луиза, обычно ты сама бросаешь твоих парней или они тебя посылают?
– Я их бросаю сама.
– А бывает так, чтобы ты передумала? Поразмыслила на досуге и вернулась?
– Не бывает.
– Спасибо, Луиза.
Она отдает себе отчет в том, что говорила со мной немного резко, потому что поворачивается и смотрит на меня. Я тоже на нее смотрю. Она довольно недурна, эта Луиза. Двадцать пять лет, маленького роста, миниатюрная, но хорошо сложенная. Милая. Пышные светлые волосы до плеч. Ожерелье, чересчур броское, из продолговатых косточек, в стиле американских индейцев, на очень загорелой шее в стиле «конец каникул», и снова косточки вокруг запястья, в африканском стиле. Кольца из переплетенных полос металла на пальцах с коротко подстриженными ногтями, в пальцах – тонкая-тонкая сигарета «Мерит». Брюки цвета хаки, длиной до щиколотки, со множеством карманов; кирпичного цвета майка: начальник экономит на кондиционере. Открытые сандалии с квадратным задником, босые ноги с ногтями, выкрашенными в темно-синий цвет, поставлены сверху, прямо на кожаные ремешки. Вокруг щиколотки – тоненькая серебряная цепочка. Кажется, до сих пор я ни разу так внимательно не рассматривал Луизу.
– Послушай, она – не единственная девушка в мире, – говорит Луиза. – И ты не самый последний на свете урод. Рано или поздно найдешь себе другую.
– Ты так думаешь?
– Да.
– Может, завтра сходишь со мной куда-нибудь?
– Нет.
– Спасибо, Луиза.
На этот раз она не смотрит на меня, пожимает плечами и поворачивается к «Субсонике», к шероховатому изображению подмостков в крохотном окошке по центру монитора; подмостки состоят из ярких квадратиков, а певец и музыканты движутся не совсем в такт музыке, как-то вяло, рывками.
Все – и мечты, и любовь,себе ты взяла тогда.Все забрала, что плохо лежало,без совести, без стыда.Я откидываюсь назад, на спинку кресла, очень медленно, чтобы ножки на колесиках не разъехались, и закладываю за голову сцепленные руки. Поднимаю глаза к влажному пятну, тенью проступившему на потолке, в самом углу. Как во многих старинных дворцах в центре Болоньи, в этом тоже потолок расписан фресками, или, лучше сказать, был бы расписан, если бы кто-нибудь о них хоть раз вспомнил.
– По правде говоря, – изрекаю я, – она была самая красивая девушка на свете.
– Могу вообразить, – бурчит Луиза себе под нос.
– Да-да, очень красивая. Датчанка, блондинка с голубыми глазами. Не такая, как все блондинки с севера, нет, у нее было особенное лицо. Нос немножко искривлен, что-то среднее между Камерон Диас и Эллен Баркин. Она его сломала в детстве.
Я трогаю свой нос, прямой и тонкий. Мне хочется ощутить под пальцами ту же впадинку, тот же едва заметный изгиб. Мне не хватает ее носа.
– Один глаз у нее был немного светлее другого – голубой, по-настоящему голубой, а другой – более темный, синий. И уши: когда она зачесывала волосы назад, можно было заметить, что одно более сплюснутое. Все потому, что маленькой она спала на этом боку в колыбельке. А еще ключица, вот здесь, – я трогаю под майкой свою ключицу, но это совсем не то же самое, – немного торчит, выступает наружу.
– Короче говоря, она вся перекошенная.
– Да нет, что за чушь ты городишь – все в ней было таким гармоничным. Особенным.
– Специфическая девушка, короче.
– Да ну, Луиза, какая там специфическая… Красивая. Кристин была очень красивая, совсем не специфическая.
Я заговорил слишком громко, с излишним пылом. Под моим столом Пес просыпается и поднимает голову. Разжимает челюсти, вываливает из пасти длинный розовый язык, тонкий и влажный. Водит по комнате крохотными, широко расставленными глазками, расположенными чуть не по краям острой морды, и вид у него, как всегда, слегка заторможенный. Луиза отъезжает на своем кресле, подняв ноги. Она так торопится, что одна сандалия остается на полу, и Пес нацеливается на нее, тянет за поводок, но не сильно, почти не поднимаясь.
– Убери от меня подальше это чудовище! – кричит Луиза.
– Он тебя не трогает.
– Позови его! Есть у него какая-нибудь кличка, а? Она, эта девица, как-нибудь назвала его перед тем, как послать тебя подальше?
По правде говоря, нет, не успела. Я как-то тоже об этом не подумал. Морбидо зовет его Проблемой, я – просто Псом. Но сейчас мне не хочется углубляться в такие подробности.
– Вовсе она меня не послала, – поясняю я, – то есть не совсем чтобы послала. Она сюда приехала по проекту «Эразм», сроком на год, год кончился, и она вернулась в Копенгаген. Все, точка.
Пес никак не может решить, тянуть ли ему и дальше за поводок, подползая к сандалии Луизы, или оставить все, как есть. Должно быть, все-таки решил, что дело не стоит усилий, потому что склоняет голову на пол, там, куда успел доползти, и немедленно засыпает. Луиза откатилась далеко, к углу своего стола; сидит, поставив обе босые ноги на оставшуюся сандалию. Смотрит на меня злобно, делает последнюю затяжку, тушит сигарету в пепельнице и показывает на мой монитор.
– Погляди-ка, у тебя все соскочило, – говорит она ехидно.
Это правда. Зона чатов отсоединилась и не проявляется, сколько я ни вожу мышью. Окна тоже остаются неподвижными, инертными, пассивными, когда я щелкаю по ним. Я кладу руки на клавиатуру и набираю сообщение абонентам, просьбу отсоединиться и выйти на связь заново, а потом быстро привожу все в порядок.
<Баффи> Облом!
<Дебби> Улет!
<Поппи> Ты со мной?
Чатов в «Фрискайнете» около пятидесяти. Меню в прямоугольнике слева, и если провести по нему стрелку курсора, справа обозначаются ники, вымышленные имена тех, кто пользуется тем или иным чатом. Некоторые чаты, к счастью немногие, – опосредованные, в том смысле, что имеют посредника, в данном случае это почти исключительно я: посредник оживляет беседу, когда она затухает; следит за тем, чтобы не использовались слишком грубые словеса, и вышвыривает вон урода, который вклинивается с обычной фразой: «Ищу б… хочу е… – кто мне даст???» У каждого чата есть имя, странное, своеобразное, притягательное, непристойное: Молодежь. чат, Ледяная луна, Царство Авалона, Друзья Филиппо. чат, но в большинстве чатов речь идет о сексе: Секс. чат, Оралсекс. чат, Аналсекс. чат, Высрисьмневрот. чат, даже Подрочимвместеговоряомоейдевушке. чат, это – абонент Пипися27, который ждет, один-одинешенек, в прямоугольнике слева. Чаты СМ, то есть садо-мазо, в количестве четырех, всегда переполнены. У геев и лесбо пятнадцать чатов, девушки ведут со счетом восемь-семь. Некоторые используют чаты вместо телефона, например Чиновник31, который всегда отключается с одной и той же фразой: «Должен покинуть вас, ребята: пришел начальник». Кто-то в самом деле ищет кого-нибудь для чего-нибудь особенного и с первых слов просит поместить фотографию на сайт, сообщить E-mail и номер сотового: к чему терять время. Кто-то играет, изобретает себе маску и старается ей соответствовать, например Казанова32 см, Майя Замарашка-Свинюшка, Рейнхардт Юный СС, МистерМастер и ваш нижайший слуга, все строчными буквами, ибо слугам, рабам не дозволяется использовать в никах заглавные. В этих чатах почти никто не говорит на публику, не отправляет фразы торопливым нажатием кнопки в общее пространство, одну за другой, с опечатками от чрезмерной спешки. В этих чатах почти все пользуются режимом pvt, приватным, частным режимом: достаточно дважды кликнуть на имя в прямоугольнике справа, и можно говорить непосредственно с данным субъектом, в отдельном пространстве, наедине, и никто не может видеть фразы, которые пишутся на мониторе.