Хранитель ядов (СИ)
– Каких еще результатов? – Возмущение не исчезло из голоса юноши, но громкость он убавил. – Необходимо срочно изъять у него эликсир.
– И как ты себе это представляешь? – Я преградила путь Дакоту. – У них намечается приватная беседа в Заброшенной Беседке, а ты собираешься ворваться туда? Как это вообще будет выглядеть?
– Как спасение жизни.
– Замри, сын мясника! – Я уперлась ладонями в грудь юноши, невесть отчего вдруг решившего искать справедливости, и властно приказала: – Сядь.
На лице Дакота отразилась отчаянная внутренняя борьба, а затем он нехотя присел на траву. Терпеть не могу пользоваться статусом господской дочери, но разве у меня был выбор?
– Ты заходишь слишком далеко, Эксель.
– Я возлагаю на себя всю ответственность.
– Смело, госпожа Сильва. Но, черт побери, как же глупо.
– От тебя не требуется ничего, кроме веры. – Я подцепила пальцами его подбородок и мягко приподняла, высказывая молчаливую просьбу взглянуть на меня. – Веры в мои умения.
Дакот поднял голову, но старательно косился в сторону.
– Уж ты-то должен знать, что я не подвергну жизнь человека опасности без уверенности в достижении успеха.
– Твой эгоизм может затмить тебе глаза.
– Здесь нет эгоизма. – Боясь потерять еще больше драгоценного времени, я с силой сжала подбородок Дакота. От неожиданности он наконец взглянул на меня. – Послушай. Квин очень ее любит. А она оказывает ему определенные знаки внимания, но на признание ничего не отвечает. Если бы она отказала ему, Квин перестал бы терзать свое сердце и смог бы уже приступить к лечению душевных ран. Но она мучает его своим молчанием и непрекращающимся флиртом. Еще чуть-чуть и он просто сойдет с ума…
– О, Святые Первосоздатели, Эксель, неужто ты создала любовное зелье?!
От моих ногтей, впившихся в его кожу, Дакот зашипел.
– Ты же сам уверял меня, что я не ведьма. И тут же обвиняешь меня в создании зелий, мальчик. «Шато» – это, скорее, набор благовоний, способный усиливать уже существующие чувства. Лишь природный эффект и никакой магии!
За живой изгородью послышались приглушенные голоса.
– Начали общаться! – Я, предвкушая грандиозную сцену, повалила опешившего Дакота на траву и, вцепившись в ткань ворота его рубахи, потащила юношу к изгороди. – Вставай на колени! Прямо здесь!
– Что? – У Дакота был такой вид, словно я попросила его сунуть голову в горящее пламя печи. Наверняка он уже тысячу раз пожалел, что отправился со мной.
– Больше дела, меньше слов, сын мясника! – Я, возбужденно дыша, надавила обеими руками на его плечи, вынуждая встать на четвереньки. – Зелень слишком густая. Ничего не видно. Придется подсматривать сверху.
– Сверху? – непонимающе повторил за мной Дакот и повернул ко мне голову.
Скидывая туфли, я стойко удерживала рвущийся наружу смех. Но когда у наблюдавшего за мной через плечо Дакота поползла вниз челюсть от зрелища моего колена, а затем и бедра, появившихся из разреза на боку платья, пока я ставила ногу на его спину, чтобы затем вскарабкаться на него, меня прорвало. Я беззвучно хохотала, так и удерживаясь на одной ноге, а второй бессовестно давя на юношеский позвоночник. А глаза Дакота становились все шире – соизмеримо увеличивающемуся участку моей оголенной кожи. Если не потороплюсь, кое-кто будет осчастливлен зрелищем господского исподнего.
– Ты как будто ноги в первый раз увидел, – хмыкнула я, легонько шлепая Дакота по щеке, а в следующий миг уже ловко взлетая на его спину.
Промычав что-то нечленораздельное, юноша замер, превращаясь в нерушимую опору и предоставляя мне найти баланс в собственном теле. Покачавшись из стороны в сторону пару секунд, я наклонилась к изгороди и ухватилась за края для равновесия – благо сверху колючки не росли. Чтобы увидеть, что творилось за стеной, пришлось привстать на цыпочки.
Провал! Беседка с Квином и его пассией располагалась слишком далеко, чтобы я могла услышать хоть слово. Квин сидел ко мне спиной, а вот лицо девушки я видела вполне отчетливо. Но этого было мало для оценки воздействия «Шато».
– Дакот, – позвала я шепотом и поежилась, узрев его мрачный взгляд. – Ничего не слышно. Поэтому я воспользуюсь Вторжением.
– Постой, Эксель. – Спина под моими ногами затряслась. – Не смей!
Но я уже все для себя решила. Поймав в фокус глаза девушки, я прищурилась, мысленно выплескивая собственное сознание наружу. Доля секунды кромешной тьмы, мелькнувшие карие глаза, надвигавшиеся на меня с немыслимой быстротой, а затем моя сущность зависла в атмосфере чужого сознания.
Мгновенно сориентировавшись, я уменьшила свое присутствие до минимальных пределов, метафизически прячась в роще чужих мысленных владений.
Да, «Вторжение» – мое маленькое эгоистичное умение, дарованное высшими силами. Хотя я предпочитала думать, что это своеобразная компенсация за мою жизнь. В детстве я упала со скалы и ударилась головой, однако смерть не поспешила забрать меня на ту сторону. Похоже, в том возрасте я представляла из себя не слишком уж интересную душу, чтобы марать об меня когтистые лапы. Но спустя время во мне проявилась способность проникать в чужое сознание, и чем слабее был разум, тем легче было занимать малюсенькую частичку чужой территории. Это как посетить театральную постановку, где образы намного ярче и сумасброднее.
Но меня ни в коем случае нельзя приравнивать к ведьме. Я не злоупотребляю «Вторжением». А об умении знают только Эстер и Дакот. Даже мой отец пребывает в неведении о том, что его чудесная наследница способна вторгаться в разумы живых существ.
Как бы ни был человек уродлив душой или телом, его сознание всегда было прекрасно. Красочный бескрайний мир из вспышек эмоций, полупрозрачных цепочек мыслей и рваных остатков полузабытых сновидений. Один огромный радужный сон.
И вот теперь я находилась в сознании девушки, чья беспечная игра заставляла страдать славного юношу. Нэнни – так звали хозяйку сознания, – не могла обнаружить мое присутствие. Для нее я была мимолетной вспышкой, затерявшейся среди тысячи родных для ее сознания мерцаний. Мое вторжение всегда было деликатным. Я – аккуратный гость, сам убирающий за собой весь мусор.
Доля секунды и я уже видела глазами Нэнни, слышала то, что воспринимали ее уши, и чувствовала каждым миллиметром ее кожи. И прямо сейчас она пребывала в жутчайшем замешательстве. Цепочки белесых мыслей не текли плавным потоком, а прыгали и дергались, будто вода на порогах на горной реке. Хозяйка сознания сама не знала, о чем стоит думать и в каком направлении вообще размышлять.
Однако от волнения Нэнни отвлек посторонний шум. Чей-то приглушенный вскрик и тихое, но продолжаемое шуршание.
– Что это? – Девушка с беспокойством посмотрела на Квина. – Ты слышал что-нибудь?
– Вроде бы. – Квин оглянулся на живую изгородь. В лучах солнца, проникающих сквозь вьющуюся зелень, опутавшую стены Заброшенной Беседки, сверкнули капельки пота, обильно выступившие на его лбу. – Думаю, нам обоим показалось.
К сожалению, не показалось. Уж я-то точно знала, что это было за шуршание. Мое тело за изгородью, вмиг лишившееся сознания, утратило равновесие и рухнуло вниз. Надеюсь, что Дакот успел его поймать, и я не свернула себе шею. Хотя раз моя сущность все еще преспокойно гостит в сознании Нэнни, значит, тело в порядке. Ох и задаст мне Дакот, когда я вернусь обратно.
– Да, наверняка показалось. – Квин повернулся к Нэнни (и ко мне) и вновь оробел. Просто вытаращил глаза и плотно сжал губы, дрожа всем телом.
Ну же, парень, не трусь!
Наши с Нэнни глаза начали быстро-быстро моргать. Хлопает ресничками? Дешевый фокус! Но, судя по виду Квина, тот весьма серьезно воспринял очередную атаку флиртом. Очень жаль, но пунцовел славный малый не так красиво, как это делал Дакот.
«Такая свеколка…»
Мысль, пропитанная нестерпимой нежностью, и уж точно не моя. Нэнни?
Бледный худощавый юноша с лицом, покрытым рубцами, оставшимися от детских прыщей, очками в толстой оправе, превращающими его в вечно изумленную стрекозу, и выгоревшими на солнце длинными прядями… Что ты испытываешь к нему, Нэнни?