Летние истории
Я попробовала представить, как Цзин Ли обхватила за плечи оцепеневшую Судзуку и раскачивается вместе с ней в такт бодрому ритму Survival dAnce. Но поскольку я не знала, как они обе выглядят, достоверность получившейся картинки вызывала сомнения.
— А потом еще полиция нагрянула… — после небольшой паузы продолжила Макико.
— Что, Судзука пыталась поджечь бар?
— Да нет, — вздохнула сестра. — Уже после всего этого к нам на собеседование пришли две девчонки. Мы как раз искали людей, потому что Судзука ушла, Цзин Ли каждый день выходить на работу не может, в итоге на постоянке там только я, хозяйка и Тэцуко, которой уже за пятьдесят. С таким набором, чтоб клиенты не разбежались, пришлось бы вообще свет не включать… И вот нарисовались две девочки, говорят, что они подружки, ходят в один и тот же колледж. Хотят у нас работать, причем, как оказалось, могут приходить каждый вечер! Так что собеседование, конечно, было, но только для проформы — их сразу приняли. Назвались они Нодзоми и Ан, сказали, что псевдонимы им не нужны. Обе веселые, бойкие и вообще очаровашки.
Только вот с самого начала было понятно, что насчет колледжа они соврали. Волосы крашеные, корни отросли… у Ан не хватало одного зуба сбоку, а когда она улыбнется, видно, что коренные аж черные от кариеса. А у Нодзоми всегда волосы были как мочалка, и, если честно, иногда от нее плохо пахло. Ну и вообще, то, как они сидели, ели и так далее… сразу видно, что на них с самого детства всем было наплевать. Девочки говорили, что у них есть родители, что все в порядке. Но дома они явно не жили. Днем слонялись где-то вдвоем, а ночевали, наверное, у друзей или у парней своих, не знаю. Я пару раз видела, как они приносят с собой на работу сумки с грязным бельем. Но выбирать нам не приходилось, так что мы все дружно делали вид, что ничего не замечаем. Для них и выпить с клиентами не проблема, и энтузиазма у обеих хоть отбавляй — чуть ли не на шею хозяйке бросались с заверениями, что будут стараться изо всех сил. Сразу втянулись, с коллективом подружились, даже хозяйка их стала называть «милашки мои». Хорошие девчонки на самом деле.
Ну, как-то так и работали они у нас месяца два. И вот однажды вечером ждем их — а их нет, ни Нодзоми, ни Ан. Взяли и не пришли, без всякого предупреждения. Таких прогулов они себе никогда не позволяли, так что мы, конечно, удивились. Но они не пришли и на следующий день, и еще через день. По телефону тоже не отвечали. Хотя у них ведь и на работе все шло как по маслу, и с нами они хорошо ладили. Мы даже проводили с ними свободное время, ходили, например, поесть якитори после работы… Один раз вообще вместе в боулинг играли. Все уже давно поняли, что про колледж они нам врут, и эту тему даже не поднимали. Они тоже не парились, рассказывали про свои девичьи мечты, в которых диплом колледжа явно не фигурировал. Типа «Вот бы открыть свое кафе!»; «Наверное, прикольно работать в салоне красоты» или «Нет, все-таки лучше всего удачно выйти замуж и родить ребенка!». Хорошие девчонки оказались. И очень старательные. Если бы они захотели уволиться, они бы наверняка об этом сказали, а не пропали вот так ни с того ни с сего. Так что мы уже и сами заволновались. А тут вдруг полиция… В общем, если вкратце, оказалось, что какой-то мужик заставлял Нодзоми и Ан заниматься проституцией. Спать с клиентами, которых он для них находил. И в конце концов очередной клиент избил Нодзоми чуть ли не до смерти. Ее нашли в захудалой гостинице в Сёбаси…
Я молча подняла глаза на сестру.
— Кошмарная история… — Некоторое время Макико, будто в трансе, разглядывала смятую фольгу от сыра, а затем заговорила снова: — Кто-то из персонала позвонил в скорую, начался переполох. И через неделю после этого к нам пришли полицейские. Мы, конечно, слышали про тот случай в гостинице, но даже подумать не могли, что жертвой окажется наша Нодзоми. — Макико тяжело вздохнула. — Серьезно, на ней не было живого места. Особенно лицо… Нижняя челюсть сломана, все лицо всмятку. Бедняжка от боли сознание потеряла. Того парня, кстати, поймали. Ну, клиента. Обычная местная шпана. Похоже, он еще и под наркотой был. Нодзоми повезло, что она осталась жива.
Я только качала головой.
— В общем, когда полицейские взялись за это дело, то выяснили, что Нодзоми подрабатывала у нас в баре. — Макико чуть заметно поморщилась. — Оказалось, ей только четырнадцать.
— Надо же?! — изумилась я.
— А ее подружке, представь себе, тринадцать! По-хорошему они в школу должны были ходить, в седьмой класс… Ну и полиция стала допытываться, знали ли мы об этом, когда разрешили им у нас работать. И вообще, вдруг мы тут тоже заставляли девочек с кем-то спать.
— Ерунда какая.
— Разумеется, ничего такого не было! Но все же мы никак не предполагали, что они настолько маленькие… — помотала головой Макико. — Ну не выглядят они на тринадцать и четырнадцать. Мне до сих пор не верится. Кстати, Ан так и пропала. Никто не знает, где она.
— А Нодзоми как?
— Один раз я ходила в больницу ее навестить. — Макико взяла было новую банку пива, но, немного подумав, поставила ее обратно на столик. — Нодзоми лежала в одиночной палате. Лицо, плечи — все замотано бинтами и зафиксировано чем-то типа шин. У нее же челюсть была разбита вдребезги, есть она сама не может… так что всю нижнюю половину лица закрывает металлическая маска — только из отверстия торчит трубочка, через которую ей вводят питательный раствор.
Когда я зашла в палату, каким-то образом она все же меня узнала, хотя глаза у нее совсем заплыли, один большой синяк… Стала мычать что-то, даже попыталась подняться. А я ей: не надо, не надо, лежи! Села, смотрю на нее, шикарно, говорю, выглядишь. Хотела ее развеселить. Изобразила улыбку и сказала, это прямо как в том сериале, ну, помнишь, про девочку-детектива в железной маске. Правда, оказалось, что Нодзоми этого сериала не видела… Тогда я стала ей рассказывать разные забавные истории — как наша хозяйка недавно опростоволосилась, как один из клиентов выиграл в лотерею, и так далее… Нодзоми ничего не говорила, но смотрела на меня внимательно, мол, да-да, говори, я слушаю. В итоге я там пробыла почти час. Наверное, совсем ее утомила своей болтовней о всяких глупостях.
На прощание я ей опять улыбнулась, говорю: «Я к тебе еще приду, так что ты дай знать, если тебе что-нибудь нужно. В следующий раз принесу с собой большой йо-йо!» Потом спросила: «А твоя мама? Она приехала?» Тут Нодзоми вдруг как-то странно посмотрела… Ее мама, по словам хозяйки, живет на Кюсю. Знаешь, сколько ей лет? Всего тридцать. То есть она родила Нодзоми лет в шестнадцать. У нее сейчас еще двое маленьких детей от нового мужчины, мальчик и девочка, так что ей непросто вот так взять и сорваться сюда. С грехом пополам я все же выяснила у Нодзоми, что вроде как она все же приедет. «Вот и замечательно! — говорю. — Я тоже еще приду…» И хотела уже идти, но Нодзоми показала на блокнот и ручку, которые лежали рядом. Я подала ей, и она стала в блокноте что-то с трудом выводить. Смотрю, а там: «Прости, что так вышло с баром». Я ей: «Ты чего, с ума сошла?! Даже не думай извиняться! Как же тебе досталось, бедненькая моя…» Стала ноги ей растирать — мол, все будет хорошо, обязательно будет, точно-точно, ты уже совсем скоро поправишься, Нодзоми, мы сильнее, мы не сдадимся… Я пыталась улыбаться, но бесполезно — слезы катились градом. Нодзоми тоже расплакалась, бинты промокли насквозь, а я все терла и терла ей ноги как ненормальная…
В последнее время, стоит мне на что-нибудь посмотреть, у меня сразу начинает болеть голова. Она постоянно со мной, эта боль. Все, что я вижу, через глаза попадает ко мне в голову, это я понимаю. Но как оно потом оттуда выходит? Через слова? Через слезы? А если человек вдруг не может ни плакать, ни говорить, не может выплеснуть из себя все, что накопилось в глазах… наверное, тогда все эти трубочки, которые связывают его глаза с остальными частями тела, скоро раздуются и переполнятся. Ему станет трудно дышать, а внутри все будет раздуваться и раздуваться дальше, и в конце концов он больше не сможет открыть глаза. Никогда.
