Летние истории
Может, дело в чудесном ощущении, когда держишь на ладони гроздь винограда. Как бы объяснить… Виноградинки как будто приклеены друг к дружке, даже совсем маленькие, ни одна не падает. А потом одно движение — и они легко сыплются вниз, не слишком легкие, не слишком тяжелые… понимаешь? Нет? Ха-ха. Ну ладно. Не знаю, может, для меня уже тогда виноград был связан с ощущением чуда, а может, я придумала это потом — типа, раз уж я так из-за этого винограда расстроилась, значит, что-то в нем есть.
И вот через пару часов мама ушла на работу, и отец тоже куда-то ушел, что случалось редко. А я так и сидела, сжавшись в углу, и плакала с полотенцем в зубах. Сколько же Маки тогда было лет? Бедная Маки — пришлось ей все бросить и меня утешать, но я никак не могла успокоиться.
Тогда она велела мне: «Нацуко, закрой глазки и не открывай, пока я не скажу». Я спрятала лицо в колени и продолжила плакать. Не знаю, сколько я так просидела, когда Маки снова подошла ко мне и говорит: «Пойдем со мной, только глаза пока не открывай». Она взяла меня за руку, помогла встать и повела. Мы прошли три шага, и она торжественно сказала: «Открывай!»
Открыв глаза, я не узнала нашу комнату: она была увешана носками, полотенцами, салфетками, мамиными трусами — в общем, всем, что оказалось у Маки под рукой. Все это свисало из ящиков, болталось на ручках шкафа, на абажуре, на веревке для сушки белья, и Маки мне сказала: «Сейчас будем вместе собирать виноград! Смотри, сколько его тут! Это особенный виноградник, только для нас с тобой». После этого она взяла меня на руки, подняла повыше и такая: «Ну, давай, попробуй сорвать вон ту гроздь!» Я послушалась, а Маки принялась считать, сколько я собрала: «Одна, две, три…»
Сидя на руках у сестры, я одну за другой срывала так называемые грозди: сначала носок, потом трусы, потом еще что-то… Маки принесла с кухни дуршлаг, и мы складывали туда мою добычу, как в корзинку. Наверняка Маки было тяжело меня держать, но она терпела, улыбалась, показывала, где еще остались несобранные «грозди». В общем, устроила для меня поездку на виноградник, почти как настоящую. Мило, но грустно, а? Но я старательно собирала все, что Маки развесила. Я знала, это ненастоящий виноград. Его нельзя съесть, и на ощупь он совсем другой, но это воспоминание о сборе винограда у меня есть. Благодаря сестре.
Мидорико молча смотрела в окно. За рассказом я и не заметила, что наша кабинка успела миновать верхнюю точку. Небоскребы за окном становились все выше, земля — все ближе. Куда ни посмотри, везде мерцали бесчисленные огоньки.
— Даже не знаю, с чего я все это рассказала. — Я тряхнула головой, издав виноватый смешок.
Подумав немного, племянница взяла ручку и написала в своем блокноте: «Потому что цвет такой».
Она показала рукой на фиолетовую дымку над городом, коротко взглянула на меня и снова уткнулась в окно. Небо растекалось между дорогим сердцу прошлым и пока еще неизвестным будущим, оставляя позади штрихи облаков, точно проведенные усталым пальцем. Последние лучи солнца нежно подсвечивали их края оттенками фиолетового, розового и ультрамарина. Казалось, стоит вглядеться, и увидишь ветер, стоит протянуть руку, и пальцы коснутся оболочки нашего мира. На ней все новые цвета играли неповторимую мелодию этого вечера.
— И правда, мы как будто внутри огромной виноградины, — улыбнулась я.
День подходил к концу. Наша кабинка была уже недалеко от земли и с негромким поскрипыванием опускалась все ниже. С платформы нам махал рукой служащий. Когда мы подъехали, он открыл дверцу, и Мидорико легко выпрыгнула наружу. Дневной зной ушел, и потная футболка слегка холодила кожу. В воздухе стоял густой аромат летнего вечера.
7. Все, что кажется нам привычным
Макико говорила, что вернется к семи, но не появилась ни к восьми, ни к девяти. Я много раз пыталась до нее дозвониться, но сразу включался автоответчик. Телефон у нее либо сел, либо был выключен.
— Маки, привет! Я волнуюсь… Перезвони мне сразу, как это услышишь, — записала я сообщение и нажала на кнопку завершения разговора.
Надо было решать насчет ужина. Последнего совместного застолья в Токио… Наверное, я зря драматизирую, ведь Макико и Мидорико приехали всего на пару дней. Но все же можно, например, выбраться в другой район ради такого случая. Я предполагала дождаться Макико, а потом решить — вдруг у нее есть какие-то особые пожелания. Но Макико все не возвращалась. Можно было бы сходить с Мидорико в магазин, купить продукты, приготовить что-нибудь несложное и перекусить с ней дома. Но у меня дома нет даже риса, придется столько всего покупать. Да и готовить, если честно, мне не хотелось: поздно, я устала, да и вообще я это не люблю. К тому же и смысла нет: только-только мы разовьем всю эту бурную деятельность, как Макико явится домой.
— Когда Маки вернется, пойдем в тот китайский ресторанчик? Конечно, мы там вчера уже были, но сегодня можно заказать другие блюда, — предложила я Мидорико. — Вот увидишь, она вернется с минуты на минуту.
Чтобы скоротать время, я рассматривала книжные полки, прикидывая, что из книг можно предложить племяннице, потом принялась листать журналы. Мидорико терпеливо ждала, строча что-то в своем блокноте-дневнике. Но прошло десять минут, потом двадцать, потом час, а от Макико так и не было никаких новостей.
— Мидорико, пойдем купим чего-нибудь, — обратилась я к девочке.
Подождав до пятнадцати минут десятого, я оставила на столике записку со словами: «Мы в магазин, скоро будем» — и вместе с Мидорико вышла из квартиры. Поколебавшись, дверь я решила не запирать.
Нас окутала теплая летняя ночь, напоенная влагой. В воздухе витал легкий запах дождя. Сквозь тонкие подошвы сандалий, которые я несколько лет назад купила в магазине «Все по 100 иен», ощущалась шероховатая поверхность асфальта. Воображение тут же нарисовало мне красочную картину из гипотетического будущего: осколок стекла дырявит подошву, вонзается в свод стопы, хлещет кровь… Мидорико шла чуть впереди меня. На ее тонких прямых ногах белели гольфы до колен — в темноте казалось, что это просвечивают кости. Я вдруг вспомнила о книге, которую пыталась писать. Она у меня застопорилась на полпути, и вот уже несколько месяцев ни туда ни сюда. От одной мысли о ней на душе вновь повисла тяжесть.
Кондиционер в мини-маркете работал на полную катушку, так что кожа покрылась мурашками. Разглядывая товары на полках, мы обошли все секции. Мидорико следовала за мной с абсолютно безучастным видом: ни разу не остановилась, не взяла ни один из товаров в руки, чтобы рассмотреть получше. «Может, хочешь печенья? Или мороженого?» — спрашивала я, но девочка почти не реагировала на мои вопросы. Только медленно качала головой, и то не сразу, а после внушительной паузы. Наконец я сняла с полки упаковку хлеба из шести ломтиков, объяснив Мидорико:
— Возьмем пока хлеба на завтрак… а с сегодняшним ужином еще немного подождем, Маки же все-таки должна вернуться.
Тут автоматические двери магазина раскрылись, радостным «динь-дон!» оповещая продавца о прибытии новых посетителей. Сперва вбежали дети, а вслед за ними, переговариваясь между собой, вошли несколько взрослых — видимо, их родители. По раскрасневшимся щекам взрослых и их заливистому смеху я поняла, что некоторые из них уже пьяны. Судя по донесшимся до меня разговорам, вся эта дружная компания пришла сюда докупить петард, чтобы потом всем вместе отправиться их запускать. Дети, все как на подбор загорелые, сгрудились у тележки с пиротехникой возле кассы и радостно галдели. Мидорико впилась в них сосредоточенным взглядом.
— Хочешь, мы тоже купим фейерверк? — предложила я, но моя племянница не шелохнулась.
Подождав, пока дети отойдут, я заглянула в тележку. Там лежали упаковки с самой разной пиротехникой: бенгальские огни, крутящиеся «волчки», маленькие ракеты с парашютами, петарды… В голове пронеслись воспоминания. Вот мы с Макико, еще совсем маленькие, зажигаем от свечки бенгальские огни. Пламя свечи дрожит под вечерним ветерком, мы осторожно прикрываем его ладонями, чтобы не погасло. Смотрим, как огонек перепрыгивает на черный конец палочки. Запах пороха, шипение искр. Отблески огня выхватывают лица из темноты, много человеческих лиц, колышущихся в клубах дыма.