Симулакрон

Такси— автомат продолжало ползти дальше, нырнуло под полог густо переплетенных лиан, а затем перед его пассажирами снова предстали руины какого-то городка.
Ровные ряды гниющих в сырости деревянных домов с поблекшими указателями на стенах и выбитыми окнами. Однако, как оказалось, город не был покинул жителями. То здесь, то там, на тротуарах, через трещины которых пробивалась серная трава, Нату попадались на глаза люди или, вернее, — отметил он про себя — чап-чапычи. Пять или шесть из них, спотыкаясь, медленно и неуклюже брели по каким-то своим делам, если таковые у них еще были. Одному Богу известно, чем можно было здесь заниматься. Ни телефонов, ни почты…
Может быть, подумалось ему, Конгросяну по душе умиротворяющая тишина и спокойствие здешних мест. Здесь было непривычно тихо, единственными звуками было слабое постукивание об асфальт крохотных капелек моросящего дождя, вернее даже, влаги, выпадающей из тумана. Может быть, стоит только привыкнуть к этому и…
Но он тут же четко себе представил, что никогда не смог бы привыкнуть к этому. Слишком уж явно заметен был характерный для этих мест полнейший упадок, отсутствие какого бы то ни было роста или развития. Они, конечно, несчастные создания! — отметил он про себя, вот только руки совсем опускать им никак уж нельзя, они обязаны поддерживать в приличном состоянии свои поселения. То же, что предстало здесь его взгляду, наполнило его унынием.
И, подобно Молли, он уже тоже раскаивался в том, что связался с этой поездкой.
— Я бы очень долго и мучительно думал, — произнес он громко, прежде, чем закопаться в такой дыре. Но стоит в себе ощутить способность на такой поступок, как уже легко можно смириться с самым трудным аспектом жизни.
— В чем же он заключается, этот самый трудный аспект жизни?
— В безраздельном господстве над нами прошлого, — ответил он. — В таких местах прошлое господствует над душами и умами людей всецело, во всех без исключения отношениях. Их общее прошлое — война, которая непосредственно предшествовала этой эпохе, и вызванные ею последствия.
Экологические изменения, коснувшиеся условий жизни каждого человека. Это своего рода музей, но музей живой. Музей, свидетельствующий о развитии рода человеческого вроде бы по спирали…
Он зажмурил глаза. Интересно, подумал он, рождаются ли дети у чап-чапычей? Генетически этому ничто не мешает. Я это точно знаю. Эта ветвь человечества явно ущербна — но тем не менее это одна из ветвей человечества, и она растет дальше.
Они выжили. И это даже очень неплохо, учитывая сложившуюся здесь окружающую среду, для эволюционного процесса. Именно так и работает эволюция, еще со времени появления первых трилобитов. Ему стало не по себе от мысли.
И затем вот что еще он отметил про себя — я видел уже это внешне уродливое отклонение раньше. На картинах. В реконструкциях. Эти гениальные догадки оказались весьма правдоподобными. Не исключено, что потом они еще были откорректированы с помощью аппаратуры фон Лессинджера. Сутулые тела, массивные челюсти, неспособность питаться мясом из-за отсутствия резцов в качестве передних зубов, значительные затруднения с речью вследствие неразвитости гортани…
— Молли, — произнес он вслух, — вы догадываетесь, кем они на самом деле являются, эти чап-чапычи?
Она кивнула.
— Неандертальцами, — предположил Джим Планк. — Это никакие не мутанты, появившиеся в результате воздействия радиации, это регресс эволюции, проявление атавистических черт.
Такси— робот продолжало упрямо ползти через городок чап-чапычей.
Разыскивая слепо, чисто механически, расположенное неподалеку прибежище всемирно известного пианиста Ричарда Конгросяна.
 
Глава 9
Рекламка Теодоруса Нитца пропищала:
— В присутствии незнакомых разве вы не чувствуете временами себя так, будто вы вообще не существуете? Разве вам не кажется, что они вас не замечают, ведут себя так, будто вы невидимы? То ли в автобусе, то ли в салоне космического корабля вы разве временами не обнаруживаете, обведя взглядом окружающих, что никто из них, абсолютно никто не то что не обращает на вас никакого внимания — даже вида не подает, будто вас видят, вы им всем совершенно безразличны и что, весьма возможно, даже…
Маури Фрауэнциммер тщательно прицелился и подстрелил рекламку Нитца из своего дробовика, заряженного шариками с двуокисью углерода, когда она присела на дальней стене его захламленного кабинета. Она протиснулась сюда еще ночью и утром приветствовала его своими с металлическим привкусом разглагольствованиями.
Сбитая рекламка свалилась на пол. Маури раздавил ее всем весом своего плотного, крепко сбитого тела, а затем вернул свой дробовик на специальную подставку для него.
— Почта, — произнес Чик Страйкрок. — Где сегодняшняя почта?
Он искал ее в кабинете повсюду с первого же мгновенья после своего прибытия на работу.
Маури с шумом потягивал из чашки горячий кофе.
— Посмотри сверху вон тех папок. А вон той тряпкой мы обычно чистим литеры пишущей машинки.
Он откусил кусочек посыпанного сахарной пудрой пончика. Маури сразу же сообразил, что Чик ведет себя как-то странно, и теперь его занимало, что же это означало.
— Маури, — неожиданно окликнул его Чик, — здесь у меня кое-что для вас написано.
Он бросил на стол вчетверо сложенный лист бумаги.
Даже не разворачивая его, Маури заранее знал его содержание.
— Я увольняюсь, — сказал Чик.
Лицо его было бледным.
— Пожалуйста, не надо, — сказал Маури. — В любую минуту может случиться что-нибудь такое, благодаря чему мне удастся продлить — и довольно надолго — существование фирмы.
Он так и не развернул заявление Чика, оставив его валяться там, где Чик его швырнул.
— Чем же ты станешь заниматься, когда уйдешь отсюда?
— Эмигрирую на Марс.
На столе зажужжал интерком, в его громкоговорителе раздался голос Греты Трюп.
— Мистер Фрауэнциммер, вас хочет видеть мистер Гарт Макри. С ним вместе еще несколько джентльменов.
Интересно, кто это, подумал Маури.
— Пока не пускайте их, — сказал он Грете. — Я совещаюсь с мистером Страйкроком.
— Занимайтесь-ка лучше своим бизнесом дальше сами, без меня, решительно заявил Чик. — Я ухожу. Свое заявление я оставляю у вас на столе. Пожелайте мне удачи.
— Желаю удачи.
Маури чувствовал себя очень удрученным, почти что больным. Он тупо глядел на стол, пока дверь не открылась, а затем и закрылась за покинувшим кабинет Чиком. Ну и паршиво же начался рабочий день, отметил про себя Маури. Подняв заявление, он развернул его, пробежал взглядом написанное и снова сложил лист. Затем нажал кнопку интеркома и произнес:
— Мисс Трюп, впустите — как вы там назвали… мистера Макри, что ли?
Вместе с сопровождающими его джентльменами.
— Слушаюсь, мистер Фрауэнциммер.
Дверь кабинета отворилась, и Маури тотчас же весь подобрался, ибо сразу же сообразил, что это важные правительственные чиновники; двое из них были в серой форме национальной полиции, а у главы всей делегации, очевидно этого самого Макри, была осанка и манера держаться высокопоставленного представителя исполнительной власти, другими словами стопроцентного госта. Неуклюже поднявшись из-за стола, Маури протянул руку и сказал:
— Господа, чем могу быть вам полезен?
Пожав ему руку, Макри произнес:
— Это вы — Фрауэнциммер?
— Верно, ответил Маури.
Сердце его учащенно забилось, от волнения даже перехватило дух.
Неужели они собираются прикрыть его? Примерно вот так же полиция нагрянула и в Венское училище психиатров.
— что я такого совершил? — спросил он и сам услышал, как задрожал его голос от самых мрачных предчувствий.
Макри улыбнулся.
— Пока что — ничего особенного. Мы здесь с целью приступить к обсуждению вопроса относительно размещения одного заказа вашей фирме.
Однако, для этого требуется статус гост. Разрешите отключить ваш интерком?