Валис

Шерри не любила наркоманов, и на то были причины. Наркоманы ежедневно появлялись с новыми уловками. Особенно ее бесило даже не то, что они выдуривали у церкви деньги, а то, что потом похвалялись этим. Однако поскольку наркоманы не слишком-то любят друг друга, они обычно появлялись в церкви, чтобы заложить своих приятелей. Шерри вносила имена в черный список.
Как правило, после работы в церкви она приходила домой, ругая на чем свет стоит ужасные условия, рассказывала, что наркоманы придумали на сей раз и как Ларри, священник, сидит сложа руки и ничего не предпринимает.
Прожив с Шерри неделю, Жирный узнал о ней намного больше, нежели за предыдущие три года знакомства. Шерри была обижена на все живое. Чем больше она имела дела с кем-то или чем-то, тем больше обижалась. Великая эротическая любовь ее жизни приняла форму священника – Ларри. В тяжелые времена, когда она в буквальном смысле умирала от рака, Шерри сказала Ларри, что самое сильное ее желание – переспать с ним. На что Ларри ответил (это поразило Жирного, который ожидал иного ответа), что он, Ларри, никогда не смешивает свою общественную жизнь с деловой. (Ларри был женат и имел троих детей и внука.) Шерри по-прежнему любила его и хотела лечь с ним в постель. Она понимала, что потерпела фиаско.
Единственный, по ее мнению, положительный момент состоял в том, что когда Шерри жила у сестры – или, наоборот, умирала у сестры, как любила она говаривать, – у нее случился приступ, и отец Ларри приехал, чтобы отвезти ее в больницу. Когда он взял Шерри на руки, она поцеловала его, и Ларри ответил ей «французским поцелуем». Шерри не раз рассказывала об этом Жирному. Она тосковала по тем временам.
– Я люблю тебя, – сообщила Шерри Жирному однажды ночью, – но по-настоящему я люблю Ларри, потому что он спас меня, когда мне было плохо.
Вскоре Жирный пришел к мнению, что религия в церкви Шерри – дело десятое. Главным же было отвечать на телефонные звонки и рассылать почту. Какие-то мутные личности – которых могли звать Ларри или Мо, или Кёрли, как казалось Жирному, – толкались в церкви, получая жалованье несравнимо выше, чем у Шерри, и при этом ни черта не делали. Шерри всем им желала скорейшей смерти. Она всегда с удовольствием рассказывала об их неприятностях – как у кого-то не завелась машина, кого-то оштрафовали за превышение скорости, а кого-то отругал отец Ларри.
– Эдди скоро вытурят с работы, – говорила Шерри, едва войдя в дом. – Так и надо маленькому говнюку.
Один нищий вызывал у Шерри хроническое раздражение. Этот человек по имени Джек Бамбина, по словам Шерри, рылся в помойках и выискивал там презентики для нее. Джек Бамбина обычно появлялся, когда Шерри была в церкви одна, и вручал ей замызганную коробку с «гостинцами» и приложенной запиской, в которой сообщал о своем намерении посвататься. Шерри с первого взгляда распознала в нем маньяка и всерьез опасалась, что когда-нибудь Джек Бамбина прикончит ее.
– Когда он опять придет, я позвоню, – говорила он Жирному. – Не собираюсь оставаться с ним наедине. Во всем Епископальном фонде не найдется таких денег, чтобы компенсировать мне общение с Джеком Бамбиной, особенно учитывая, сколько они мне платят, а платят мне ровно вполовину меньше, чем получает говнюк Эдди.
Мир для Шерри разделялся на бездельников, маньяков, наркоманов, гомиков и друзей-предателей. Не видела она пользы и в мексиканцах с неграми. Жирный не уставал удивляться полному отсутствию в ней христианского милосердия. Как могла Шерри работать в церкви – и хотеть работать там, – если она не любила, боялась и презирала любое человеческое существо из числа ныне живущих и все время жаловалась на жизнь?
Шерри обижалась даже на свою сестру, которая приютила ее, кормила и заботилась о ней, когда Шерри была больна. Причина: Мэй ездила на «мерседесе» и имела богатого мужа. Но больше всего Шерри обижалась на свою лучшую подругу Элеонору; та сделала карьеру – стала монахиней.
– Вот я тут подыхаю в Санта-Ане, – не уставала повторять Шерри, – а Элеонора разгуливает по Лас-Вегасу.
– Ты не подыхаешь, – поправлял ее Жирный. – У тебя ремиссия.
– Но она-то об этом не знает. Что за место для религиозной деятельности, Лас-Вегас? Небось торгует своей задницей в…
– Ты говоришь о монахине.
Жирный встречался с Элеонорой, и та ему понравилась.
– Если бы я не заболела, то тоже была бы монахиней, – сказала Шерри.
Чтобы беспрестанно не выслушивать бред Шерри, Жирный заперся в спальне, которую использовал в качестве кабинета, и снова взялся за экзегезу. Написано было уже почти триста тысяч слов, и из всей этой груды он начал извлекать то, что окрестил: «Трактат: Cryptica Scriptura» (смотри Приложение), то есть «Тайные размышления».
Жирному казалось, что заглавие на латинском выглядит солиднее.
Здесь он начал терпеливо излагать свою космогонию. Космогония – технический термин, описывающий «как появился космос». Мало какие личности создают космогонию, обычно для этого требуются целые культуры, цивилизации, народы или племена. Жирный прекрасно знал об этом, а посему безмерно гордился тем, что изобрел свою собственную космогонию. Он назвал ее
Два источника космогонии
В его дневнике – или экзегезе – она шла под номером 47 и стала на тот момент самым длинным пассажем его записей.
47. Единый был и одновременно не-был, и стремился отделить не-было от было. Поэтому он генерировал диплоидный сосуд, который, подобно скорлупе яйца, содержал пару близнецов – каждый из них андрогинной природы, – вращающихся в противоположных направлениях (Инь и Ян даосизма, где Единый есть Дао). Единый планировал, что оба близнеца «вылупятся» одновременно. Однако, мотивируемый желанием быть (которое Единый имплантировал в обоих близнецов), близнец, вращающийся против часовой стрелки, пробился сквозь скорлупу и вышел оттуда преждевременно, то есть до срока. Это был темный близнец, или Инь. Следовательно, он оказался дефектным. Более мудрый близнец оставил скорлупу в срок. Каждый из близнецов сформировал унитарную энтелехию – единый живой организм, обладающий психо и сомой и вращающийся в направлении, противоположном вращению двойника. Полностью развившийся близнец, именуемый Первой формой Парменида, правильно проходил все стадии роста, тогда как преждевременно «вылупившийся» близнец, называемый Второй формой, начал чахнуть.
На следующем этапе плана Единого Двум надлежало стать Множеством посредством диалектического взаимодействия. Как гипервселенные они проецировали подобный голографическому интерфейс, который является полиформенной вселенной, где мы, создания, и обитаем. Два источника должны были в равных долях участвовать в создании нашей вселенной, но Вторая форма продолжала скатываться в болезнь, безумие и хаос. Эти аспекты она и проецировала в нашу вселенную.
По замыслу Единого, наша голографическая вселенная должна была служить обучающим инструментом для всего многообразия живых существ до тех пор, пока они не станут изоморфичны Единому. Однако постоянное разрушение гипервселенной II стало фактором, разрушающим нашу голографическую вселенную. В этом причина энтропии, незаслуженных страданий, хаоса и смерти, равно как и Империи и «Черной Железной Тюрьмы». Короче, причина прекращения нормального и здорового развития форм жизни в голографической вселенной. Чудовищно ослабла и обучающая функция, поскольку только сигнал из гипервселенной I нес информацию, тогда как сигнал из гипервселенной II превратился в помехи.
Психо гипервселенной I отправило микроформу себя в гипервселенную II в попытке излечить ее. В нашей голографической вселенной эта микроформа проявилась в виде Иисуса Христа. Однако гипервселенная II, будучи безумной, немедленно ввергла в мучения, унизила, отвергла и, в конце концов, уничтожила микроформу целительного психо своего здорового близнеца. Затем гипервселенная II продолжила превращаться в слепой, механический, бесцельный и непроизвольный процесс. Тогда задачей Христа (точнее, Святого Духа) стало либо спасти формы жизни голографической вселенной, либо устранить все влияние гипервселенной II. Действуя с максимальной осторожностью, он приготовился уничтожить больного близнеца, так как излечить его было невозможно – он не позволял излечить себя, поскольку не понимал, что болен. Эта болезнь и безумие проникают в нас, делая идиотами, обитающими в личных нереальных мирках.
Изначальный план Единого теперь можно осуществить, только разделив гипервселенную I на две здоровые гипервселенные, которые превратят голографическую вселенную в действующую обучающую машину, какой она и должна быть. Для нас настанет то, что мы привыкли называть Царством Божьим.
В реальном времени гипервселенная II пока остается живой – «Империя бессмертна». Но в вечности, где существуют гипервселенные, она была уничтожена – в силу необходимости – здоровым близнецом, нашим защитником. Единый скорбит, поскольку любил обоих близнецов, следовательно, информация Вселенского Разума содержит трагическую историю о смерти женщины, генерируя душевные страдания и муки во всех существах голографической вселенной. Этому придет конец, когда здоровая гипервселенная разделится, и наступит Царство Божье.
Эта трансформация – от Века Железного к Веку Золотому – в реальном времени сейчас идет, в вечности же она полностью завершена.